ЦИКЛ 2

что под землёй – целый город.
  «Черпаки» с ленцой водили  цели, огузками мелков, я же весь Дальний Восток сплошь исписал немецкими словами – готовился на весну в институт. Было за полночь. Дежурный генерал и «полканы» спали.
  - Не нравится мне этот запах, – сказал вполголоса Андрон, знаменитый батальонный баламут и личность где-то даже легендарная. Куняя и всё ещё вяло бодрствуя, Андрон вальяжно расположился в самом углу планшета, уперев длинную ногу с нечищеным кирзовым сапогом прямо в Корейский полуостров. Я, не отвечая ему, продолжал писать и уже заехал в провинцию Сюнь Эй Вэй в Северном Китае, когда Андрон неожиданно обобщил, развил свою мысль.
  - Не нравится мне этот запах, - кисло повторил он и снайперски перебросил нога на ногу. – И вообще, не вижу логики. Швырять говно две недели, чтобы только домой к праздникам попасть… Да мы приедем, - он поднял кверху указательный палец с грязным ногтем, - и такой праздник дома закатим, чертям тошно станет! А не то, что там какое-то седьмое ноября… Всю роту провоняли, козлы! Ещё и дожди эти зарядили…
  Андрон говорил о дембельском аккорде. Это что-то вроде каторги, -только добровольно и на короткий срок. Но ишачить надо – не приведи Господь! Хоть и тут взять, -  шутка ли, 12 лет назьмо за свинарником наваливали, выше крыши было, бурьян на нём заботвинился, а теперь, за две недели искали дураков-дембелей – чтоб срыли. Вдесятером… В роте теперь даже от шинелей на вешалке шибало навозом.
  - Ты тоже хорош, - сказал, немного подумав, Андрон. – Про Шипшу в  газетёнку так тиснул. А про меня? – и он ласково улыбнулся. – Про меня – почему не написать?
  Я расхохотался так, что на глазах выступили слёзы.
  Конечно, жанр солдатской заметки в газету округа предполагает явный брех – но не до такой же степени!
  - И какое же вы название предлагаете? Сэр? – сказал я ему. – «Нет лучше «тормоза» в войсках», - так, что ли?
  - Ну, зачем же так грубо? – добродушно отозвался старый солдат и снова упёр нечищеный сапог в Корейский полуостров. – Вот, скажем, совсем недавно молодое пополнение пришло… Мы, ветераны, их на … обучаем. Передаём свой богатый опыт… так сказать… Чтобы враг не дремал и после нашего дембеля…
  - А сейчас он, по-твоему, дремлет? – спросил я.
  - Сейчас он обедает, - миролюбиво заметил Андрон. – Потому что у них день, а у нас – ночь. Это мы привычные бдить по ночам – после Усатого, а они кофе сейчас пьют… Ты видишь, по карте, только две цели водят, даже на острове Ратманова ни одного самолёта-разведчика… А всё почему?
  - Почему? – спросил я.
  - Кофе у них хороший, - ответил Андрон и засмеялся.
  - Эк тебя занесло! – не удержался я. - По-твоему, значит, чем хуже кормёжка в армии, тем справнее служба?
  - А то как же! – сказал Андрон. – С хорошей пищи уснёшь сам не заметишь, а голодный только бдишь.
  Он замолчал минут на пять.
  - Ты вот что… Напиши обо мне? – он вдруг заговорил мягко, не  поднимая глаз. - Мамке, опять же, приятно будет… Да и мне – тоже, -прибавил он, улыбаясь. – А я тебе к дембелю бегунца дам, первой степени…
  - Да на фига он мне нужен? У меня есть. Мне и третья степень сгодится.
  - Нет, ты напиши… Так, мол, и так… лучший старый солдат. Любимец  командира роты…
  - Это ты – любимец?.. Ты что, хочешь, чтоб мы и до Нового года не уволились?
  - Да ты не бзди! – доказывал Андрон и глаза его загорались. – Пока напишешь, отошлёшь, пока напечатают, мы с тобой давно водку на гражданке кушать будем… И свалку эту уже не застанем. Нам всё равно тут не больше недели осталось… После ноябрьских где-то и nach Hause gekommen, а?
  - Ну, допустим, - начал я, - напишу. – Кого же тебе в ученики определить-то? Ведь ты в статье пойдёшь как бы по делёжке опытом?
