этот твой лосось?
– Дай подумать … Да, знаю. Он очень похож на мою дневную зарплату, за вычетом алиментов.
– Так, за все плачу я! И, чтобы без комплексов, понял?
– Да чего не понять – королева и трубочист.
– Ой, Женька, прекрати. Я слышала, ты тоже не просто так.
– В смысле? – вроде не понял я.
– Ну … боролся тут за справедливость?
– За права человека. Но это было давно. А где ты слышала?
– Неважно. Так, случайно.
– Игорь сказал?
– Да, кажется.
– Вы с ним часто встречаетесь?
– Не волнуйся, между нами ничего нет.
– Совсем ничего?
– Абсолютно. Раньше он, бывало, меня хватал – еще тогда, при Пальцеве, но однажды мамуля это усекла и так на него наорала! Он понял и успокоился. С тех пор – чисто деловые отношения.
– Деловые?
– Ну, это так говорится. В том смысле, что он меня не трогает. Он вообще не в моем вкусе, так что можешь меня не ревновать. Можешь не ревновать меня ни к кому – я люблю только тебя, мой золотой.
Мы поцеловались.
– Удивительно, что Игорь обо мне знает. Где Москва, и где мы. Меня всего два раза упомянули на “Свободе” и один раз – по “Голосу Америки”. И было это давно, почти десять лет назад.
– А что ты делал?
– Что я делал – где?
– В смысле: как и за что боролся?
– Ну … наверно, сегодня это выглядит смешно и бессмысленно. В общем, мы пытались создать в нашем городе филиал Европейской Комиссии по правам человека.
– Круто! За это могли посадить?
– Могли. Но они тогда уже боялись огласки. Так что меня только выгнали из института, и разок увезли с митинга в ментовку. Да и то – попугали и отпустили. А двоих наших пытались судить. Но не успели – корабль стал тонуть, так что было уже не до крыс. В общем, есть, что вспомнить.
– Ты просто герой! И что – не боялся?
– Боялся, конечно. Но я этим жил. А потом мы вышли из моды. Все оказалось не так, как я себе представлял. Совсем не так. Европе надоело о нас слушать. Они там тоже – конъюнктурщики. Все завязано на общественное мнение, а это – пресса, реклама. Союз распался, наши правозащитники стали неактуальны и уступили место арабам и африканцам. Те из наших, кто попроворнее, успели пристроиться на Западе …
Я почувствовал, что Муся трогает меня ногой под столом, и понял, что монолог затянулся.
Мы допили вино и, забрав с собой сладкое, поскорее вернулись в номер.
Мы, конечно, решили, что я перееду в Москву: электрики везде нужны. Правда, квартиру придется снимать – у них с мамой совсем маленькая, однокомнатная.
Но у Муси отличный музыкальный агент и удачные договора. Можно и уроками подработать – голодными не останемся.
– Я буду знать, что ты ждешь меня с гастролей, – говорила Муся. – Буду думать о тебе. Значит, в моей жизни появится смысл. А помнишь, как ты меня называл?
– Еще не забыл. Но я не просто называл, ты в самом деле была моим ангелом.
– А теперь уже нет?
– А теперь ты – королева любви.
5.
Я проснулся один.
Еще не ощутив всей полноты одиночества, я перевернулся на другой бок, но, прежде чем закрыть глаза, заметил, что Мусиных вещей в комнате нет.
Я вскочил и, обыскав весь номер, нигде не нашел ни Муси, ни записки, ни ее вещей, ни своих.
На столе был оставлен только мой кошелек, из которого исчез ключ “мастер”.
Дверь номера была заперта, а телефонный провод, разумеется, перерезан.
Я обмотался простыней и выглянул на балкон.
Нет, рисковать не стоит.
Я не стал ни тарабанить в дверь, ни кричать с балкона.
Только через час в дверь постучали.
Это была горничная.
