"Анфиса и Прометей". Книга 1-я. "Человек Будущего"

городу и пытаются спастись — а на них сзади идёт пылающая огненная лава из вулкана, и падают каменные статуи с крыши храма...

Анфиса хорошо запомнила название этой картины: «Последний день Помпеи». И это было очень страшное название. Потому что последний день должен быть у всего и у всех...

Анфиса подумала:

«Что лучше: утонуть — или сгореть в огне?»

Она подумала:

«Если утонуть — пойдёшь вниз, ко дну. А если сгореть — то пойдёшь вверх? Как Джордано Бруно, и Жанна д'Арк?.. А куда вверх — к звёздам или к Солнцу? Или просто к Небу?..»

…

В библиотеке появился отец — и спросил:

«Прочла? И какие у тебя возникли мысли?»

Анфиса спросила:

«Папа, а Мировой Пожар — он будет?»

Отец посмотрел в глаза Анфисы — и задумался.

Потом ответил:

«Потопы в Мировой Истории были уже не раз. А Мировой Пожар — он тоже очень может быть. И в этот раз — уже по прямой вине человека. Хотя и некоторые прежние потопы могли быть по вине людей. А, быть может, даже и пожары...

Спасением от всеобщего Мирового Пожара — может быть только Коммунизм! Хотя, не исключено, что из Мирового Пожара он и родится — потому что просто не может не родиться, что бы ни произошло на нашей планете!

Если человечество, в своей жадности и глупости, действительно устроит Мировой Пожар, как оно уже устроило пожар из двух мировых войн, то в нём, всё равно, должны будут найтись силы, которые сумеют превратить Огонь Разрушения — в Огонь Созидания, Огонь Смерти — в Огонь Жизни!..

Огню всех пожаров и разрушений может противостоять только тот Огонь Творческой Мысли — что заключён в каждом из нас! Именно этот Огонь — Дар Прометея — должен спасти человечество, и создать Новый Мир — Мир Коммунизма — мир познания, творчества и братства всех людей! Мир, в котором человек — силою этого Огня — будет повелевать любыми стихиями разрушения — во благо всего живого!..

И счастье единения со всеми живыми и разумными силами Вселенной — и своё бессмертие и совершенство — человек обретёт в этом Огне!..

Через крещение водой человечество уже когда-то прошло. Видимо, настало время пройти ему через крещение огнём. Это может произойти очень по-разному. И это может быть очень страшно. И никто не знает, какая часть человечества сможет через это пройти — чтобы создать действительно Новый Мир — мир Совершенства и Бессмертия...

Пожары на нашей Земле ещё будут, это неизбежно! И смерти будут. Но истинный и всепобеждающий Огонь — постарайся это понять навсегда — заключён и таится в самом человеке! И это — Огонь Вечной Жизни!..»

Анфиса честно постаралась заглянуть в себя как можно глубже — и сказала грустно:

«А мне кажется — что во мне нет никакого огня!»

Отец засмеялся — и сказал:

«Сам Прометей коснётся своим факелом твоего сердца — и зажжёт в тебе этот Огонь!..»

Анфиса подумала и спросила:

«А это будет больно?»

Отец несколько изменился в лице...

Подумав немного, он сказал:

«Иногда это может быть очень больно. Но через эту боль — так или иначе — необходимо суметь пройти...»

Задумавшись, он прочёл ей стихи, которые ей уже раньше читала Герта:

«...И он мне грудь рассек мечом,
И сердце трепетное вынул,
И угль, пылающий огнем,
Во грудь отверстую водвинул...»

Анфиса уже знала, что это — из стихотворения «Пророк» Пушкина, про которое Герта говорила, что в нём — вся суть всей русской поэзии и всей русской литературы, и даже судьба всей России и всего мира...

Отец сказал:

«Сумей распознать этот Огонь в своём сердце! Без этого Огня — человек есть просто тупая машина. Или тупая скотина. А с этим Огнём в груди — он космическое и божественное существо, для которого нет ничего невозможного!..»

