дававший ей покоя:
– Ты, правда, не осуждаешь меня, отец?
Суини долгим взглядом посмотрел в ее глаза и бережно привлек к себе:
– Я так горжусь тобой, – ответил он, целуя ее в лоб.
– Я по собственной воле совершила отчаянный шаг. Но иначе нельзя было поступить…
– Я все знаю, Джоанна…
Им нужно было многое сказать друг другу, и миссис Ловетт тихонько вышла, оставив отца и дочь наедине.
…Нелли упала на прохладную подушку, в изнеможении закинув руки к изголовью. Ее глаза бесцельно, не мигая, смотрели в потолок. Покой расслабленного тела не приносил ей облегчения. Звенящая тьма наполняла пустую просторную комнату, а в глубине ее сознания беззвучно вспыхивали горькие, похожие на эпитафию слова: «Она исчезла и уже не возвращалась… улицы Лондона безжалостно поглотили ее…» Да, все было именно так! И где-то, в эту самую минуту, угрюмо кутаясь в изорванную шаль, по скользкой грязи мостовой бродила та, кого при встрече Нелли, не показывая виду, узнавала уже не по лицу, а по лохмотьям. «Думаю, она умерла…» Да, уничтожена, потеряна, отвержена, но все еще страдает, а значит – она жива!
Нелл умолчала и о том, что Люси, возвратившись от судьи, пыталась отравиться, и доктор чудом спас ей жизнь. Что через месяц после ее исчезновения Альберт с руганью выгнал из дома какую-то нищенку, умолявшую дать ей приют. А потом оказалось, что это была миссис Баркер…
Нелли знала, что Люси приходилось не только просить подаяние, но за бесценок продавать последнее, что от нее осталось. И этим она выживала… до сих пор! От горя и лишений бедняжка перестала быть собой – снаружи и внутри.
Но как же можно было говорить… почти сказать, что Люси умерла?!
Нелли отчаянно пыталась заглушить укоры совести.
«Я не хотела, чтобы ты испил до дна всю правду!..» – упрямо повторяло ее сердце.
Довольно! Нет смысла искать оправдание тому, что его не имеет. Рассудок непрестанно твердил ей: ты солгала не столько ради Бенджамина – ты солгала ради самой себя. А стало быть, ее любовь – бесчувственный, жестокий эгоизм? Но все внутри нее сопротивлялось обвинению рассудка и приговору совести: для меня это горькая правда, для него – нестерпимая боль!
Глупышка Люси! Наивная красивая глупышка… Что толку с твоего упорства: тебя не смог купить за драгоценности богач, а ты теперь дешевле куска сухого хлеба.
…Перед глазами Нелли – клочок бумаги, исписанный короткими прямыми строками. Размашистый небрежный почерк, а вместо подписи – чернильное пятно.
– Прочтите, – шепчет Люси, испуганно оглядываясь, и тут же краска приливает к ее щекам. – Мне не с кем посоветоваться, кроме вас.
Нелли откладывает в сторону противень, вытирает передником руки.
– А ваш муж? – удивленно восклицает она.
Супруги Баркер жили душа в душу, и вдруг…
– Только не он! – И Люси еле сдерживая слезы, протягивает Нелли смятое письмо. А на ее ладони остается перстень с изумрудом. – Я обнаружила его внутри… – с ужасом шепчет она.
«Некто, жаждущий вашей любви…» – Так начиналась та бесстыдная записка, и обе женщины решили, что лишь судья мог написать ее!
Посланье, вопреки его началу, вовсе не было признанием в глубоких чувствах – скорее договор с открытой датой, который непременно должен быть подписан. А самым страшным было то, что независимо от ответа Люси, Бенджамин Баркер уже был обречен. И доказательством тому – его арест.
Бесспорно, неизвестный был, по меньшей мере, титулованной особой, однако не считал необходимым называть себя. Странные письма, которые он продолжал посылать, всегда начинались роковым, угрожающим «Некто…» Писавший требовал от Люси одного – слепого и безоговорочного подчинения. Не важно, как она посмотрит на него, когда придется встретиться лицом к лицу. Достаточно того, что снизу вверх.
