рубашки, поднялись и раскинулись кожистые крылья. Когда-то это сильно пугало элиа – на Тайшеле. Здесь такого ещё никто не видал, ящер был первым.
Йаллер поднялся в воздух, извернулся и ухватил ящера за хвост. Тот недовольно тряхнул им, Йаллер отлетел в сторону. Огромная пасть раскрылась во всю ширь: громадина был обижен и предупреждал, что терпеть этого не намерен. Йаллер согласно кивнул и спикировал на хвост ещё раз.
Огненный смерч заполнил пещеру за пару мгновений, сразу стало нечем дышать. Йаллер невольно зажмурился, выставил перед собой шкатулку и смирился с тем, что после выхода из пещеры придётся добывать не только новые сапоги. Несколько томительных долгих минут в пещере было удушающе жарко, потом ящер выдохся и загрохотал когтями по камням – ушёл.
Йаллер опустился на землю и осторожно открыл глаза. От одежды остался только пепел, вместо шкатулки с ладони капал расплавленный металл, растекаясь по полу лужицей.
В светлой жидкости на ладони лежали колечки – яркие и целые, как будто только что вышли из рук творца. Камни в них сияли по-прежнему: белый прозрачный – тусклее, алый и синий – ясно.
Йаллер вздрогнул и стряхнул их на землю, они раскатились с глухим стуком. Поднял руку к глазам. Проклятые безделушки…
Он неохотно собрал их. Девать было некуда, оставалось просто зажать в кулаке. И что же, выпустить их в мир? Или сделать вид, что куда-то дел и не помнит? Если спросят – ответить, что потерял? И всё же замкнуть остальные два, если и вырвутся на свободу – так чтобы не смогли затащить своих хозяев в предназначенную им паутину…
***
Он решил – отдать. Выполнить обещание, данное несчастному элиа. Дать его народу возможность иметь дело с известной опасностью, а не бросать их в бездну неведомого. Обмануть брата видимостью выполнения замысла. Того, что элиа повелись на соблазн и оставили его кольца себе.
Он решился на подмену. Долго подбирал такие же камни, – благо на Отуманенном хребте такого добра было предостаточно. Бродил по подземельям, проводил рукой по стене – и следом прочерчивалась золотая полоса, которая собиралась в капли. Прятался от златоведов… А после – только он мог отличить копии от оригиналов.
Его творения тоже концентрировали Силу, – с простыми драгоценностями любой элиа почуял бы обман и заподозрил неладное. Прибавил ощущение – свою память о брате, о его голосе, строе мыслей. Чтобы никто не вздумал усомниться в том, кто стоял за спиной творившего. Ощущение было смутным и ускользающим, не позволяло отловить себя и проявить до чёткости, но – было.
Последним, что он сделал, была шкатулка. Помогла память руниа, – он хоть и видел её недолго, но человек бы не воспроизвёл такое, а он – смог, в памяти отпечаталось всё точно, до мельчайших деталей.
Подлинные – замкнутые на себя, но по-прежнему опасные – он спрятал в тени того Источника, возле которого жил сам. Знал, что лучшая охрана тайны – молчание. Проследил, чтобы никто его не видел.
И скрыл следы.
***
Он переживал, что зря натаскал ящеров на золото. А вдруг они не смогут уничтожить и колечки златоведов? И как теперь их отучить? И стоит ли? И как проверить? И что ему теперь – проникать в поселение элиа, красть остальные побрякушки? Другое дело, что на златоведов не действует Сила, и это для них не так опасно, как для остальных… Он долго мучился, искал выход, потом всё-таки пошёл – воровать.
Он шёл ночью, когда все отдыхали, – не спали, но веселились или пытались отвлечься от дневных забот. В ночи слышались чужие песни, переплетались страхи и радости, он знал, что и его самого тоже слышно… Ирату давно уже осчастливил его заявлением, что он очень заметный, и никуда от этого не денешься. Он прятался, при встрече с элиа – отводил им глаза. Старался почувствовать в море существ, одарённых Силой, – материальные предметы.
