спешила в этот старый вертеп, именуемый Лондоном – лишь промозглая сырость угрюмо дышала в лицо. Тусклое пятно бесполезного слепого солнца – и ни единого луча надежды…
Усталость постепенно побеждала напряжение, и мысли обрывались, как в забытье. Где ты, расчетливая предприимчивая миссис Ловетт? Сейчас, когда ты так нужна, твоя растерянность похожа на испуг! «Боишься – иди навстречу страху», – так в детстве ей говорил отец. И она упрямо продолжала двигаться вперед, страхи же оставались глубоко внутри…
Но что это?.. Мало-помалу из тумана возникают лепные арки в виде мифических чудовищ, и к горлу подступает горький ком. Нелл хорошо знакомы дубовые резные двери с тяжелым позолоченным кольцом: сюда она тайком от мужа ходила, чтобы впервые в жизни попросить. Сюда глупышка Люси летела, как на крыльях, навстречу своей гибели, искренне веря, что ей обещали запоздалую помощь…
Остановившись, Нелли смотрит вверх, словно пытаясь проникнуть взглядом сквозь бархатные шторы. И снова серые химеры ехидно смеются ей в лицо, хищно оскалив каменные зубы.
Там за дверью, в роскошном уюте гостиной отдыхает последняя в Лондоне тварь! Или скоро вернется домой после пламенной речи в суде… А где же девушка, которую он отнял у отца?.. Как узнать, что с ней сталось? Может, он запер ее в приют для сумасшедших… или хуже?
Нелл решительно направилась к высокой резной двери.
Ее рука сама собой ложится на кольцо, и вдруг невольно замирает. Нелли крепче сжимает озябшие пальцы, раздается чуть слышный удар… Сердце часто-часто бьется, но она не отступает. Кольцо стучит уже сильнее, все громче с каждым разом. Проходит минута, другая. Из-за двери доносится неясный шорох, приоткрывается глазок – всего на миг…
– Эй, кто-нибудь! – настойчиво зовет она, пытаясь побороть волнение.
Но крохотный зазор уже закрыт.
– Эй, вы! – Негодованье притупляет в Нелл все остальные чувства.
Ответа не последовало.
Да, это логово хуже тюрьмы: в тюрьме, по крайней мере, было с кем поспорить! В последний раз со злости ударив каблуком ботинка по резному дубу, Нелл повернулась и зашагала прочь по улице.
Над городом сгущались сумерки, и редкие прохожие спешили вернуться в дом, чтобы согреться у пылающего очага в кругу семьи. Она одна не обращала внимания на холод. Без него ей не нужно тепла.
Нелли добралась до Флит-стрит, когда уже совсем стемнело, и стали зажигаться фонари. У дверей магазина с ней столкнулся незнакомый молодой человек. Сбегая с лестницы, ведущей на второй этаж, он второпях споткнулся о последнюю покатую ступеньку и в потемках едва не покатился ей под ноги.
– Простите, мэм! – поспешно извинился он. – Мое имя – Энтони Хоуп!
И тут же, не дождавшись ответа, продолжал:
– Я сегодня заходил несколько раз, но никто не открывал. Слава Богу, появились вы! А то я уж подумал, что дом просто вымер!
– Вроде того, – машинально согласилась Нелл, думая о своем. Имя юноши было ей знакомо: мистер Ти называл его как-то, они прибыли в Лондон на одном корабле…
– А где же мистер Тодд? – не унимался Энтони. Взволнованно теребя полы сюртука, он поглядывал то на Нелли, то на темные окна цирюльни. – А девушка, что здесь живет?.. Что-нибудь случилось? – спросил он наконец, заметив, что хозяйка подозрительно медлит с ответом.
– Они уехали, – упавшим голосом отозвалась Нелли, – и неизвестно, когда вернутся…
Она открыла дверь, и Энтони последовал за нею в пирожковую. Натыкаясь на стулья, они кое-как добрались до прилавка, и когда миссис Ловетт наощупь зажгла керосиновую лампу, он снова коротко спросил:
– Куда?
Молодой человек пробудил в ней доверие. Простая и открытая душа, в которой нет укромных уголков... Суини называл его достойным другом, и значит, это было так. Но сейчас она просто не могла говорить.
