решив пока придерживаться прежней линии, и не высказывать своих суждений ни по какому поводу и ни на чей счёт.
– Если надо, то съем и не подавлюсь. – Насколько мог твёрдо, заявил новенький. Чем заставил с уважением посмотреть на него остальных находящихся в палате людей. Ну а старожил, поняв, что нахрапом новичка не возьмёшь, меняет тактику и начинает заводить околичные разговоры.
– Блажен верующий. – Многозначительно говорит старожил, намёкливо кивнув соседям по кроватям в сторону только им известных обстоятельств. – А мы, что уж греха таить. Уже не столь наивны и простодушны. И, пожалуй, уже не может с беззаветным доверием новичков смотреть на своих лечащих врачей, которых мы по прибытию сюда боготворили, а сейчас, когда мы столько повидали и так до сих пор не исцелены, то мы имеем своё должное право, не видеть во врачах каких-то кудесников – они для нас потеряли своё сакральное значение и мы смотрим на них как на обычных людей, вооружённых медицинской квалификацией. Так ведь Иппи? – старожил обращается с вопросом к одному из наиболее комфортно, – там было всё для его не скучного пребывания в палате, – у себя на кровати устроившемуся больному со странным лицом – оно время от времени передёргивалось, и его глаза смотрели во внешние пределы, проходя взглядом через призму своего носа. – Наверное, таким образом, советуется со своим мнением. – Подумал новичок. Хотя быть может, это ему только так показалось.
Ну а этот Иппи, с какой-то прямо злобой посмотрел на новичка, который ему ничего и не сделал и, согласно кивнул в ответ старожилу. Ну а старожил другого и не ожидал увидеть от Иппи. И он продолжает свой ликбез. – И это тебе говорят те, кто пока ещё говорить может. – Зловеще проговорил старожил, после чего со своей койки наклонился в сторону кровати новичка и со страшной многозначительностью добавил. – А ведь есть и те, кто уже и сказать ничего в оправдание залечившего их врача не сможет. – На этом месте старожил замолкает, и палата погружается в тревожную тишину. Во время которой, новичку становится совсем не по себе, хотя бы оттого, что у него опять поднялась температура. Ну а то, что все на него осуждающе смотрят, – он посмел занять сторону врачей, а не больных, кем он вообще-то является, – то это сопутствующий подъёму накала его внутренней обстановки организма фактор.
Но всё же новичок как никак свой, плоть от плоти больной, и неважно какой болезнью, лишь бы только не заразной, и то, что он так поспешно и скорей всего, не подумавши принялся защищать своего лечащего врача, понимаемо старожилом – он ведь тоже был в своё время новичком, и так же как он, ни смотря ни на что, принципиально хотел жить и трясся от страха за себя, видя для себя спасение в своём лечащем враче. Пока не понял, что в этом, как и в другом любом деле, всегда нужно рассчитывать только на себя. Ведь твой же организм противостоит и борется с болезнью. И от твоего боевого духа, в итоге и будет зависеть выживаемость гарнизона крепости под названием организм.
И старожил, дабы разрядить обстановку и помочь новичку влиться в новый для себя коллектив, с кем ему предстоит столько дней и ночей находиться в одном помещении, и вместе столько всего пережить, где на пути к своему выздоровлению могут быть и свои потери, – а для этого для начала было бы не плохо познакомится и понять, что им от тебя, а тебе от них ожидать, – начинает эти ознакомительные мероприятия.
Ну а так как место для знакомства было не столь простое, со своей налагающей на ход мыслей специфичностью, то и знакомство началось по особому, не через озвучивание своих, может быть и весьма знаковых имён, что здесь, в этих местах ничего не значит, а оно началось с самых здесь значимых, в некотором смысле судьбоносных вещей, которые и будут определять всё твоё будущее под этими клиническими сводами. Речь, конечно, зашла о той болезни, которая и привела сюда новичка. Ведь оттого, что так болезненно мучает новичка и будет в дальнейшем зависеть то, как будет организованна и потечёт его жизнь здесь (на долго ли, это совсем другой вопрос, находящийся в компетенции высших сил и частично лечащего врача).
И если, к примеру, – пример приводится по незнанию того, какая болезнь привела сюда новичка, – новичка ждёт впереди сложная операция, и всего вероятней, явно с риском для жизни, то всем, кроме разве что новичка, которому со своей стороны нужно готовиться к операции и себя успокаивать, нужно будет приготовиться к большим ставкам, которые непременно последуют накануне операции новичка. Ведь любая операция, даже сама простая с шунтированием коронарных узлов сердца – это было сказано для красного словца – это всегда определённый риск. А вот какой, то даже ведущий хирург золотые руки и скальпель не скажет, а вот местный букмекер Григорий, посмотрев на листочек, где расписаны ставки, со знанием дела скажет. – Одна к трём на новичка, и всё по тому, что мне его цвет лица нравится. А вот вчера шансы у него были не столь высокие, и я бы дважды подумал, прежде чем на него ставить.
– А я на все ставлю на дьявола, который обязательно приберёт его к себе. – Влезает со своей ставкой Иппи и опять в палате начинается теологический спор насчёт будущего новичка, если, к примеру, ставка Иппи выиграет. Ведь букмекеры такой ушлый народ, что они обязательно захотят воспользоваться в свою сторону возникшей коллизией со ставкой Иппи. – Ничего я, мол, не знаю, – начнёт нос воротить местный букмекер Григорий, когда Иппи потребует от него выигрыш, – как по мне, то новичок был отличным малым и ему место на небесах. И значит, твоя ставка бита. – Ну а то, что многие считают, что этот Иппи сам находится в близких сношениях с тем, за кого он радел и делал ставку, и значит, определённо был в курсе его намерений насчёт новичка, за которым есть свой должок (кто не без греха), не принимается в расчёт Григорием, у которого возможно имеются свои будущие счёты с этим зажизненным воротилой. И поэтому Григорий, пока не пришёл час расплаты, щемит по всем фронтам своего запредельного кредитора и набирает побольше долгов.