…Сырой осенний вечер. Нелл возвращается из конторы нотариуса. Ей удалось отсрочить выплату долгов, которые нажил ее супруг, все тот же непутевый и несносный Альберт. Теперь ей придется трудиться и ночью, и днем – иначе скоро и работать будет негде!
Нелли быстро шагает по узкой слабо освещенной улице. Глухо хлопают ставни, закрываются лавки… Из таверны доносятся крики и смех. У дверей копошатся какие-то тени. Короткая возня, угрозы, ругань, женский плач.
– А ну иди отсюда, пока цела!
Растрепанная женщина с разбегу падает на мостовую, прямо в грязь.
– Ничего я тебе больше не должен! Десять пенсов – чего захотела!?* – кричит ей вслед порядком подвыпивший ремесленник, брезгливо оправляя помятую одежду. – Кому еще ты жаловаться будешь?..
Но женщина не издает ни стона, только беззвучно сотрясаются ее худые плечи.
Нелл в замешательстве сморит на спутанные золотистые волосы.
– Люси?!..
Невозможно поверить, но это и вправду она! Запавшие огромные глаза, во взгляде – испуг и голод… Но в сотни раз сильнее – нестерпимое жгучее чувство стыда!
– Стойте!..
Поздно: бродяжка со вскриком бросается прочь.
Прошел всего лишь год с тех пор, как Бенджамин был осужден…
Нелли больше не в силах была вспоминать.
Легче вновь оказаться во власти беспутного, деспотичного Альберта и терпеть эту пытку до конца своих дней, видя Бена в объятиях Люси, только бы не было ареста, суда и приговора!..
Время, минута за минутой, час за часом, сочилось ручейком навязчивых мучительных вопросов. Что толку изводить себя напрасными «ну почему?» и «если бы…» – ведь завтра на рассвете он уйдет!
Никогда она не привыкнет с ним прощаться!
Бог видит, ради его счастья она без колебаний готова умереть, но как ей снова жить в разлуке с ним? Сможет ли Нелли выдержать и это испытание? Сможет ли?..
* В исторических статьях о викторианской Англии упоминается, что уличные женщины зарабатывали за ночь всего лишь несколько пенсов – буквально на еду и ночлежку.
Глава 14. КОГДА СУДИТ БОГ
Она не уехала. Какое-то необъяснимое шестое чувство удерживало ее в этом, снова опустевшем, старом доме, где маленькая Нелли так рано перестала быть ребенком. Тогда она впервые поняла, что в лабиринте жизни есть и темные тоннели. И вместе с этим научилась верить, что, где-то впереди, за поворотом, еще незримый человеческому глазу, сквозь крошечную щель проглядывает свет. Здесь слишком многое напоминало ей о нем. Сюда он обещал прийти, как только сможет.
– Я все-таки останусь, мистер Ти, – проговорила миссис Ловетт, передавая Тодду чемодан, который так и не распаковала с того дня, когда… Нет, больше не бояться, не вспоминать о зле! А помнить волшебные три слова, которым нужно беззаветно верить:
– Все будет хорошо.
Ее лицо на удивление спокойно, а голос абсолютно не дрожит. Суини долгим взглядом смотрит на нее. Внимательно, немного с удивлением, как будто перед ним другая Нелли, родившаяся только этим утром.
– Ну почему вы так упрямы? – с мягким упреком говорит он ей на прощанье.
Утро сереет сквозь тонкие шторки, мелкие брызги дождя падают на стекло. Как же ей удалось отпустить его без единого вздоха?.. И тихо улыбаться, глядя в след? На самом деле, так, и правда, намного легче. Их судьбы похожи на чей-то безумный, болезненный бред. Но все наладилось и снова обрело опору. Пока…
Ближайшие несколько дней проходят размеренно, тихо, по-лондонски серо. Падения и взлеты позади, и жить становится на удивленье просто: в печи – огонь, а на прилавке – пироги. Ни слухов, ни сплетен, ни подозрений. Тарелки, миски, сковородки… тараканы – как ни старайся, не прогонишь эту нечисть! Как и печаль из сердца… Нелли устало присела на скрипучий деревянный стул. «Ну что ты? Ненадолго же тебя хватило!» – одернула она себя и тут же подскочила от испуга: у входа резко брякнул медный колокольчик. Табличка с надписью «Закрыто», по-видимому, не имела для посетителя особого значения. На улице уже смеркалось, и Нелли с опозданьем пожалела, что не заперла на ключ двери магазина.