  - Как – кого? – засмеялся Андрон, - конечно, Горбункова.
  - Ну это… подсудное дело, - решительно мотнул головой я. – Ты что? Он же за полгода ни одной цели до конца не провёл! От самого комбата взводному нагоняй был. За него… Нет, брат, - сказал я, - тогда нам  точно светит до новых веников на губе париться.
  - Чудак человек, да тут ведь и хохма! – вскричал в порыве энтузиазма приятель. - Ты подумай только! Два «тормоза» – старый и молодой – гордость роты… Ну, типа: «Славна рота «тормозами»… Кстати, - немного успокоившись и делая серьёзное лицо, проговорил Андрон, - ты знаешь, ребята рассказывали, у него одна мать, отец бомжик ходит побирается, родни кот наплакал да и всё беднота… Жалко пацана, если честно. Затуркали его тут все, затюкали… Ну, если не идёт человеку эта грамота, то что ж ему теперь, повеситься?.. Напиши, а? Он вырежет, домой мамке пошлёт – радость дома будет.
  Я посмотрел на него внимательно. Андрон, точно поняв мой взгляд, подумал и сказал с искренним увлечением, повышая голос:
  - Ну брехня это всё, ладно, ну и чёрт с ней, что, другой здесь брехни мало ты видел? И вообще…- он улыбнулся добродушною своею улыбкою и прибавил: - Что такое чуточку брехни для немного радости? И кому от этого хуже будет? Никому.
  Несколько дней тянул я волынку, а статью-таки написал. Приблизительно в том же духе, что «старый солдат» и «заказывал».
  Что было потом – узнал из письма одного «черпака» – мы земляки, и я ему оставил свой адрес.
  «Ты знаешь, Коля, что тут было… - писал он. – Нет, думаю, ты не знаешь и даже не догадываешься… А знать должен, поэтому и статью твою прилагаю, если что на гражданке уже подзабыть успел. Причём – учти, аж у «карданов» её достал! Потому как у нас по всей части Горбунок одни дырки вместо неё оставил – все повырезал и домой отослал, родакам… Ходит теперь, как Маршал Советского Союза, не живёт по Уставу, здоровается нехотя, сквозь зубы. Ротный тот рвёт и мечет – тебя вспоминает, говорит, писарь едрёный, что наделал, собака! На всю часть ославил, убить мало! А мы ж ему, прохвосту, ещё и рекомендацию в иняз дали… Хорошо, хоть партию обрубили, хлебал бы я тогда!.. Точно бы мне моих родичей кучерявых припомнили…» Такие вот дела, Коля… Шумит народ, волнуется рота. Стенгазета – тоже с дыркой, - висит на стене, ну когда такое было? Наглядная агитация… А Горбунок и оттуда, сучий потрох, твою статью ночью срезал! Правда, от того лучше служить не стал… Такой же, как и был, его собираются в стройбат отдавать. А что? для него выход! Там все – такие. А тут он, как белая ворона, - кто не пройдёт, ущипнёт…. Так что, земеля, он тебе привет шлёт и – премного благодарен! А дома-то как за него рады – что ты! Из твоей же статьи получается, будто все войска ПВО только на Горбе и держатся! Да ещё на старом наставнике - рядовом Андриянове… Последний оплот, так сказать, - от имперьялизма!.. Ну пока, всё у меня. Ещё год барабанить, а там свидимся, помянем дорогого нашего земляка Леонида Ильича – ему ровно год тогда будет. Пока!»
  И представляешь!.. – горячился кум, подливая, - а мы сидели под цветущею яблоней и на стол от ветра сыпались белые лепестки, - весной узнаю, что документы мои, в иняз, не в порядке, чего-то там не хватает… То есть надо налаживаться снова в часть ехать, и всё делать заново… Представляешь!.. После статьи?.. А оказалось – ничего. Зря боялся. Ротному уже капитана дали. Принёс он на КПП всё, как положено. Поговорили. А вспомнили про статью – только посмеялись. Такая вот… была у нас армия.


                                                              ОДНА  BIJOU
                                      ( Сказка )

  Говорят, французы – народ ушлый. Это они придумали – женщину, кухню, литературу.
  А ещё они создали одну чудную организацию – «Одна бижу».
