виду...
- Ясно! – С раздраженной насмешкой прервал его Артем. – Вот оно что! Не умею любить! Ты тоже так думаешь, Снежка?
- Нет, что ты, нет! – Горячо принялась уверять она. – Ты не обращай внимания! Вадик пошутил! Ведь правда же?
- Нет. – Покачал головой Климов. – Я серьезно. Чтобы любить, надо жалеть. По-моему, так. А ты никого не жалеешь, мне кажется.
- Смелое заявление! – Артем задумчиво кивнул. – Если ты о ней – Он указал на подъезд, из которого они только что вышли. – То Изольда не нуждается в жалости.
- Так не бывает. – Коротко, но твердо ответил Вадим.
- Точно тебе говорю. Всяческих выражений сочувствия она терпеть не может. И не любит, когда ее расспрашивают о ее прошлом, учти. Все это, по ее мнению, угрожает имиджу сильной женщины. Так что, единственное, что можно сделать, если она загрустила – попытаться чем-то отвлечь ее от тяжелых мыслей. Что я только что и сделал.
Климов молчал.
- Ну, Вадик, ты же мой друг! Почему же ты так часто споришь со мной в последнее время? Я тебя просто не узнаю!
- Поэтому и спорю. Кто, кроме друга, скажет тебе правду о тебе самом? Ладно, до завтра.
- Он меняется на глазах! – Присвистнул Артем, глядя вслед Вадиму. С тех пор, как мы с гастролей вернулись, появилась какая-то смелость, уверенность. Как думаешь, что с ним?
- Может, взрослеет? – Предположила Снежка.
- Переходный возраст в тридцатник? Забавно!
Через несколько минут за окном машины уже мелькали кварталы.
- Правда, когда едешь по ночному городу, огни окошек кажутся светлячками, которые танцуют в воздухе? – Задумчиво спросила Снежка. Артем мягко рассмеялся в ответ.
- Ты все время думаешь о танцах, да?
- Нет. Во всяком случае, не сейчас. Сейчас я о другом думала. Сказать?
- Ну, скажи!
- Я думала о тебе. И о том, что я сейчас с тобой рядом.
- Тебе сейчас хорошо?
Она кивнула, не найдя слов для ответа
Налетевший ветерок развеял серые осенние тучи. Над подъездом дома, где жила Снежка, налились гроздьями звезды, их, кажется, было больше, чем на юге летом, и они, запрокинув головы, надолго замерли, очарованные этой холодной сверкающей красотой.
- Ты не мог бы не уезжать? – Шепотом, замирая, попросила Снежка.
- Как это? – Не понял он.
- До утра остаться со мной... Остаться моим.
- То есть?
- Ты не понимаешь? Сегодня такая удивительная ночь, что я хочу разделить ее с тобой. Чтобы мы растворились друг в друге. Я летать хочу, понимаешь?
Она мечтательно вскинула расставленные руки . В ледяном небе кружился звездный хоровод.
Прерывая тишину, заиграл звонок телефона. Артем медленно высвободил его из нагрудного кармана, взглянул на экран и снова на Снежку.
- Так ты хочешь, чтобы я остался?
И она коротко выдохнула:
- Да!
Он улыбнулся уголками губ.
- О'кэй. До утра я твой!
И демонстративно нажал на кнопку отключения аппарата.
***
«И на двоих была одна гитара,
Но как же это много – на двоих! ...»(С. Сеничев)
Все, что было дальше, запомнилось сплошным сонно-сладковатым туманом. Как она торопливо и неловко сооружала бутерброды, потому, что теплые руки Артема на талии мешали сосредоточиться. Потом Гуриев, посмеиваясь над собой, героически пытался доесть хлебно-сырно масленую гору. Они нашли в Мишкиных дисках старый добрый «Титаник» и смотрели его под зажженные свечи. Гуриев доверительным шепотом рассказывал о летних каникулах в деревне, о нереально огромных карпах, которых он мальчишкой ловил голыми руками, о том, как в первый раз вышел на школьном вечере на сцену и от волнения все слова забыл и только рот открывал, как тот карп, вытащенный из воды. Принес из машины гитару и долго и задушевно наигрывал свои новые песни и известные хиты российских бардов – Снежка даже не подозревала, что он их знает так много. Несколько раз она засыпала у него на плече, растекаясь по рукам, как тающее мороженое, и он мягко и осторожно будил ее, чтобы рассказать очередную историю. Они наперебой делились мыслями, мечтами, впечатлениями. Ни до, ни после, у них не было такой свободной во всех смыслах ночи, где нечего было скрывать и утаивать, где говорили обо всем, что только приходило на ум, страстно и торопливо, жадничая каждой секундой. Артем называл Снежку своим вдохновением, своей маленькой легкокрылой музой. Уговаривал самой что-нибудь спеть, она отмахивалась, потом все же, в шутку, вспомнила полузабытую детскую песенку.
