с привычным терпением ожидала своей участи. И чем-то напоминала воина, который постоянно держится начеку и скупо расходует силы. А Стефания Кельни — Снежная королева, прямым твёрдым взглядом словно бросала мне вызов.
***
— Куда идём? — поинтересовалась Таскани, когда мы покинули здание. Голос у неё сильный, с низкими тембрами. Но звучал приятно, и напоминал мягкий песок на пляже. Не знаю, откуда пришло сравнение, но Альберта у меня ассоциировалась с морем, яхтами и размеренной счастливой жизнью. А ещё с некими тайнами океанских глубин и высшего света.
— Покажете, где вас задержали, и я решу, как поступить дальше. Надеюсь, вы не против?
— Лейтенант, неужели что-то изменится, если я буду возражать?
— В общем, нет, — ответил я. И мы рассмеялись.
Начало беседы оказалось приятным. Мне нравилась Альберта. И я не сомневался: Таскани знала о моём отношении к ней. Женщины хорошо чувствуют мужчин. И по мелочам, на какие сильный пол не обращает внимания, они читают нас, как открытую книгу. Где-то я прочитал, что слабый пол может различить до сотен различных эмоциональных оттенков собеседника. И нам, мужчинам, ой как далеко до них. Мы то способны от силы на какой-то десяток.
— Всё так неожиданно свалилось на меня, — сказала Альберта, когда мы шли по набережной Гихона к центру города.
— Вы имеете в виду арест? — поинтересовался я, стараясь нагнать красавицу, державшуюся впереди. Так, наверное, шествуют королевы, на ходу разговаривая с придворными, следующими за ними. Но ведь Таскани художница.
— И арест, — задумчиво ответила Альберта. — Но я имела в виду иное. Полёт сюда — идея Патриции. Моя подруга женщина яркая, решительная, настоящий ураган эмоций. И если загорелась чем-то, её не остановить. Пепе ведущий продавец в компании, и умеет околдовывать покупателей, готовых заплатить любые деньги за предлагаемое жильё.
— Хм. Не заметил у неё таких качеств, — сказал я, поглаживая зудевшую шишку у левого глаза.
Обернувшись, Альберта посмотрела на меня и улыбнулась.
— Да, я вас понимаю. Если Патриция захочет, вы её возненавидите. Но я хорошо знаю подругу. Девушка оказалась в положении, когда от неё ничего не зависит. Что для сильной личности невыносимо. Вот и бесится. И срывает злость на вас, поскольку вы являетесь препятствием. Но Патриция разумная женщина и весьма проницательна. Заверяю, едва изменятся обстоятельства, девочка попросит у вас прощение.
— Скажите, Альберта, а почему вы заговорили о случайности?
— Понимаете, лейтенант, жизнь вполне устраивает меня. Я с дочуркой путешествую на яхте. Мне нравится спокойная обстановка, когда можно расслабиться и заниматься любимым делом.
Творчество — процесс, требующий ухода из реальности. Образы ловишь в потустороннем мире, в иллюзиях и мечтах. А пригрезившееся нужно быстро написать, иначе порвётся нить, связывающая тебя с замыслом. Иногда я не успеваю закончить холст — то отвлекли, то ещё что. И незавершённая работа продолжает мучить, как не рождённое дитя. Я выражаюсь странно?
— Нет. Хотя я и не занимаюсь творчеством, но подобное случалось и со мной. А что с…
— Я расскажу, — властно перебила Альберта. — Я порой долго объясняю. Но такой подход часто помогает лучше понять себя.
Так вот, однажды я прочла статью о космическом музее. О ковчеге вообще много говорят и пишут. Не скрою, тема заинтересовала, хотя и далека от моей жизни. А ночью мне приснилось, будто я живу на древнем корабле. И сон захватил меня.
Помню, встала среди ночи и принялась работать. Я нервничала, психовала. Не те краски, не ложились мазки. Я сломала три кисти и измазалась. Но когда утром посмотрела на собственное творение, я… как бы лучше сказать… изумилась. Не заметив, я полностью зарисовала прежнюю картину. Но я не жалела. Морских пейзажей я написала сотню. А то, что предстало с моего собственного холста, потрясло меня.
