тела — тоже «невозможны». Знать бы, как управлять этим. Похоже, способности у меня проявляются только тогда, когда я сильно нервничаю. Классика, прям. Я забрал винтовку, зашвырнув её подальше (всё равно, у меня бы не получилось её использовать), и вытащил нож из ножен на поясе Грида. Может, тоже выкинуть? Боец из меня никакой, много ли от него будет пользы? Скорее — сам себя порежу, чем кого-то… Грид зашевелился: у меня по спине пробежали мурашки, рука судорожно сжала рукоять. Как бы то ни было — двадцатипятисантиметровый тесак в руках давал призрачную иллюзию силы. Пусть и без оружия — Грид не превратится в беззащитного котёнка, а я не намерен сдаваться «просто так». Солдат поднялся на удивление проворно, будто ни в чём не бывало — посмотрел на меня и спокойно сказал:
— Опусти нож. Ты не сможешь пробить им мою броню.
Меня разбивала предательская дрожь — но я постарался, так же спокойно, ответить:
— Я расколол твой шлем голыми руками. С чего ты взял, что я не вскрою тебя как консервную банку?
— Это невозможно.
— Хочешь проверить?
Грид твёрдо шагнул вперёд, будто собирался меня раздавить. Рука сильнее впилась в нож, а я, что есть мочи, рявкнул:
— Стоять!
Грид замер. Он стоял в неестественной позе — будто ожидая следующей команды. Вспомнилась детская игра «Море волнуется», и, невольно — стало смешно. Я обошел Грида со всех сторон. Может, они и вправду — роботы? Или у меня такая способность? Интересно, она на всех действует? Я отошёл подальше и сказал:
— Отомри.
Грид сдвинулся с места, заканчивая шаг, и снова остановился — теперь уже сам. Покрутив головой и найдя меня — опять двинулся вперед.
— Стой!
Грид остановился.
— Иди!
Шаг вперёд.
— Стой!
Остановился.
— Иди!
Ещё шаг.
— Стой!
Всё верно: я, каким-то образом, взял его под контроль. Неизвестно, как именно, неизвестно почему, но я могу приказывать чужому разуму. А ведь Зак говорил, что Гриды почти не поддаются психическому влиянию…
— Кто ты, что делаешь здесь?
— Виктор Разряд, пятьсот седьмой, вооружённые силы ГРИД, провожу регулярный обход местности.
Имя у него — вполне человеческое, а вот фамилия… Впрочем, она не лишена смысла. Наоборот: странно то, что в чужом мире — встречаются имена из нашего. Или, мне только слышится наиболее привычный вариант? Я как-то позабыл о своём первом знакомстве с языком — когда непонятные и бессмысленные буквы превращались в известные мне слова.
— Зачем?
— Для выявления и устранения потенциальных угроз.
— Ты человек?
— Да.
— Почему ты подчиняешься ГРИД?
— Долг каждого гражданина Республики рабочих идеалов — соблюдение установленных норм и порядков. Я призван помогать гражданам и защищать от всего, способного повредить идеалам ГРИД.
Человек… Робот ты, с промытыми мозгами.
— Я ничем не угрожал вашему государству, зачем ты хотел увести меня с собой?
— Ты нарушил границы.
— А почему ты мне об этом не сказал? Я бы ушёл.
— Я действовал согласно инструкции. После допроса — тебе предложили бы стать гражданином Республики.
— А если бы я не захотел?
— Зависит от результатов допроса.
— Граждане Республики свободны в выражении личности?
— Да, в соответствие провозглашённым идеалам.
— А если я привержен другим идеалам? Которые отличаются от ваших?
— Твои идеалы будет рассматривать Верховный совет.
— Что будет, если они посчитают их противоречащими вашим?
— Тебя убедят в необходимости изменения.
— Что будет, если не получится меня убедить?
— Это невозможно, сила убеждения Верховного совета действует на всех.
— Нет ничего невозможного.
— Ты заблуждаешься.
— Недавно ты говорил, что твою броню невозможно пробить. Проверь свой шлем, он расколот.