- Потрясающий голос! – Сказал с удивленным восхищением Артем. – Может, нам и с тобой номер на концерте поставить?
- Ты это предлагаешь всем женщинам подряд? – Улыбнулась Снежка.
- Нет. Только своим. Ты же моя, правда?
- Твоя... Но я не певица, зачем же мне нужно...
- Это нужно всем! – Перебил он.- Песня – это тот ключик, который выпускает из клетки душу, понимаешь?
- Красиво сказано.
- Это правда! Когда человек поет, он как бы становится над миром. С его завистью, злостью, склоками. Ничего этого больше нет! Свобода, простор и ощущение полета. Ты поймешь, когда попробуешь сама. Подожди минуту... Помнишь, я рассказывал тебе про Гавроша? Ну, про Олю? – Он нашарил в кресле брошенную куртку. – Кажется, у меня в кармане был один ее текст. Ну, конечно, вот он. Специально для тебя взял.
- Почему ... для меня?
- Я к этим словам придумал музыку, но она уехала, и мы не успели подготовить выступление. Может быть, попробуем с тобой? Я бы тебе подыграл.
- Чтобы я пела чужую песню? Но это, наверное, нельзя.
- Почему? Она подарила этот текст мне, сказала, что написала его для меня. Значит, я могу сделать из него песню, и передать тому, кому сочту нужным. Хочешь, перед концертом позвоним Ольге? Но думаю, она не будет против. А насчет «чужой»... ты посмотри текст! Может, мне кажется, но по-моему, он тебе подходит.
Она разгладила смятый листок. Еще не успела дочитать до конца, а Артем уже взял первые аккорды.
Мне нравится быть струною,
Струной на твоей гитаре,
Мне нравится, обжигаясь,
Ловить твоих пальцев дрожь.
Мне нравится быть самой первой,
Мне нравится быть звенящей
И ты без меня не сможешь,
И песни своей не споешь.
Руки твоей прикосновенье
Я чувствую каждым нервом
Мне так нелегко быть первой
Гитарной струной твоей
Быть первой, но самой тонкой
Быть тонкой, но самой звонкой,
И ты доиграй свою песню,
Струны золотой не жалей.
Я в страшной тоске ожидаю
Последних аккордов песни
Когда ты небрежной рукою
Меня от себя оттолкнешь.
И радостно вскрикнут струны:
Им больше не будет тесно,
Ведь я их намного тоньше –
Ты первой меня порвешь.
(Примечание: текст песни Анастасии Минцковской «Струна»)
Снежка послушно пела, с каждым тактом все больше увлекаясь. Словно это и впрямь была ее песня, написанная специально для нее. При последних строках сердце сжалось, начало першить в горле, и, допев почти шепотом, она умолкла.
- Это превосходно! – Уверенно кивнул Гуриев. – Если с тем же нервом ты это исполнишь на сцене, поверь мне, это будет хит!
Она молчала. Он с беспокойством заглянул ей в лицо.
- Что такое, Снежок? Растрогалась, да? Или тебя что-то тревожит?
- Я.. я тут вспомнила, что сегодня Изольда говорила... Ну, о предательстве. И подумала...
- Что я могу предать? – Пошутил он.
- Нет, не совсем то... Она говорила, что ее предал человек, которому она очень верила. Я подумала, что тоже верю тебе больше, чем себе. И от этого страшно.
- Страшно? – Не понял он. - Почему?
- Ты же звезда. – Серьезно пояснила Снежка. – У тебя по всей стране сотни, тысячи юных поклонниц, и если разобраться, я ничем не лучше любой из них. И будет неудивительно, если в один момент я тебе наскучу, понадобиться новое вдохновение, и ты меня просто бросишь. И я... я совершенно не знаю, что будут делать тогда!