Альберта, казалось, ушла в себя, но я не осмеливался вставить хоть слово, и молча следовал за ней.
— В таком стиле я ещё не работала, — продолжила художница погодя. — Я впервые изобразила себя, к тому же в удивительном наряде. Тело обёрнуто разноцветной тканью, напоминавшей сари, какие носят женщины Индии. Но я никогда не видела город, выписанный на заднем плане. Бледно-жёлтое небо, огромные здания в виде геометрических фигур, удивительные деревья. Полотно вышло настолько ярким и наполненным жизнью, будто я фотографировала с натуры.
Обернувшись, Альберта бросила на меня взгляд.
— Вы знаете, как делают постеры? Берётся цифровой снимок высокого разрешения. Затем меняют цвета, тона, где-то приукрашивают либо убирают лишнее. Получается нечто ирреально — сказочное. Вот такой вышла первая картина из того цикла.
Мы приблизились к мосту, где я беседовал с Ядвигой. Но Альберта направилась дальше. Женщина шла быстро, и я едва поспевал за ней. А остановилась она лишь у следующего моста.
— Вот что я написала! — воскликнула художница, водя рукой. — У перил люди. Слева парк. Здания частично увиты плющом. Я стою на том берегу и гляжу сюда. А на заднем плане тот дворец.
Таскани показала на шестой корпус музея, куда мы направлялись. Чудеса продолжались. Сперва меня удивила Ядвига, а теперь и Альберта.
— И что дальше? — спросил я, нарушив тишину.
— Э-э-э? — художницу явно захватил пейзаж.
— Вы нарисовали картину…
— А утром прилетела моя подруга. — Таскани не могла оторваться от созерцания панорамы. Казалось, говорили лишь её губы, а сознание было занято иным. — Я тогда бросила якорь на Корсике возле Каржеза. Оказываясь на яхте, первым делом Патриция заходит в мастерскую и смотрит, над чем я работаю. И тут вдруг спрашивает: где я взяла постер Атлантиды? Я даже не поняла, о чём речь. А подруга указала на холст, стоявший на мольберте.
Альберта усмехнулась.
— Видели бы, как удивилась Патриция, узнав, что я написала полотно за одну ночь. Обычно на картину уходит от недели до месяца. Причём, я работала без эскизов. Помню, так устала, что пожелала гостье расслабиться, а сама завалилась на кровать и проспала до ночи.
— А где сейчас картина?
— Патриция увезла нё в Гонконг, и продала.
— Вы не жалели, что расстались с полотном?
— Нет! — отрезала Альберта. И я вздрогнул от резкого тона. А художница, смягчив голос, добавила: — Я сама попросила забрать её.
— Но, почему?
— Какое вам дело?! — опять вспылила женщина.
Я заметил: порой выходки Альберты соответствовали особе, привыкшей командовать. И странно выглядели в исполнении молодой художницы, одиноко жившей на яхте. Интересно, кем она могла повелевать? В краткой биографии Таскани нет и намёка на высокородное происхождение, либо принадлежность к высшему обществу. Впрочем, тайны великих мира надёжно сокрыты от любопытных обывателей.
— Простите, если зацепил вас. Меня заинтриговал ваш рассказ. И я чувствую, есть… Должно быть продолжение.
Я коснулся локтя Альберты, приглашая идти дальше, и мы, сохраняя молчание, перешли мостик.
— Извините за резкость, — отрешённо произнесла Таскани.
Мне показалось, Альберта на время отключилась. А опомнившись, вернулась к прежней роли:
— Я не люблю неожиданностей. Вот и нервничаю. Та картина… Да, я попросила Патрицию увезти холст, поскольку следующей ночью мне приснился тот же сон. Я шла по городу, но улицы выглядели иначе. Тут гуляли люди. Много зелени. А в небе вимана.
— Простите, что вы сказали?
