ПОКА ПОЮТ СОЛОВЬИ.

«Бунт против природы: женщина — гений!»
(Октав Мирбо)

Часть 1

Серый вечер навалился на парк, спрятав жаркое солнце за кронами высоких деревьев, зажег в парке фонари, разбудил легкий ветерок и вступил на пару часов в сумеречные права. Еще один день подошел к концу. Громоздкое старинное здание клиники погрузилось во мрак. По дорожкам после вечерней трапезы размеренно прогуливались пациенты. Одни о чем-то говорили, другие молча брели, глядя под ноги, а кто-то разговаривал сам с собой, что было не удивительно для места, где содержались душевнобольные. Размеренная, привычная обстановка навевала беспросветную скуку. Иногда в белых халатах неторопливо сновали санитары и медперсонал. И вечер. Еще один вечер, который очень скоро приговорит этот день к ночи. А завтра наступит еще один день, потом еще. И так до бесконечности. Время здесь не имело значения. Многие постояльцы проводили здесь месяцы и годы, а кто-то обречен был задержаться в этих стенах на всю оставшуюся жизнь, поэтому какой-то ничтожный день, тем более вечер не имел для этих людей никакого смысла.
В окнах начали зажигаться огоньки, и только одно из них оставалось темным, словно за ним никого не было. Но если присмотреться, можно было заметить женский силуэт, облаченный в скромное белое одеяние. Женщина стояла у приоткрытой двери балкона, который опоясывал второй этаж здания, и смотрела вниз на парк. О чем она думала, что привлекало ее внимание, было непонятно. В комнату постучали.
- Мадам, у вас темно, включить…
- Не надо!
Женщина зло перебила вошедшую медсестру и отошла от окна. Ее фигура, слившись с темнотой, едва выделялась в свете далекого фонаря на фоне серой стены. Медсестра, привыкнув к сумраку, ответила:
- Конечно, мадам, как вам будет угодно, - и продолжила: - Вы не спускались к обеду, не пришли на ужин. Вы с утра вообще никуда не выходили. Я принесла еду. Пожалуйста, поешьте! – и поставила поднос с тарелками на стол.
- К черту вашу еду! К черту ужин!
- Так нельзя. Вы должны есть…
- Вы узнали то, о чем я вас просила? – снова резко перебила ее женщина.
- Да, мадам, - и замолчала.
- И что же?
- Ничего… Пока ничего - ответа нет.
- Ни от матери, ни от брата?
- Я сожалею, мадам.
- Может быть, врач им вообще не писал? Какого черта я нахожусь здесь уже год?! Вы понимаете - целый год!
- Нет-нет, мадам, главный врач еще несколько месяцев назад отправил письмо вашей родне, рекомендуя забрать вас отсюда, но…
- Но сумасшедшая никому не нужна! Даже моему хорошенькому умнице, моему ласковому братцу, - и она зло рассмеялась.
- Вы сами говорили, что ваш брат находится с дипломатической миссией в Китае. Он там надолго, на годы!
- А письма в Китай не доходят?! Брат… А мамочка? Эта старая мегера тоже молчит?
- Пока да, мадам. Ответ мы не получили. Вам нужно поесть, - тихо, но настойчиво повторила медсестра.
- К черту вашу еду.
- Вы что-нибудь еще хотите, мадам? – спросила напоследок медсестра.
- Веревку, - устало ответила женщина и скрылась в дальнем углу комнаты, погрузившись во мрак.
- Свет включить?
- НЕТ!
Дверь тихо прикрылась, и кромешная тишина наполнила комнату, превратив ее в темный склеп. Только тусклый свет фонарей пробивался сквозь окна, и легкий ветерок заглядывал через приоткрытую дверь балкона, шевеля длинную занавеску. Женщина осталась одна. Так будет до завтрашнего дня, пока сюда снова кто-нибудь не заглянет с бессмысленными вопросами. А потом еще один день и еще, серый, однообразный, без признаков жизни и тепла. Они словно близнецы выстроятся в длинную вереницу, уходящую в бесконечность, и сколько таких дней впереди – не сосчитать…
