Сознательно М.А.Булгаков не обозначает здесь конкретно название цветов, чтобы не разрушать возникающую между мужчиной и женщиной ауру взаимной симпатии отрицательным отношением к праздничному дню, который в 1960-ых годах станет в СССР нерабочим.
Большинство современных читателей романа «Мастер и Маргарита» наверняка понять не смогут, почему в 1920-ых годах кто-то мог отрицательно относится к такому светлому весеннему празднику, символы которого были легко узнаваемыми и в следствие обличительными для писателя …
К тому же параллель между 8 марта и встречей мастера с Маргаритой могли чрезмерно запутать даты в тексте, что тут было бы излишним.
Но даже тут среди множества символов сама собою напрашивается аналогия между Маргаритой персонажем романа и Маргаритой Гертрудой Целле (1876-1917), более известной под именем Маты Хари, самой знаменитой мифологизированной шпионки 20-го века, казнённой во Франции в 1917-ом году. Биография Маты Хари сродни истории Маргариты Николаевны в изложении М.А.Булгакова.
Продолжим.
- А какие?
- Я розы люблю.
Тут я пожалел о том, что это сказал (эти слова - прекрасный повод для того, чтобы ей подать запланированный знак соглядатаям, находящимся на расстоянии), потому что она виновато улыбнулась и бросила свои цветы в канаву. Растерявшись немного, я всё-таки поднял их и подал ей, но она, усмехнувшись, оттолкнула цветы, и я понёс их в руках (дважды настойчиво выбрасывает цветы подруга мастера, это сигнал для других сотрудников о том, что всё в порядке, обычно на подобные операции НКВД посылало не одну женщину, а в сопровождении наблюдателей).
Так шли молча некоторое время, пока она не вынула у меня из рук цветы и бросила их на мостовую, затем продела свою руку в чёрной перчатке с раструбом в мою, и мы пошли рядом.
- Дальше? – переспросил гость. – Что же, дальше вы могли бы и сами угадать. – Он вдруг вытер неожиданную слезу (многократно всеми биографами А.М.Горького была подмечена его чрезвычайная сентиментальность и слезливость. Указаны эти качества и автором романа) правым рукавом и продолжал: - Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих. Так поражает молния, так поражает финский нож! (М.А.Булгаков для любви мастера и Маргариты избирает страшную метафору, уподобляя возникшее между ними божественное чувство подлому и коварному убийце, так он скрытно подсказывает читателю, что их встреча была неслучайной, а по заданию НКВД своей сотруднице) Она-то, впрочем, утверждала, впоследствии, что это не так (автор, в своём стиле, заставляет сам персонаж случайно сознаваться в предумышленности его действий, руководимых отнюдь не провидением, а своим начальством из НКВД), что любили мы, конечно, друг друга давным-давно, не зная друг друга, никогда не видя, и что она жила с другим человеком… и я там, тогда… с этой, как её…
- С кем? – спросил Бездомный.
- С этой… ну… с этой… ну… - ответил и защёлкал пальцами.
- Вы были женаты?
- Ну да, вот же я и щёлкаю… На этой… Вареньке… Манечке… нет, Вареньке… ещё платье полосатое, музей…. Впрочем, я не помню» (можно ли так точно, до мельчайших подробностей помня историю создания романа, забыть фамилии любимых женщин? Нет, конечно, мастер сознательно скрывает близких людей, не давая внести в протоколы наблюдателей их инициалы).
Необходимое дополнение.
Стоит вспомнить тут несколько женщин, чьи имена связываются с личностью А.М.Горького.
1.Будберг Мария Игнатьевна (Мура Закревская-Бенкендорф) (1892-1974), авантюристка, неофициальная жена А.М.Горького, возможно двойной агент ОГПУ и английской разведки, позже любовница Г.Уэллса, умерда в эмиграции.
2. Шайкевич Варвара Васильевна — жена А. Н. Тихонова-Сереброва, помощника А.М.Горького, возможно любовница А.М.Горького, якобы имевшая от него ребёнка.
3. Мария Фёдоровна Андреева (Юрковская, Желябужская) (1868-1953), российская актриса, общественный и политический деятель, с 1904 по 1921 гражданская жена А.М.Горького.
Продолжим.
«Так вот, она говорила, что с жёлтыми цветами в руках она вышла в тот день, чтобы я наконец её нашёл, и что, если бы этого не произошло, она отравилась бы, потому что жизнь её пуста (подруга мастера ко времени их первого свидания уже практически разуверилась в большевистских идеалах и избавилась от иллюзий, что когда-то привели её в эту организацию, тем более, что это от неё и требовалось, чтобы втереться в доверие к мастеру).
Да, любовь поразила нас мгновенно. Я это знал в тот же день уже через час, когда мы оказались, не замечая города, у Кремлёвской стены на набережной (они гуляют вокруг Кремля).
Мы разговаривали так, как будто расстались вчера, как будто знали друг друга много лет. На другой день мы сговорились встретиться там же, на Москве-реке, и встретились. Майское солнце светило нам (вот обозначен и месяц, такой привычный в романе, май 1935 года, хотя, быть может, как обычно М.А.Булгаков применяет метафоричность русского языка, чтобы обозначить жаркое весеннее солнце, потому что только вчера ещё при их знакомстве было 8-ое марта). И скоро, скоро стала эта женщина моею тайною женой.
Она приходила ко мне каждый день, а ждать её я начинал с утра. Ожидание это выражалось в том, что я переставлял на столе предметы. За десять минут я садился к оконцу и начинал прислушиваться, не стукнет ли ветхая калитка. И как курьёзно: до встречи моей с нею (после появления незнакомки жизнь мастера контролируется множеством людей, понятно, что они появились не случайно) в наш дворик мало кто приходил, просто сказать, никто не приходил, а теперь, мне казалось, что весь город устремился в него. Стукнет калитка, стукнет сердце (автор стуком сердца кодирует вход каждого нового посетителя в дворик), и, вообразите, на уровне моего лица за оконцем обязательно чьи-нибудь грязные сапоги. Точильщик. Ну, кому нужен точильщик в нашем доме? Что точить? Какие ножи? (соглядатаи из НКВД вычисляют всех знакомых мастера, обеспечивают прикрытие своего агента и исключают возможность преждевременной передачи романа в чужие руки. Нечего точить в домике у мастера).
Она входила в калитку один раз, а биений сердца до этого я испытывал не менее десяти, я не лгу (десять секретных сотрудников предваряют приход подруги, сопровождают ее). А потом, когда приходил её час и стрелка показывала полдень, оно даже и не переставало стучать до тех пор (следом за ней заходят люди уже без счёта), пока без стука, почти совсем бесшумно, не равнялись с окном туфли с чёрными замшевыми накладками-бантами, стянутыми стальными пряжками (мне представляется, что такие туфли носила в те годы Елена Сергеевна, и очень гордилась ими, хотя очень сложно представить, чтобы нечто подобное можно было свободно носить среди московских рядовых граждан, не привлекая внимания нищей толпы. Автор броскими, буржуйскими туфлями подчёркивает её сословное и служебное положение).
Иногда она шалила и, задержавшись у второго оконца, постукивала носком в стекло (когда ей удавалось прийти к нему без сопровождения наружного наблюдения, она вела себя немного иначе, потому мастер не слышал предварительного стука калитки). Я в ту же секунду оказывался у этого окна, но исчезала туфля, чёрный шёлк, заслонявший свет, исчезал, - я шёл ей открывать.