Отперев дверь своим ключом и вволю наулыбавшись, она все же принесла мне какую-то брошенную одежду и старые сандалии. К одиннадцати я был в театре.
Гримерная “люкс” была заперта, и мне показалось, что внутри кто-то есть. Я решил не ждать в засаде и побежал за ключом, но швейцара на месте не оказалось, а у главрежа было еще закрыто. Все же я нашел уборщицу, уговорил ее открыть приемную и нашел в столе секретарши еще один ключ “мастер”.
Придерживая спадающие брюки, я побежал вниз.
Теперь дверь в гримерную была открыта настежь и в ней торчал мой ключ.
Тот, кто был внутри, ушел не больше пяти минут назад.
Я бросился к центральному входу и сразу, метрах в тридцати, увидел Мусю.
Она стояла у перекрестка и ловила такси.
Я сбежал по лестнице … и остановился.
Что ей сказать?
Конечно, Игорь знал, где Григорич спрятал скрипку, иначе не приготовил бы для коллеги бутылочку отравленного “Смирнова”. Но почему, хитро устранив своего коллегу (ясно – чтобы не делиться), он отправил за скрипкой Мусю, то есть взял ее в долю? И зачем она провела ночь со мной – только чтобы взять “мастер”? Но вчера, ожидая меня у театра, она еще не знала об этом ключе. А попасть в гримерную можно проще: сунуть купюру уборщице.
Муся все еще стояла у перекрестка, а я еще не забыл слышаные ночью слова, еще помнил ее тело и почти молился, чтобы такси не остановилось.
Еще минута, другая – и она исчезнет из моей жизни навсегда. Или тридцать метров бега, и я обниму моего бывшего ангела. Но … Но где-то за Мусей мне виделся спокойный убийца Игорь, и я почти слышал его, а теперь и ее: “Отлично!”
Она даже не оборачивается!
Думает, что я еще в номере? Уверена, что не стану ей мешать?
– Женька, зараза, ты куда пропал? – услышал я за спиной. – Все тебя ищут! А механики готовы убить: беги, подключай двигатели сцены.
– Иду! – отмахнулся я. – Три минуты – все будет в порядке.
Повернувшись, я увидел остановившееся возле Муси такси.
Я еще мог крикнуть, подбежать.
Мне показалось, что в последний момент она обернулась. Увидела меня?
Неважно. Я вернулся в гримерную.
Отверстие кабельной трубы-шахты над электрическим шкафом было открыто, как семь лет назад, а среди валявшихся на полу продуктов крысиной жизнедеятельности и кусков шпаклевки можно было различить тонкие лакированные щепки, струны и черный огрызок – очевидно, от грифа.
Кабели в шахте были целы: привередливые театральные крысы грызли только дерево, но не резину.
6.
Два года спустя исполнилась мечта театрального коллектива: нас отправили на гастроли!
И не куда-нибудь, а в самый что ни на есть город Лондон!
Действительно, Киев и Одесса летают в загранку чуть ли не каждый год – надо когда-то и глубинку уважить.
Разумеется, я и близко не был подпущен к заветным спискам. Но годы работы в театре открыли некую дорожку и, подсуетившись и не поскупившись на скромный подарок, я уговорил Того, Кого Нужно, купить мне билет на тот же рейс, за мои собственные евро.
– Молодец, Женя! – неожиданно похвалил меня Тот, Кто Нужно. – Коллектив – это гораздо больше, чем просто толпа народа. Считай, что экскурсии тебе обеспечены. А, может быть, и жратва. Не исключено, что и в гостинице как-то подселим. Но ты, на всяк случай, запасись валютой и возьми с собой какую-то балалайку.
– Хорошо, найду инструмент, – кивнул я.
Обе таможни прошлись без проблем.
Правда, мои земляки добросовестно порылись в чемодане, а англичане вежливо поинтересовались, не везу ли я наркотики.
На футляр со скрипкой никто не посягнул.
