занавеской. Скрипнула крышка сундука. Вернувшись, показала Анисиму маленькое зёрнышко:
– Сними-ка нательную рубаху, я это семя супротив сердца нашью, тогда удача тебе будет, особенно в ратных делах. Надумаешь клады искать, они сами в руки дадутся. Но я думаю, ты кладами заниматься не будешь!
Анисим воспротивился:
– Не могу принять такого подарка!
Евдокия резко оборвала:
– Не в том ты положении парень, что бы кочевряжиться. И не подарок это, а благодарность за твою заботу о раненой ведьме. Семя папоротника усилит то, что в тебе от предков заложено. Пока будешь носить, зло идущее от ларца, добрые чувства в тебе убивать не будет и близких тебе людей от смерти оборонит. Бери не раздумывай, у меня ещё есть.
Смолоду с местной нечистью воюю, семена добываю, они меня хранят теперь и тебя хранить будут. Древнее зло тебя не убьёт. Должна я чем-то отблагодарить тебя за тело молодое, или ты меня за неблагодарного человека почитаешь? Это у людей принято, за добро платить неблагодарностью! Мы жители леса, благие дела помним и добром на них отвечаем.
Ведьма силой стянула с Анисима нательную рубаху, ловко нашила с внутренней стороны латочку, спрятав под нею семя папоротника.
– Теперь ночью по лесу можешь гулять, как днём. Не тронут тебя духи ночи, за-своего посчитают. Вижу, что ещё ночь погостить не хочешь. Если тропу не забыл, то к закату до деревни доедешь. Там люди живут, горе мыкают.
Вот они до золота охочи. Считают, много денег, много счастья! Берегись их!
Конь шагом шел по тропе. Анисим не уточнял, та это тропа, по которой он приехал или нет? Ему без разницы. Коли тропа натоптана, значит, куда-либо приведёт.
– А если это конец тропы?
– Заночую в лесу, припас у меня есть, да и пообедал я хорошо, медвежатины поел. Пока ты отдыхал, от трудов тяжких притомившись.
– Не язви! Сам-то не захотел Евдокии приятное сделать, всё на меня свалил. Ты уверен, что медвежатиной закусывал, может такого как сам, бедолагу кушал! В хате у лесовухи шкур медвежьих нет, неужели не заметил, внимания не обратил?
Анисим остановился, к горлу подкатил комок, в желудке появилась тошнота. Пересилил себя, сплюнул:
– Если это правда, оберег подал бы знак.
– Оберег сообщает, коли пища отравлена, а так, что беспокоить, человек тоже еда.
– Не замолчишь, на ларец портянки намотаю. Оборвал Анисим разглагольствования попутчика.
– Ты чё, братан, вааще! Я пошутил! Медведь то был в натуре. У этой ведьмы развлечение, с голыми руками на зверя ходить! С живого шкуру сдирать. Шкуры она городским охотникам продаёт.
– Как же, с голыми руками. Видел я эти нежные ручки. На пальцах когти сантиметров восьми, страшнее, чем у медведя. Едва отстраниться успел, лихая женщина!
Была женщина, а сейчас оборотень, её с людьми мало, что связывает. Счастье, что она характером не озверела, при солнечном свете память возвращается. Необходимо из лесу выехать, ночью в своих землях застанет, убьёт! Несмотря на защиту.
– Не убьёт, она мне пропуск дала, дабы лесом ездить в ночное время.
– Не спорю, но лучше будет, уехать от этого места...