– На вот, выпей. – Нелли налила ему джина. Чуть помедлила, снова взялась за бутылку и до краев наполнила еще один стакан.
Они довольно долго сидели так вдвоем у остывшей печи в полутемной пустой пирожковой, не прикоснувшись к джину и не произнося ни слова.
Догадываясь, что внутренне она пытается собраться с силами, Энтони молча терпеливо ждал. Он не осмелился утешить ее вслух, а Нелли, опустив на руки голову, как будто слушала его молчанье, ловя себя на мысли, что рядом с ним ослабевают напряженье и тоска…
Позади тихо скрипнула дверь. Кто бы это мог быть? Оба вздрогнули и обернулись, стараясь разглядеть неожиданного гостя. Не веря собственным глазам Нелли порывисто вскочила. Позабыв об усталости, об Энтони, обо всем на свете, она словно на крыльях устремилась навстречу вошедшему, широко раскрыв ему объятья:
– Мистер Ти!
Или это иллюзия утомленного разума?.. Нелл подвела Суини ближе к лампе, как будто лишний раз хотела убедиться, что перед ней и в самом деле он. Ах, что они с тобою сделали? Красноватые тени под глазами еще глубже, а в трепетных отблесках пламени резко обозначились впадины на бледных щеках…
– Боже мой, ты сбежал? – выдохнула она и пошатнулась. Ей стало страшно и легко. Он выбрался! Неважно как – он рядом.
– Нет, миссис Ловетт, нет…
От голода или от сильного волненья у Нелли подгибаются колени, и Тодд, подхватив ее на руки, почти привлекает к себе. Ее ладонь сама собой ложится ему на грудь, и за короткие секунды Нелл успевает ощутить глубокие и частые удары его сердца.
– Сбежал? Откуда? Вы ведь уехали? – Пораженный услышанным, Энтони уже не в силах был сдержать поток вопросов.
Нелли вздрогнула и с досадой обернулась. Ну почему он так нетерпелив?
– Присядьте, миссис Ловетт, вы вся дрожите. – Суини усадил ее на стул, и осторожно выпустил из рук. – Дело гораздо серьезнее, Энтони. Я знаю, что могу довериться тебе. Возможно даже, мне понадобится твоя помощь.
На удивление послушно юноша присел на табурет, настроившись на долгий разговор. Похоже, сдержанный и рассудительный характер Тодда передавался всем, кто его знал. Для Нелли это было как болезнь, для Энтони – пример, достойный подражания.
Между тем, как Суини вкратце рассказывал другу о последних событиях, миссис Ловетт критически осмотрела свое оскудевшее за неделю хозяйство. Пройдясь по кухне в поисках какой-нибудь еды, Нелли с чувством вины и стыда обнаружила, что в доме, увы, нет ни крошки. Вернее, мука еще есть и джин, разумеется, тоже, но это ведь – не пирог. А мистер Ти наверняка ужасно голоден! В тюрьме не кормят, а лишь поддерживают жизнь. Она подбросила поленья в печь и разожгла огонь: в пирожковой было холодно, как в склепе. И вскоре печка задышала ей в лицо привычным жаром. Не тратя понапрасну времени Нелл принялась за дело, украдкой поглядывая в сторону Суини из-под полуопущенных ресниц. Любуясь бледным профилем на фоне темной комнаты, она в который раз признала с восхищеньем, что ни лишениям, ни боли не под силу стереть с его лица благородную, волнующую красоту. Речь даже не о красоте – от него исходило какое-то странное притяжение, неуловимый магнетический флюид. Ради него хотелось превзойти себя, ради его улыбки – пожертвовать всем…
– …и сегодня меня вдруг отпустили. Не знаю почему – и это настораживает, – закончил Тодд. – Человек, по приказу которого я был арестован, просто так не откажется от своих обвинений.
– Но на самом-то деле, почему эту девушку отнимают у вас? Вы заботитесь о ней совсем, как отец! Я знаю вас: вы не способны причинить кому-то зло! – горячо воскликнул Энтони, по привычке порывисто привстав с табурета.