…

Анфиса потом весь день не переставала думать обо всех этих словах отца, произнесённых им с такой страстью и убеждённостью...

Когда вечером няня уложила её спать, Анфиса попросила её:

«Няня, позови папу, я хочу у него что-то спросить!..»

Когда отец, покинув свой кабинет, явно усталый, и чем-то огорчённый, зашёл в её комнату и подошёл к её постели, она спросила его:

«Папа, а если во мне загореть такой Огонь — во мне будет Коммунизм?»

Отец, улыбнувшись, слегка потрепал её шелковистые русые локоны, рассыпающиеся по подушке, и сказал:

«Да, Цветик! Коммунизм в тебе будет такой огненной и светлой силы — что ты осчастливишь им всё человечество, весь мир! В тебе зажжётся Солнце — которое навсегда прогонит из душ человеческих любую тьму!.. Люди станут — лучами, а ты — их Солнцем! Это и есть — Коммунизм!..»

Отец поцеловал её в темечко и сказал, уходя:

«Думай о Коммунизме!.. И в тебе будет целая Вселенная — полная бесконечного счастья! И этим бесконечным и лучезарным счастьем — ты одаришь весь мир!..

Просто думай о том, что ты — это Солнце и Свет! И Коммунизм не замедлит явиться!..»


Глава 9: ЯБЛОКО

«И заповедал Господь Бог человеку, говоря: от всякого дерева в саду ты будешь есть; а от дерева познания добра и зла, не ешь от него; ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертию умрёшь».
(Бытие 2:16,17)


Солнечное рождение куклы Пандоры

Всех нормальных детей интересует вопрос: откуда возникают и берутся дети?

Фрося, жена дяди Гены, работала в женской консультации. Она часто приходила с работы усталая и расстроенная, и любила в доме и на даче (когда не было поблизости Анфисы) рассказывать что-то ужасное про разные женские истории, про разные женские болезни, и про (это самое ужасное!) какие-то аборты, про их какое-то невообразимое и ужасное количество у нас в СССР. И что это скрывают.

И Фрося даже сказала как-то раз, в каком-то большом споре у них на даче, очень сильно волнуясь и достаточно громко (и Анфиса это слышала):

«Мы — страна с абортированным будущим!..»

И кто-то согласился с ней — а кто-то нет. Но спорить стали ещё сильнее...

И Анфиса — хотя все от неё это скрывали (или чего-то не раскрывали) — догадывалась, что это как-то связано с возникновением детей...

…

Своё появление на свет она, почему-то, почти никак не связывала со своей матерью, которую почти не знала, и с которой почти совершенно не общалась. Только едва пару-тройку раз мельком видела её в Москве. Которая, кажется, даже и в Ленинграде вообще никогда не бывала. Или бывала — но никому у них в доме об этом не сообщала.

Анфиса была почему-то абсолютно уверена, что её кто-то придумал. Ведь потому что даже куклу, чтобы сделать, так ведь — сначала надо придумать! И, вообще, любую вещь. Так, значит, и человека?

Значит, и её, сначала надо было придумать, а потом...

Ох, она доберётся до того, кто это сделал! И всё выяснит. И про себя, и вообще...

Ну, и что? Скажет за это спасибо?..

Это она ещё для себя как-то не прояснила...

Она помнила, что родилась вместе со Спутником. Но ведь Спутник — это конструкция. А человек — тоже конструкция?..

Анфиса уже давно предполагала, что хотя дети могут появляться очень по-разному, но какая-то общая закономерность в их возникновении, всё-таки, существует. Однако, что касается её собственного появления на свет (или на «этот свет» — неясно... с «того света», что ли?..), то Анфиса была абсолютно уверена, что случилось это каким-то совершенно необычным и загадочным образом.

И — она очень хотела выяснить, каким же именно...

…

В один прекрасный солнечный летний день Анфиса играла со своей куклой Пандорой в саду на их ленинградской даче.