Солдат легко снял шлем и осмотрел его. Рыжие волосы, голубые глаза, бледная кожа, потрескавшиеся губы… Выглядит как человек. Разговаривает — как робот. Что нужно сделать, чтобы так изменить психику? Не я ведь заставляю его говорить так, будто он читает мне строчки из учебника? Или я? Помню, как сам долго привыкал не выражаться «казённо». Но, всё равно ещё — нет-нет, да и проскочит фраза, в которой есть смысл, но нет жизни. Только сухой, раздутый канцеляризм.
— Убедился?
— Да.
— Всё ещё считаешь невозможным его разрушение?
— Я говорил, что ты не сможешь пробить мою броню этим ножом — металл, из которого он изготовлен, недостаточно прочен.
— Тогда, как мне удалось это?
— Не знаю, мало информации. Это подтверждает опасность, и то, что ты можешь являться потенциальной угрозой Государства рабочих идеалов.
Всё же, он не всегда говорил одинаково: называя ГРИД то «Республикой», то «Государством рабочих идеалов». Что-то от человека в нём осталось. Шальная мысль пронеслась в голове: что, если попробовать снять с него внушение? Или, дело ещё и в генетике?
— Что ты будешь делать, если Республика исчезнет?
— Исчезну вместе с ней.
— А если не получится?
— Невозможно. Республика может погибнуть только в результате войны. Я солдат и буду сражаться до последнего.
Мне показалось, или в голосе Грида появились эмоции? Даже мимика стала живее, появился слабый румянец, блеск в глазах.
— В войне могут быть выжившие. Что, если одним из таких станешь ты?
— Долг каждого — соответствовать идеалам Республики. Если я выживу, то продолжу служить им — и распространять эти идеалы настолько широко, насколько будет возможным.
Уже интереснее. Система самовосстанавливается. Он не стал бы себя убивать — как я подумал вначале. Это и радует — значит, Син оставил своим солдатам хоть немного воли, и пугает — возможно, всё намного сложнее.
— Но другим могут быть чужды твои идеалы — что тогда?
— Я буду стоять на своём.
Ну что ж, раз так — попробуем «клин клином». Если я могу его контролировать, значит — и внушить, смогу. Наверное…
— Ты сам — волен выбирать свои идеалы, никто не вправе — устанавливать закон, для твоей души. Повтори.
— Ты сам волен выбирать свои идеалы, никто не вправе устанавливать закон для твоей души.
— А теперь — ещё раз, то же самое. Только замени «ты» на «я» и «твоей» на «моей».
— Я сам волен выбирать свои идеалы, никто не вправе устанавливать закон для моей души.
— Повторяй, пока я тебя не остановлю.
Грид начал повторять только что сказанное — механически, без какого-либо намёка на эмоции. Зачем я это делаю? Всё равно, свободным он не будет — это только ещё одна программа, которую я закладываю ему в мозг. Может, лучше внушить, что теперь он подчиняется мне? Зак прав: нельзя давать людям свободу — они, попросту, себя уничтожат, когда возникнет множество противоречивых интересов, загонят себя в ловушку страстей. Все жаждут свободы — не понимая, что она такой же призрак, как и желание «жить вечно». А вечен — только Абсолют. Только он и свободен. У всего остального есть границы — неважно, насколько великие. Но мне, отчего-то, хотелось дать ему, хотя бы, призрачное стремление. А ещё — я постарался «вырвать» из его состояния всю агрессивность, которая была сейчас. Не способность злиться — а память, о его нападении на меня. И заодно — «инструкцию» о том, как поступать с «нарушителями».
— Достаточно, ты можешь быть свободен. Иди домой, если хочешь.
Грид встал как вкопанный, потёр рукой лоб.
— Я на посту.
— Тогда — делай, что должен.
— Я не помню, что делать.
— Сколько ещё человек на посту?
— Ещё пять.
— Спроси у них.
— Где моя винтовка?
— Не знаю, ищи сам. Те, другие — могут появиться здесь?
— Нет, этот район патрулирую только я.