  … Жила в Париже мадам. Не старых ещё лет, но и не так, чтобы уж и молода. Однажды, от скуки балуясь дистанционным пультом телевизора, она набрела на канал «Антенн-2». Показывали Африку.
  Африка – всегда чёрная. Даже Магриб. С первых кадров всё равно понимаешь: перед тобою – Африка.
  Но такой Африки мадам ещё не видела.                   
  Это не была уже набившая оскомину реклама туров на сафари в Кению, или на водопад Виктория. Вовсе нет. Показывали голодную Африку. И тут название страны роли не играло.
  Где-то в знойной, открытой местности, - пожалуй, Уганда, - такой удручающе жаркой, что, казалось, горячий воздух проникает даже сюда, в её парижский пентхауз – билась в истерике красивая чёрная мать, а рядом с нею, - на спичечных рахитических ножонках, что выпирали из  туго натянутой шкуры, дебильная огромная голова, страшно крупные потухшие глаза, - тёрся о подол её платья дистрофический мальчонка в крайней степени истощения. Другой, - помоложе, - уже только лежал на песке, тяжело глотая горлом воздух и, вероятно, задыхаясь. Ребёнок этот не переставая странно улыбался всем своим старческим личиком и шевелил напряжённо искривлёнными длинными пальцами. Определить возраст детей – из-за их отчаянной худобы – было невозможно. 
  И – всё. Передача окончилась, понеслась реклама.
  Её задело за живое. Раньше почему-то она никогда  этого не видела. И – не знала. А тут – ужаснулась! Почему? Загадка… Вероятно, всё-таки возраст… В принципе, мадам всегда недолюбливала ТВ.
  Она тотчас же позвонила подруге. Нет, та не смотрела. Примеривала  новую шляпку у модистки. Позвонила ещё. Мадам в Опере, чётко ответил чей-то услужливый голос. Что передать? Нет, ничего, она положила трубку.
  Как эта мысль пришла, откуда? – Бог весть… Она до сих пор сама себе толком объяснить не умеет, - а тут ещё теперь корреспонденты замучили… Пришла вот – и всё. Хоть криком кричи!
  Мадам упала в кресло и вдруг задумалась: «А что… если?»… Да ты что, рехнулась, что ли? – ответил ей внутренний голос. Жена миллионера… что скажут в нашем кругу?.. – А всё-таки… чёрт их всех побери, - возразил на это другой голос, покрепче. – Ты попробуй. Это не страшно… То, что ты только что видела – вот это страшно…»
  Она рывком вскочила из кресла и прошла в будуар. А мысли в головке мадам роились, роились… «Что бы снести? – наконец спросила она себя. – Неужели, если порыться, ничего не найду?» И тут ей пришли на ум восхитительные серьги-капельки с инкрустацией золота, платины и вкраплениями жемчуга! Муж недавно вернулся из Америки и привёз ей в подарок к серебряной свадьбе. Миллион долларов!
  Всего-то, думала мадам, - одна бижу… Не обеднею. Их все не переносишь, вон их сколько… И ей уже виделось: на одной чаше весов – её бижу, в миллион долларов, а на другой – горы риса, муки, сахара в мешках, консервы, медикаменты, палатки, одеяла, одежда… всё для этих чёрных, измождённых голодом людей… И гора всё растёт, высится, а к ней – новая лепится уже, рядом… и… всего-то дела – одна только bijou, на чаше весов. Только одна бижу!
  Мадам выдвинула один из туалетных ящичков и достала оттуда серьги-капельки. Charmant… «Ну и чёрт с ними!» – ещё раз воскликнула она в порыве страсти и шустро покинула свой пентхауз. – Проживу и так!»
  -  Мадам, это не серьёзно, - сказал ей оценщик в ломбарде. – Такие вещи не закладывают.
  - А мне – надо! – возразила мадам.
  - Хорошо, - ответил оценщик. – Я надеюсь, вы ваши серьги скоро выкупите.
  - Конечно, - сказала мадам, и, взяв чек, погнала свой «Ягуар» пока ещё и сама не зная куда.
  Но к вечеру она отыскала, что хотела. А через месяц: «Нет-нет, военные хорошие люди, что вы, я вполне доверяю военным», - настояла-таки сама сопровождать свой гуманитарный груз в Центральную Африку, до конечного