Внезапно что-то привлекло ее внимание. Свет от фонаря достигал угла комнаты, и в серовато-белой дымке женщина заметила какое-то движение. Это была бабочка. Но что она здесь делает в такое время суток? Женщина присмотрелась. Маленький белый комочек повис на крепкой нити паутины, отчаянно пытаясь освободиться. А наверху затаился черный паук. Он был раз в десять меньше своей жертвы, что, по-видимому, его не смущало, и он готовился к битве. А белые крылья совершали отчаянные взмахи. Так продолжалось какое-то время, теперь женщина внимательно следила за происходящим, не в силах отвести глаз. В какой-то момент показалось, что бабочка вот-вот освободится, сделает рывок, потом еще попытку, и наконец, покинет смертельную ловушку. Но черный дьяволенок, заметив это, начал спускаться по тонкой струне вниз. Расстояние неумолимо сокращалось. Бабочка, увидев своего палача, начала биться, что было сил. На мгновение паук отскочил, но затем внезапно бросился к белому существу, оседлав его. Теперь этот черно-белый комок начал отчаянно вращаться. Паук крепко держался за бабочку, а та, совершая немыслимые движения, билась на прочной струне, пытаясь его сбросить, высвободиться и улететь. Круги увеличивались, женщина в восторге и ужасе замерла. Это был танец жизни и смерти. Черная маленькая смерть, не уступая, крепко паучьими лапками впилась в жертву, а жизнь белыми крыльями билась за утро, которое завтра наступит,… непременно наступит,… за зеленый луг, на котором будут расти сказочные цветы, за солнце, выглядывающее из-за облаков. Нужно устоять, нужно набраться сил, сбросить эту ненавистную черную точку и покинуть проклятый угол навсегда. Вращение усиливалось. Если бы не знать, чем все закончиться, могло бы показаться, что веселый белый волчок, повиснув на тонкой нити, в дивном танце совершает грациозные пируэты и па, а концом всему будет безудержное веселье. Потом эти двое, устав, счастливо разбегутся в разные стороны, изящно поклонившись публике, и под звуки аплодисментов отправятся на шумный бал, продолжая невинный праздник. Но…
Паук смог выпустить еще одну коварную липкую нить, набросив ее бабочке на крыло, которое тотчас обвисло. Потом он бросился в сторону, закрепив ее на стене, и снова вернулся. Вот еще одна тонкая нить. Одна за другой они ложились прочными петлями. В мгновение ока сплеталась широкая паутина, где жертва, наконец, оказалась распятой. Она еще пыталась шевелить белыми крыльями, запутавшимися в смертельной западне. Движения были судорожными, полными стремления к жизни и отчаянной воли. Но над ней на вертикальной нити уже застыла смерть - черная, с крошечными лапками и почти невидимой головой.
Но почему? Невозможно было проникнуть в эту тайну, в черную головку, заглянуть в блестящие глаза. Что мешает хищнику в этот же миг наброситься на свою жертву, сделать последний рывок и начать пить живую, такую освежающую кровь. Но паук не двигался с места.
Интересно – о чем он думает? – вдруг мелькнуло у женщины в сознании. - И есть ли ему чем думать? Тогда зачем эта зловещая пауза - странный обряд победителя? Прелюдия перед концом?... Любуется! – вдруг с ужасом поняла она. - Он любуется красотой, преклоняясь, и не в силах отвести глаз. Но очень скоро звериной, дикой волей он вмешается в чей-то божественный замысел и уничтожит, и свершит черное правосудие сильного, закончив эту историю с прекрасными белыми крыльями навсегда. А пока он не торопиться и ждет…
Наконец черная точка медленно двинулась с места и поползла. В движениях не было суеты, каждый шаг был спокойным, выверенным. Казалось, что не чувство голода в этот миг овладевает хищником, а нечто другое.
Что? Зачем? Кто все это придумал?
Наконец паук приблизился к бабочке, ловко на нее забрался и через мгновение белые крылья безвольно опустились навсегда…
Больше женщина не могла на это смотреть и отвернулась, дальше все было понятно и так. Смерть как всегда победила жизнь, оседлав ее и уничтожив. Смерть отобрала у постылого серого мира капельку красоты.
Но почему?... Может быть так и должно быть? Тогда зачем все это? – билось в сознании. – И какой в этом смысл?... Веревку! – снова тихо прошептала женщина, и устало села на диван…