— Ну, такие летательные аппараты. Слово как-то само пришло. Так вот, я хотела, но не могла найти в себе мужества, чтобы вернуться домой, поскольку там случилась беда…
— Что вы имеете в виду? — спросил я, пытаясь увязать сон Альберты, слова Ядвиги и убийство Новака.
— Не важно, — отрезала Таскани.
— И вы решили прилететь сюда?
— Нет. Я рассказала о снах подруге. На следующий день Патриция отправилась в Гонконг и увезла картину. А я перебралась в Марсель. Думала, наваждение пройдёт, и я вернусь к прежней жизни. Но ошиблась.
Мы немного прошли в молчании.
— Патриция снова появилась у меня где-то через неделю, — продолжила Альберта, — и привезла кучу снимков ковчега. На них я узнала написанные виды. Но современный город выглядел скелетом. Отсутствовали парки, не гуляли люди в просторных белых одеяниях. Впрочем, не важно.
— Альберта, вы продолжали рисовать Атлантиду?
— Я написала ещё несколько полотен.
— В том же стиле?
— Не хочу говорить о них, — отмахнулась художница, и сменила тему. — Мы с Патрицией улетели в Гонконг. Но кошмары не оставляли. Я опять не спала ночами. Подруга однажды предложила слетать на ковчег. Я не собиралась подвергаться таким перегрузкам. Но… с самого начала знала — надо. И позволила уговорить себя. Требовалось увидеть город своими глазами, чтобы избавиться, наконец, от бессонницы.
— Так вам до сих пор снится Атлантида?
— К счастью, нет. А на Земле каждую ночь, — едва слышно произнесла Альберта. — Из-за тех снов я и согласилась на космический тур. Хотя не верила, что мне разрешат полёт.
До шестого корпуса осталось несколько кварталов. Мы неспешно шли по улице между великолепными дворцами. Но, погрузившись в мысли, Альберта не замечала окружающего.
— Вы довольны, что прилетели сюда? — поинтересовался я, желая побольше узнать о девушке.
— Проснувшись сегодня утром, — задумчиво сказала Таскани, — я чувствовала себя отлично. Первое небо мне не снилось, пока летела по космосу, и я хорошо отдохнула.
— А что такое первое небо?
— Так в древности называлась Атлантида, — ответила Альберта, как нечто само собой разумеющееся.
— А есть и другие небеса?
— Конечно. Здесь семь городов. Мы находимся в верхнем. Но больше я вам ничего не расскажу. Так вот, когда попала сюда, мне казалось, будто я вернулась домой. Я ходила и удивлялась, почему тут всё не так, как помню.
— Вы имеете в виду по снам?
— Ммм… Да. Но, когда мы приблизились к моему до… Ммм. Я хотела сказать, к дворцу, то почувствовала себя так, словно… даже не знаю, как назвать… В общем, мне стало плохо. Странные воспоминания и кошмары снова вернулись. И я сказала подруге, чтобы вывела меня из холла. Но покинуть здание нам не разрешили. Снаружи находилась другая экскурсионная группа. И тогда мы незаметно прошли к лестнице.
Я видел в записи описываемые события. Поведение женщин со стороны казалось подозрительным. Но, услышав рассказ, я склонялся поверить Альберте. Детали многое объясняют. Внутри холла шестого корпуса группа должна находиться до десяти минут, чтобы согласовывалось передвижение с другими. Иначе начинается толчея. Вот им и не разрешили выйти. Но к тому времени, когда, переступив канат, подруги направились вверх, труп Новака уже окоченел. Поэтому я их обеих исключил из списка подозреваемых.
Мы остановились перед центральным входом шестого корпуса. Размеры и монументальность дворца производили сильное впечатление. На пятиметровых колоннах покоилось массивное перекрытие галереи. По центру портал, смыкавшийся вверху полукруглой аркой. По бокам расходящиеся полые цветники.
— Скажите, Альберта, а как здание называлось в ваших снах?
— Просто дом. А официально — дворец Эа, моего супруга.
— Вы здесь долго жили?
— Наверное. А какая разница? Я ведь пересказала вам сон.
— Я сомневаюсь. А что ещё вы помните?
— Гуляя по городу, я многое