Это было сложно: кольца спали. Ничья рука не касалась их, никто не брал на себя их мощь, не зажигал огнём своей души, своих стремлений.
И внезапно он понял: он и не найдёт. Те, кто их делал, сдержали слово и спрятали их. Он даже порадовался: сумели, надо же… от него, от руниа. Спрятали до лучших времён… вот только опасность в полной мере всё же не осознали, иначе у них тоже стоял бы вопрос – не спрятать, а уничтожить… Но – хоть так. И всё же – надо же так цепляться за собственные творения…
Он возвращался, но терзала мысль: ненадёжно. И – как дать совет?
***
Йаллер так и метался во все стороны – ждал, искал, снова пробовал что-то делать. Элиа же, напротив, успокоились: вернулись посланники, заручившись обещанием родичей о помощи в случае войны, сами готовились к обороне. Порой кто-то осмеливался брякнуть, что неплохо было бы и самого Саурона в плен взять, как сделали когда-то жители Йосаяна, но его тут же обрывали: и где тот Йосаян? Йаллер ловил эти слухи, усмехался и уносился дальше: больше всего боялся за керо-ликов. Поселение на берегу реки он не проведывал, – слишком далеко, отлучаться надолго ввиду войны нельзя, – кружил лишь вокруг своего, соседского. Уже не доверял себе, не верил в том, что запутанные дорожки спасут, хотя вроде бы керо-лики не должны были бы выдать себя: внешний мир им не особо был нужен, – сами себя обеспечивали всем необходимым и никуда не рвались. Но страх не уходил.
Зимняя гроза застала его на юге, возле реки. Где-то далеко бешено неслись тучи, сверкали молнии – и всё это без единой капли, без снежинки, только ярость грома и поминутное вспыхивание молний. А потом, когда тучи разошлись, небо перечеркнула тонкая неверная радуга – странная и чуждая замёрзшей земле, пожухшим травам и ледяной быстрой воде, за которой вздымались горы. Где-то неподалёку он ощутил живых: разведка элиа. Они смотрели на то, как он стоял, скрестив руки, на высоком берегу и не знали, что душа рвётся в небо – летать в тучах, видеть их рваную дикую красоту на разной высоте, встречать молнии, которые не могут причинить вреда руниа… Но – нельзя. Разнесут. Разрушат легенду, за которой удалось скрыться. А ему уже есть что охранять…
***
Беда пришла тогда, когда элиа начали уже поговаривать, что войны не будет, – мол, много времени прошло, может, и примерещилось всё тому бедолаге, напугался видения и зря всех перебаламутил.
Йаллер потихоньку присоединился к разведчикам. Возникал внезапно, сообщал сведения, – был убедителен, – и исчезал так же быстро, как и появлялся. Не был уверен, что его допустят к большему. Давить на элиа – не решался: не открываться, только не открываться, не привлекать к себе внимания. Когда армия ирукаев из далёкой серой массы стала чёткой явью, – не ушёл, хотел скрыться только в самый последний момент, но потом в какой-то миг почувствовал чужое настороженное внимание, чужую волю, шарящую по рядам живых, и понял: пора. Слишком опасно – оставаться.