Ну а старожил, понимая насколько важен рассматриваемый вопрос, располагающим к откровенности ответа тембром голоса спрашивает новичка. – Ну и с чем ты к нам прибыл? Если, конечно, это не секрет. – Сделал оговорку старожил. Ну а новичок, даже если бы он был крайне замкнутым на себе человеком и до степени глухоты скрытным, не может проигнорировать такую обращённую к себе заинтересованность, с долей участия в его судьбе. Ведь о чём не может смолчать человек, так это о своей болезни, о которой он много чего может порассказать нового, даже если о ней всё в медицинских справочниках описано. К тому же ему, как и всякому другому заболевшему человеку, подспудно кажется, что делясь историей своей болезни с другими людьми, он не просто облегчает для себя течение своей болезни, а он в некотором роде ищет пути к её излечению – вдруг традиционные методы лечения окажутся бессильны, то тогда придётся обращаться к нетрадиционным и отчасти экспериментальным, о которых он посредством вот таких разговоров и узнает.
При этом от его ответа будет зависеть, как его примет палата. И поэтому его ответ не должен быть чересчур высокомерным: «Да ваши никчёмные болезни, – У тебя что? Грыжа! Тьфу! А у тебя? Турбулентность внутренних органов. Какая чушь! – все вместе взятые, в подмётки моей страшной болезни, – чьё название с первого и даже с десятого раза не выговоришь и не запомнишь, а это что-то да значит, – не годятся», – и в тоже время мимо ушей пролетающим: «Да у него всего-то, как у Петровича из третьей палаты, оккультизм сердечного клапана», – а должен, не зарываясь, с должным напором звучать и оказывать нужное влияние на чувства слушателей.
И новичок с вымученным видом, с больным и страдающим взглядом, окидывает находящихся в палате людей, ждущих от него ответа, от которого столько всего для него будет зависеть, и голосом с нервным надрывом, мол, вот как со мной всё откровенно плохо, даёт свой ответ. – У меня… – новичок, сделав трагическую паузу перед тем, как озвучить вынесенный ему судьбой приговор, смотрит на старожила, и названием своей болезни в момент потрясает всех и в том числе стены этой палаты, ни разу не слышавших таких труднопроизносимых и невероятных диагнозов (а они-то ещё больше всех слышали).
– У меня в боку болит. – Говорит новичок, введя в непонимание и умственный ступор всех старожилов палаты. И всё потому, что они за долгое своё пребывание здесь, в этом медицинском учреждении, отвыкли от простой речи, – их образ мышления по мере затягивающегося пребывания здесь претерпел кардинальные изменения, и они стали забывать о жизни за этими стенами и, впитывая в себя внутренний дух клиники, всё больше мыслили медицинскими терминами и понятиями, – и понятно, почему они оказались в таком удивлении, а некоторые и вовсе были так шокированы, что им даже подрывалось спросить у новичка: А что доктор на всё это говорит?
Но все кто можно сдержался от выражения своего шокового исступления, и когда первое удивление и шок прошёл, то вся палата сошлась во мнении, что нужно держать консилиум. И на новичка со стороны его товарищей по несчастью, которым определённо было ближе состояние новичка и его проблемы, а это значит, что собравшийся консилиум подойдёт к его рассмотрению не формально, а всё будет принимать близко к сердцу и к тому месту, которое новичка так тревожит и может и у них когда-нибудь заболит, посыпались так необходимые, чтобы выяснить суть проблемы, вопросы.
– В каком боку болит? Какой интенсивности и периодичности боли? Боль тянущаяся или острая? Какой стул? и т.п. и т. д. – летят вопросы со всех сторон, пока в итоге слово не берёт старожил с именем Корней. – Я думаю, что для начала достаточно. – Многозначительно говорит Корней и палату накрывает тревожная за будущую судьбу новичка тишина. Ну а Корней с важным видом обводит всех участников консилиума и, остановившись в конце на новичке, выносит ему общее определение. – Рекомендую тебе занять койку у окна, чтобы ты был у нас у всех на виду. – И с этим решением Корнея, выразителя общего мнения, никто не стал спорить, кроме разве что вечно недовольного Иппы, чья кровать как раз находилась у окна. Но и он ничего не мог поделать, даже имея за своими плечами огромный стаж пребывания в этих палатах и не простую болезнь – он один из немногих, кто мог на своих двоих перемещаться и согласно установленным внутри палатным правилам, ему придётся освободить своё место тому, кто сейчас находится в более привилегированном его болезней положении.
Ну а как только всё к полному удовлетворению всех сторон так ознакомительно разрешилось, то жизнь в палате устаканивается и начинает течь по своим клиническим и административным законам и правилам, и само собой, своим прежним чередом. Где с одной стороны, с той, что находится за входными дверьми палаты, к ним время от времени, а в частности во время своих обходов, заходят и начинают давить своими подкрепленными медицинскими знаниями, думами и мыслями лечащие врачи, – я вот что насчёт вас, неизлечимый больной, думаю, – ну а с другой стороны, им