Суини медленно провел рукой по лбу. Видно было, что он старательно подбирает нужные слова.
– История так запутана, что, не зная начала, ты не поймешь ее конца. Хотя, я надеюсь – это еще не конец! – В его глазах сверкнули угрожающие искры – и вмиг погасли, словно выпавшие из печки угольки. – Я сразу назову все своими именами. Человек, преследующий девушку, которую ты видел у меня, и называющий себя ее опекуном – судья Торпин. Почти шестнадцать лет тому назад он вынес мне фальшивый приговор, отправив на пожизненную каторгу, чтоб отобрать и погубить мою жену. Сам понимаешь: мое настоящее имя – не Суини Тодд. С тех пор моя жена исчезла, и осталась ли жива – известно только Богу! А девушка… Ты ведь уже догадался об этом: она на самом деле моя родная дочь.
Застыв на месте, Энтони, часто моргая, в молчаливом изумлении глядел на собеседника. Несмотря на предельную лаконичность Суини, этого было слишком много, чтобы переварить в один момент.
– Ее зовут Джоанна… – с грустной улыбкой прибавил Тодд.
И Энтони едва заметно улыбнулся в ему ответ. Суини взял в руки стакан, приготовленный Нелл, и сделал глубокий глоток: после промозглой сырости тюремной камеры огонь печи уже не согревал его.
Он погрузился в долгое молчание, словно давая молодому моряку прийти в себя. А тот неподвижно сидел, уставившись в темноту, стараясь хоть на миг представить себе картину этих немыслимо жестоких испытаний, и не мог. Не мог принять несправедливый мир таким, как есть. Но, не приняв его, ты должен что-то изменить! Ведь именно людская слабость, лень и безразличие к чужой судьбе дают разгул пороку. Сегодня на другом конце земли страдает чужой, незнакомый тебе человек, а завтра – твой близкий друг и вместе с ним – ты сам!.. Удача переменчивей погоды. Почему же счастливые люди забывают об этом? Юноша чувствовал негодование и… стыд. За весь несовершенный мир и собственную слепоту.
– Я даже не подозревал, что вы прошли через такое, мистер Тодд!.. – воскликнул он. – Но это зло не может оставаться безнаказанным!
Суини встал и медленно прошелся по магазину.
– Не все так просто, Энтони, – ответил он совсем спокойно, без тени гнева. Но голос его был глухим.
Как обычно украдкой наблюдая за мистером Ти, Нелли невольно замерла на месте. В темных, сейчас почти черных, блестящих глазах ей приоткрылось нечто такое, от чего холодок пробежал по всему ее телу. То была роковая решимость в предчувствии последней смертельной схватки, которой уже не избежать. И лишь когда Суини повернулся к ней, она поспешно подхватила скалку и для порядка постучала ей о стол.
– Миссис Ловетт, вы не слышали, что стало с моей дочерью?.. – Мистер Ти смотрел на Нелли так, что сердце вдруг затрепетало у нее в груди. С робкой надеждой и глубокой тоской… «Моей дочерью…» – в его голосе сквозило столько нежности и невысказанной боли, что миссис Ловетт растерялась. Почти неделю в неведении, взаперти он думал только об одном – о дочери, попавшей в руки деспотичного судьи, а ей как на беду совершенно нечего ему ответить.
– Я пыталась узнать о ней хоть что-нибудь в доме Торпина… Я стучала, но мне не открыли. – Нелл виновато развела руками и замолкла.
Похоже, Тодд ничуть не удивился. Он понимающе кивнул ей головой:
– Вам лучше там не появляться: судья вас знает. Он может что-то заподозрить. Самое ужасное, – продолжал он, обернувшись к Энтони, – то, что сейчас этот беспринципный и порочный человек принуждает мою дочь стать его женой! В противном случае он угрожал упрятать ее в сумасшедший дом.
– Тогда…– Энтони запнулся. – Оттуда нам ее уже не вызволить?
– Напротив. – Суини порывисто шагнул к столу. – Так даже проще. Тебе известно, где все лондонские постижеры* добывают волосы на парики? В Бедламе: они срезают волосы у сумасшедших из дурдома. Я