Парню в Сотбис было достаточно беглого взгляда. Наверно, из вежливости он повертел скрипку в руках, посветил фонариком внутрь и глянул через стеклышко.
– Сожалею, сэр, – начал он, – но мы имеем дело с подделкой. Причем, не самого высокого качества. То есть, это не попытка обмануть профессионала. Если желаете получить подробное письменное заключение, оставьте ваш инструмент на экспертизу. Это займет четыре дня, и будет стоить двести двадцать фунтов. Хотите услышать специалиста, говорящего по-русски?
Я обреченно кивнул.
Русскоязычным специалистом оказалась миловидная пожилая дама.
– Меня зовут Рути, – представилась она. – Простите мой русский язык. Я учила его много, но в России никогда не жила. Ваша скрипка реально сделана недавно, возможно, это Китай. Обычно, имитации такого рода используют для музейные стенды, витрины магазина инструментов, или – просто для общий дизайн. Извините за ваше огорчение, и всегда буду довольна помочь. Уверена, инструмент определился вам законными действиями, и понимаю, что вам было сложно транспортация его в Лондон. Кстати, мы скоро открываем филиал и в Москве тоже.
– Но мне известно, что эта скрипка была приобретена на вашем аукционе русским бизнесменом, в восемьдесят девятом году, за полтора миллиона. У меня, к сожалению, нет документов, но вы можете проверить в архивах. Его фамилия – Пальцев.
Я продиктовал по буквам.
Рути пробежалась по клавиатуре и согласно кивнула.
– Да, вы правы, но это не абсолютно. Бывают многие случаи. Например, господин Эй хочет платить налоги меньше, почему нет? Он тихо говорит Неизвестному лицу и покупает дорогой лот, например картина Рембрандта, формально – для офис дизайн. Деньги законным путем уходят от его доходов, он передает Неизвестному лицу право на лот и получает от него другие деньги – меньше, но не видно налоговой службе. Такая известная система. Мы строго соблюдаем полную интимность для наших клиентов. Получается, что реальный предмет получает Неизвестное лицо, а господин Эй может заказать недорогую копию своего лота и поместить в свой офис – не для специалистов, которые знают, чтобы правильно определить оригинал, а для общее смотрение. Простите, сэр, вы хорошо понимаете мой русский?
– Да, спасибо. Пожалуй, даже слишком хорошо.
7.
– Скоро у Юрика День рождения, – напомнила моя бывшая. – Ты приготовил подарок?
– Приготовил. Подарю ему скрипку.
– Скрипку?
– Да, пусть учится. Шесть лет: подходящий возраст для начала. Кстати, скрипка сделана под старину, в стиле Страдивари.
– Ты – серьезно? Не иначе, стащил ее в своем Оперном?
– Зачем же так грубо? Просто получилось так, что укравший ее покинул этот мир, а настоящий хозяин вроде смирился с пропажей. Я узнал обо всем случайно, долго рассказывать. Кстати, лежала эта скрипка в таком месте, где все равно пришла бы в негодность.
– Что – под дождем?
– Нет, но ее могли съесть крысы.
– Крысы?
– Ну да. Я набросал вместо нее кусочки от сломанной скрипки, а эту взял себе. Можно сказать, спас от гибели.
– Ну, наплел! Как всегда: загадочно и непонятно.
– Честно говоря, мне тоже понятно не все, но что поделаешь. Вообще, жизнь полна загадок и сюрпризов. Иногда – приятных. Кстати, имеется подарочек и для тебя.
– Для меня?!
– Почему бы и нет? Момент … – я снял с пальца Мусино кольцо. – Вот, оно тебя всегда раздражало.
– И ты даришь его мне? Временная перемена настроения?
Я пожал плечами.
– В жизни все – временное.
Моя бывшая взглянула на меня, взяла кольцо и, впервые за несколько лет, нерешительно улыбнулась.
– Мерси. Давно ты не дарил мне подарков. Но это не мой стиль.
– А ты не обязана его носить. Можешь спрятать в коробочку.