Он скрылся в тени зачарованного леса, но не мог заставить себя не чувствовать: рядом началась война и пришла Смерть. Ей не доставляло ни удовольствия, ни отвращения превращение живого в мёртвое. Она просто делала своё дело – шаг за шагом. Элиа, ирукаи, – всё равно. Иногда ему до безумия хотелось перестать быть руниа, чтобы ничего не слышать, но это было невозможно… да и любое живое существо сейчас чуяло то же самое. Аксерат не позволял утаить. Аксерат обрушивал на головы живых чужую боль и не позволял остаться безразличным. Если ты живой – ты поймёшь. Вспомнились слова Ирату: каждое открытие Входа для души умершего – это разрыв материального мира, а что уж говорить о смерти в борьбе, в ненависти, в отчаянии…
Базарное Перепутье опустело, все попрятались до лучших времён. Кто-то из элиа в панике уходил в сторону моря, рассыпая по дороге страшные вести. Йаллер и сам знал, кто из знакомых ему элиа погиб. Да, брат, придя под стены города, потребовал свои творения. Знал, что элиа ответят отказом: те твёрдо были уверены, что в ответ на согласие всё равно будет война, ирукаев не удержать от разрушения, они уже жаждут крови и не остановятся… а их главарь не из тех, кто будет останавливать. Йаллер порывался броситься на помощь погибающему городу, уходил далеко, встречал беженцев, видел ирукаев, – на них тоже не действовали никакие Силовые приёмы, их нужно было просто убивать, что он и делал… и издалека тут же притягивался внимательный взгляд: а кто это? а что это? а как?.. И Йаллер тут же уходил в тень, давя бессильную ярость оттого, что вынужден прятаться вместо того, чтобы вступить в открытый бой. Он снова и снова возвращался к мысли – надо выйти самому, надо плюнуть на маскировку, надо, надо, надо… но что-то в душе трезво и холодно останавливало: ты не справишься. Ты уже один раз проходил через смерть. Связь твоей души с телом стала слабее, да и ты сам – тоже. Именно поэтому такого труда стоило выдраться из Перехода, когда взбунтовавшаяся часть Ордена попыталась замуровать там неугодного руниа, и уже тогда, сразу, мелькнула мысль, что до гибели в Ущелье Судьбы это далось бы более безболезненно… И именно поэтому выходить сейчас в открытую в одиночку против брата – нельзя. Слишком опасно.
Всё это было так, но… издалека он слышал всё новые и новые смерти, и от этого можно было сойти с ума.
Прибрежные элиа пришли на помощь тогда, когда было уже поздно, когда поселение уже лежало в руинах, а уцелевшие прятались по лесам или пробирались куда угодно, только бы подальше отсюда. Брат дождался, пока они подойдут поближе, и отсёк им путь на запад. Йаллер в панике выскочил на свои рубежи, – топить ирукаев в болотах на направлении Базарного Перепутья, – но вынужден был остановиться: элиа бежали на север, ирукаи некоторое время преследовали их, загоняя подальше к горам, а затем получили приказ отойти. Йаллер понимал: брат ведёт свою игру, он смотрит на то, как на разгром своих отзовутся другие элиа, и выбирает среди них вождей, которых позже будет заманивать в ловушку из трёх колечек. То, что ценой этой большой игры уже стало множество смертей, его не волновало… точнее, его волновало лишь то, чтобы элиа не исчезли вовсе, а то некем станет управлять.
***
Люди налетели внезапно, как буря, – по крайней мере, они впоследствии думали именно так, и никто их не разубеждал. Ирукаи с воплями и боевыми кличами налаживали оборону, но было поздно. Йаллер сильно подозревал, что брат попросту бросил их на произвол судьбы: захваченные и разгромленные поселения были ему не нужны, он приходил за кольцами и получил почти все… а кольца элиа рано или поздно проявятся сами. Йаллер был почти уверен, что брат из укрытия наблюдает издали за тем, как люди добивают ирукаев, и ждёт того часа, когда сможет наконец приступить к выполнению своего замысла. Ирукаи бегали по равнине, как ошпаренные, даже не приходилось особо напрягаться, чтобы уловить, где и насколько большая стычка происходит. Следом за людьми подъехали элиа из прибрежных поселений, – при них Йаллер с удивлением обнаружил человека, позже понял, что он у них выступает переводчиком, причём если у него хватило терпения выучить и их имена, и произношение, то у элиа с языком людей не ладилось никак, и переводчика они громко именовали «другом элиа». Впрочем, остальных людских вождей они тоже старались переименовать на свой лад, так что