Ника была в это время с родителями в Москве, и Анфиса без неё скучала. Даже иногда тосковала. С другими детьми ей было как-то, чаще всего, не очень интересно играть. И интересных разговоров обычно не получалось. От этой тоски по подруге и близкому человеку она и решила серьёзно заняться сейчас с куклой.

Точнее, она честно попыталась, как, вроде бы, и положено маленьким девочкам, как она и видела не раз, наблюдая игры других девочек, поиграть с ней в «дочки-матери». Но почему-то у неё это, по непонятным причинам, не получалось.

Сначала она подумала:

«Наверное, я уже вышла из этого возраста!»

Но это объяснение её не удовлетворило. Она чувствовала, что причина должна быть глубже и в чём-то другом.

Она попыталась рассуждать как все люди:

«Кукла — это, как бы, моя дочка. Она моя дочка — потому что я её, как бы, родила. А как, в общем-то, я могла бы её родить? Как все люди? А как все люди рождают детей? Загадка! Вот, Гриша говорит, что можно генетически, а можно кибернетически. А Алик говорит, что потом будет у всех только солнечное рождение.

И я же этого не помню! Если бы меня кто-то родил — я бы это помнила! А я, почему-то, совершенно этого не помню! Значит, я, наверное, возникла как-то иначе. Каким-то незапамятным образом. Но каким?..»

Решение вопроса не приходило...

…

Анфиса взглянула ещё раз, хорошенько и внимательно, на свою бесконечно терпеливую куклу Пандору. И вдруг почувствовала, что все её рассуждения на эту тему — просто чушь собачья!

В самом деле, она ведь совершенно и не чувствует (и где-то в душе — и не хочет этого чувствовать), что Пандора — это её дочка! Кукла Пандора была для неё какой-то очень таинственной подругой — но совершенно не дочкой! И зачем ей быть какой-то её дочкой?

И как она могла быть её дочкой? Анфиса ведь прекрасно помнила, что кукла Пандора была ещё до-военного происхождения. А потом — военного. А потом — послевоенного. А потом — почти все у них в доме долго приводили её в порядок после её смертельных военных повреждений. И сделали из неё куклу Пандору.

И она была из полностью погибшего кукольного спектакля. Из которого выжила только она одна. И звали её до войны в этом спектакле «Девочка-из-Будущего»...

Анфиса вдруг подумала, что как же так: Пандора одновременно и из Прошлого — и из Будущего?.. Раньше ей эта мысль в голову не приходила. Но в Пандоре это действительно как-то соединялось!..

Вспомнила, как Герта сказала, что Пандора получила инициацию. А Алик ей на это сказал, что Пандоре ещё предстоит солнечное рождение...

…

Анфиса не выдержала долгого напряжения мыслей, поневоле вздохнула — и взглянула по сторонам...

Лёгкий, теплый ветерок нежно играл с жёлтыми, синими, белыми, но, по большей части, красными астрами и гладиолусами на клумбах... Большие, лучистые и перистые цветы благоухали тонким, терпким ароматом — и как будто хотели что-то подсказать Анфисе, что-то напомнить...

Анфиса ещё ничего не знала про пестики и тычинки. Но она слышала, что «дети — это цветы жизни». И в этом вспомнившемся ей изречении житейской мудрости она попыталась найти для себя сейчас какую-то подсказку...

Она думала:

«Цветы жизни — это, как бы, дети жизни?.. Что дети — это такие дети жизни, это хорошо. Красиво. И загадочно. И, наверное, правильно. Только детей поливать не надо. Но мыть — всё равно надо.

Но, всё-таки, откуда эти дети жизни берутся?..»

Большие, пышные, распустившиеся астры и гладиолусы тихо покачивались от тёплого летнего ветерка, и благоухали...

Гриша говорил, что все цветочные запахи — это информация. И информация тебя информирует и программирует...

Анфиса вспомнила, как отец её, ещё совершенно маленькую, водил и к этим цветам, и к другим, и — показывал ей на них, и говорил — что это она. То — на один цветок покажет, то — на другой, то — на все сразу. И всё говорил, что это — она.

И тогда у неё не возникало никаких вопросов по этому поводу. А