Довольно плотный невысокий господин остановился на пороге, оглядывая слабо освещенную большую комнату. Круглый живот, упитанные щеки, неторопливые жеманные манеры… «Любитель сытно пообедать, – мелькнуло в голове у Нелл, – и крепко выпить», – мысленно прибавила она не без иронии, заметив дряблые мешки под маленькими глазками клиента. «По крайней мере, не грабитель, и не вор». Осмелев, миссис Ловетт направилась в сторону гостя:
– Простите, сэр, но на сегодня у меня закончился товар, и… – Что-то в его внешности вдруг показалось ей до остроты знакомым. Вглядевшись повнимательней в самодовольное одутловатое лицо, Нелл инстинктивно ощутила скрытую угрозу. Чутье подсказывало ей, что он уже здесь появлялся… и не раз.
– Я испугал вас? – ухмыляется толстяк, слегка приподнимая котелок, и не спеша заходит в пирожковую. И снова подозрительно оглядывается, словно желая убедиться, что они одни.
– Меня привел сюда не запах вашей выпечки. Хотя, признаюсь, я не прочь ее отведать – возобновить знакомство, так сказать. Я – бидл Бэмфорд, – заявляет он, усаживаясь поудобней у стола и пристально смотрит на Нелли.
Вот оно что! Охота началась, и первый пес уже бежит по следу! Подозревая, что затишье долго не продлится и в тайне опасаясь появления Пирелли, Нелл, несмотря на предостережение Суини, не ожидала этого визита. Ну что ж, расспрашивайте, если вам угодно, мистер Бэмфорд, я здесь затем, чтоб опровергнуть все ваши догадки и доказательства!..
– Плесните мне хотя бы немного выпить, – прервал молчанье бидл, скользнув небрежным взглядом по прилавку.
– Извольте. – Нелли неторопливо направилась к буфету. Противник сам дает ей время собраться с силами и приготовиться к защите! И миссис Ловетт осенила довольно дерзкая идея, когда ее рука нащупала на полке шкафа прохладное стекло бутылки. Возможно, это слишком смело, самонадеянно… Во всяком случае, попробовать будет не лишним, и она от души налила ему полный стакан.
– Хмм… Ваше заведение, конечно, уже не то, что прежде, – начал Бэмфорд издалека, сделав пару солидных глотков. – Но ведь бывало и похуже… Давненько я здесь не бывал.
Достаточно давно – еще бы столько же!..
– Я, собственно, зашел по делу. – Он выдержал значительную паузу, и, пожевав губами, продолжал: – Вы, вероятно, слышали: совсем недавно известный лондонский судья Уильям Торпин скончался при весьма таинственных и странных обстоятельствах?
– Примите искренние соболезнования, мистер Бэмфорд, – сдержанно отозвалась Нелли. Она была уверенна, что не побледнела.
– Мой друг и покровитель перед смертью женился на своей воспитаннице, Джоанне Баркер…
«Чего теперь он выжидает – неужто поздравлений?..» – Нелли пыталась подбодрить себя острым словцом, помимо воли ощущая, как внутри нее все туже натягивается струна.
– В ночь после свадьбы девушка исчезла. Как выяснилось позже, входная дверь была открыта самодельным подобием ключа: утром отмычку нашли у порога. При этом кто-то с силой выбил двери в комнату Джоанны, сломав замок…
– Возможно, это сделал мистер Торпин, – довольно нервно усмехнулась Нелли.
– Зачем, когда он мог открыть ее своим ключом? – возразил с возмущением Бэмфорд. – Кроме того, в его покоях в ту же ночь произошел пожар! По-вашему, он сам развел огонь?
– При чем тут я? – не вытерпела миссис Ловетт. Язвительный тон и пронзительный взгляд собеседника на миг лишили ее самообладания.
– Ну что вы,