Странно, всего один… Впрочем, и пять, то есть, шесть человек — маловато будет. Видимо, Сину не так уж важны границы его владений. Хотя… Я вспомнил, как солдаты Грид выныривали из пустоты. Если они умеют телепортироваться — то достаточно одного сигнала, чтобы здесь была вся армия.
— Тогда найди оружие и продолжай патрулировать.
— Спасибо.
— Не за что, будь здоров!
Я похлопал Грида по плечу — мне было смешно и немного жалко его. Как он назвал себя? Кажется, Виктор. Может, вернуть всё как было? Приказать замереть на несколько минут — и уйти? Нет, не для того — я выворачивал, сейчас, ему мозги.
— Виктор, ты должен отвести меня к себе, в вашу часть.
— Зачем?
— У меня есть важная информация для Верховного совета.
— Хорошо.
—///—
— Ну как? Всё понял?
— Всё, что мог.
Я взмахнул рукой, и мы оказались на пустыре — том самом, с которого всё началось. Вдалеке виднелся город.
— Ты что, перенёс нас обратно?
— Мы всё ещё в Храме, не замечаешь?
— Нет. То есть, Храм и пустырь — одно место?
— Они связаны. При необходимости, Храм может появиться в любом месте — но здесь это сделать легче всего.
— Ещё один переход?
— Можно и так сказать.
Мы снова стояли в Храме.
— Так ты просто создал иллюзию?
— Да. Вспомнил и нарисовал. Хочешь город посмотреть?
— Там есть что-то интересное?
— В общем, нет.
— Тогда обратно.
— Сам не разобрался ещё?
— Нет. Кое-что смутно вырисовывается, но этого мало.
— Так можешь попробовать.
— Нет, давай ты. Мне нужно переварить всё, что узнал.
— Ну, держись тогда.
Дорога обратно показалась мне легче — да и Дрон выглядел лучше, по сравнению с первым разом. Мы перенеслись в ту же комнату, из которой ушли, Валерки не было.
— Сейчас у тебя лучше получилось.
— Я заметил.
— А заметил, что ты больше не прозрачный?
Я осмотрел себя, прошёлся, потрогал стену, мебель. Когда я появился здесь в первый раз — то, как призрак, не мог ни к чему прикоснуться, сейчас же всё стало осязаемым. Перенёсся полностью? Интересно, кто, или что — осталось у меня на кухне… И осталось ли. Я представил, как меня забирают и везут в больницу, чтобы «откачать», или как я растворяюсь в воздухе, на глазах у Оксаны… Знакомое чувство тревоги начинало сверлить сознание, не давая сосредоточиться.
— Не заметил, теперь вижу. Мне пора домой.
— Бывай.
Я замер и закрыл глаза. Домой. Домой, быстро! Моргнув, я увидел, что всё ещё нахожусь в катакомбах. Беспокойство нарастало, вот-вот обещая превратиться в панику — я стиснул зубы и сильнее зажмурился.
— Не выходит? Может, силы не хватает? Давай подтолкну.
Дрон положил мне руку на плечо — от неожиданности я подпрыгнул, чуть не упав с табуретки. Я снова сидел за столом своей кухни. Медленно поднявшись, я открыл холодильник и достал бутылку воды. Последние слова Дрона вспоминались как обрывки сна, но остальное я помнил хорошо. Интересно, я когда-нибудь привыкну к этим переходам — и научусь, наконец, нормально перемещаться? Без мысли: «А, получится?». Сегодня вышло, завтра нет. Хорошо, хоть, Дрон помог. Понимаю теперь, почему он сам не хотел пробовать. Он не понимает, как это делать. И не рискует. А я и не понимал никогда, всё «на авось». Странно только: отчего Дрон стал таким рассудительным? Появилось, что терять? Так у него только способности появились. Или нет? Из ванной — по-прежнему, доносился шум воды. Приоткрыв дверь, я заглянул внутрь — и тут же получил «заряд» пены, в лицо. Сдёрнув полотенце с крючка, я закрыл дверь. Бесят такие «шутки»… Обычно я отвечаю, но сейчас не до того. Сколько я провёл в отключке? Складывается впечатление, что «там» и «здесь» время идет по-разному. Или —