Ее голос прозвучал настолько по-детски жалобно, что Гуриев расхохотался.
- Какая ты, все-таки, глупая! Кажется, мы уже говорили на эту тему. Я никогда еще никого не бросал, с чего же ты взяла, что станешь первой? Почему бы не взглянуть на ситуацию с другой стороны? Ты – очень молодая и очень красивая девушка, а мои лучшие годы, наверное, уже позади.
- Что ты такое говоришь, Артем?!
- Подожди, не перебивай. Мне всегда казалось, что я должен умереть молодым, резко и внезапно. Ну, предчувствие, что ли, такое было. Поэтому каждый год, встречая День Рождения, я удивляюсь все больше и больше. Но, наверное, все-таки доживу до того досадного, постыдного мига, когда мой Снежочек отыщет какого-нибудь эстрадника помоложе меня, и будет его вот так же, с широко раскрытыми глазами, слушать и боготворить!
- Не смей так даже шутить! – На глазах у Снежки выступили слезы. – Это жестоко, Артем. У меня ближе тебя никогда никого не будет! Даже через тысячу лет!
- Можно подумать, ты, в твоем возрасте, знаешь, что значит тысяча лет! Ну, ладно, ладно, не плачь! Я же не всерьез, что ты!
Он брал ее лицо в свои ладони, тщательно зацеловывал выступавшие слезинки, и снова начинал рассказывать, теперь уже о будущем. О новых концертах, клипах, о песнях, которых у него еще на десять штук альбомов минимум наберется. О том, как недавно он дал известному режиссеру согласие на съемки в его сериале, которые начнутся уже в феврале. Как он в будущем году выиграет отборочный тур на «Евровидение», и тогда мир их обязательно запомнит.
- А к маме моей мы поедем? – Спрашивала Снежка. – Должна же я, в конце концов, вас познакомить.
- Что, официально просить твоей руки? – Артем смеялся, Снежка это видела, но сердце все же сладко замирало. – Хорошо, поедем. Только дела чуть-чуть разгребу. Я тоже с большим удовольствием познакомлюсь с твоей мамой. Она похожа на тебя?
- Скорее уж, я на нее! – Улыбнулась Снежка. – Мама у меня чудесная! Она тебя обязательно полюбит.
- С чего это ты так уверена? – Прищурился Артем. – Может быть...
- Не может! Тебя нельзя не любить!
Они наслаждались друг другом, каждым взглядом и каждым прикосновением, наслаждались целую ночь и наутро, подъехав к большому серому зданию ДК, долго, с упоением, целовались у машины, не обращая внимания на то, что проходящие мимо музыканты провожали их заинтересованными взглядами.
***
- Стоп! – Хореограф резким движением выключил музыку. Две пары на сцене замерли, словно наткнувшись на невидимую преграду.
- Что-то у нас сегодня не так! – С тревогой отметил он. – Кто-то из вас встал не с той ноги, и тянет назад остальных. Только я никак не пойму, кто именно, а? Может, сами признаетесь?
Молчание было ему ответом.
- Та-ак! – Задумчиво произнес хореограф. – Сознаваться не хотим. Что ж, тогда будем работать индивидуально. Алексей, отошли в тень. Андрей и Снежана на середину. С последнего куплета, пошли! Марецкий, пластичней, пластичней, можешь же! Снежана... Стоп! Снежана, ты понимаешь, что ты сейчас сделала?
- Да. На два оборота больше, чем нужно! – Смущенно улыбнулась Снежка. – Простите, Филипп Сергеевич!
- Ты считать не умеешь, что ли? И не два, а два с четвертью! Может быть, - Он сделал паузу и оглянулся. – Тебя кто-то смущает в зале?
В переднем ряду вольготно расположились рядом Миша и Артем. Оба не сводили со Снежки восторженных глаз, Кторов даже в ладоши машинально хлопал в такт музыке.
- Артем, я же русским языком сказал: полчаса репетируют только танцоры! Сходили бы вы, ребята, в буфет, что ли? Работать мешаете!
Миша, судя по его виду, хотел ответить чем-то резким и насмешливым, но Гуриев успокаивающе хлопнул его по плечу.
- Ладно,