- Грех это, мадам!
Незнакомый голос возник ниоткуда, и она вздрогнула. Потом заметила человека в темной одежде, который стоял у балкона, загораживая тусклый свет от фонаря. В темноте невозможно было рассмотреть его лицо. А он тем временем продолжал:
- Говорят, что грех. Впрочем, это личное дело каждого, не правда ли, мадам? – и тихо засмеялся.
- Кто ты, черт тебя побери, и откуда взялся? – воскликнула она, приходя в себя от неожиданности.
- Так, проходил мимо, - доброжелательно отозвался он.
- По балкону?
- Что-то вроде того.
- Я тебя раньше не видела.
- Не такая уж я персона, чтобы обращать на меня внимание, - засмеялся незнакомец.
- Ты живешь на этом этаже и пробираешься, как домушник, в чужие комнаты?
- Ну, мадам, я не совсем домушник, впрочем, это не имеет значения. Надеюсь, не помешал?
- Помешал! – резко ответила она, махнув рукой, указывая на дверь.
- А я подумал…, - он немного помолчал, - мне показалось, что смогу быть полезен.
- Чем?!
- Хотя бы тем, чтобы принести веревку! – и снова залился дружелюбным смехом.
- Ненормальный. Идиот, - устало выдохнула женщина.
- Как вам будет угодно, мадам. Впрочем, я не в обиде, для этого места такой комплимент неудивителен.
- Убирайся прочь! Оставь меня в покое! – оборвала она. Но гость не двинулся с места. Он молча стоял, чего-то ожидая. Небольшая пауза повисла в прохладной тишине, лишь занавеска, скользя по полу, издавала легкое шуршание. Вдруг женщина снова заговорила, а голос ее был резким и злым:
- Ты действительно можешь достать веревку?
- Новенькую, белую и прочную, такую, как вы желаете.
- Но такие вещи здесь запрещены.
- Это не так сложно, мадам.
Теперь она внимательно его разглядывала. Наконец, вымолвила:
- Чего тебе нужно взамен такой любезности?
- О! Как сказать? Для меня большая честь разговаривать с таким человеком…
- Ты меня знаешь?
- Кто же не знает величайшего художника, скульптора? Ваши работы, мадам Софи…
- Пустое, - отмахнулась она. – Ты сказал - большая честь со мной разговаривать? А потом с большой честью отправить меня на тот свет и смотреть, как я делаю это? Ты так развлекаешься?
Мужчина уже хохотал:
- У вас удивительное чувство юмора. Нет, я, как вы изволили выразиться, не развлекаюсь, и никому смерти не желаю. Но ваши намерения повергли меня в смятение. Я вас не понимаю! Думаю, человеку такого таланта и удивительной судьбы есть в этой жизни за что держаться. Иначе и быть не может. А вы…
- Держаться? Не за что. Нет… Да и ни к чему все это…
- Говорят, у вас редкий дар, мадам.
- Моя жизнь, как тень, черная, бесформенная и безликая, понапрасну скрывающая солнце. В ней нет ни капли смысла, – тихо беспомощно пробормотала она. – Да, что ты в этом понимаешь?
- Так объясните!
- Тебе? Не твое дело! Кто ты такой?
- Как знаете, мадам, - и мужчина сделал шаг к балкону.
- Постой!
- Конечно, мадам.
И снова тишина надолго заполнила темноту.

- Мадемуазель! – наконец выдохнула она.
- Тем более.
- Чего ты от меня  хочешь?
- Повторяю, я не убийца, а потому желаю знать, зачем вы решили совершить такой поступок. А если это минутная слабость? Если это роковая ошибка? Тогда вам веревка не понадобиться вовсе. Я не хочу в этом участвовать, не зная истинных причин. Простите, но вам придется убедить меня в необходимости такого шага, лишь тогда я смогу помочь.
- Хочешь знать правду? Не хочешь марать руки и брать на себя грех?
- Грех? – и веселые искорки блеснули в глазах мужчины, но