Глава 3: Тамара

               Но, а думы – обо всем и вся.
                                                  И уже не помню Бога.
                                                  Но услышит Бога ухо
                                                  Раба низкого, моленье.
                                                  Благодать Святаго Духа
                                                  Ниспошлет в мое спасенье»
-     Дедушка, - Виктория вытянула в трубочку ярко накрашенные губы, - я, что-то не поняла. Так кто же из них наш Бог?
    Старичок поднялся со ступенек и посмотрел сверху на Викторию.  
-     Ведомо ли тебе юнице Славословие Пресвятой Троице?
-     Нет, дедушка, - Виктория подняла лицо вверх и, широко раскрыв от удивления глаза и рот, взглянула на высокого и крепкого старичка.
     Старичок повернулся лицом к Церкви и, размашисто крестясь, произнес:
-     Слава Отцу и Сыну и Святому Духу, и ныне и присно и во веки веков. Аминь. Бог един, а является Он людям в трех лицах: Отца и Сына и Святаго Духа. Им трем, вечно принадлежит одинаковая честь. Они единосущны и нераздельны. Сия тайна непостижима нашему уму. Поэтому всем надо подчиняться определениям веры, исшедшим из уст Божиих.  
-     Ага, - согласилась Виктория и спросила. – А как Вас зовут, дедушка?
-     Имя мое – Никодим. А ваши как имена?
-     Мое имя Виктория, а подруги – Виолетта.
-     Да, да, да, - задумался старичок и, кивнул головой на Виолетту, сказал:
-     Ты Тамарой наречешься. А ты, - указал на Викторию, - Марией будешь.
Девочки рассмеялись. Им показалось, что все это выдумки доброго дедушки.
    Старичок поклонился до земли Церкви; повернулся к девочкам и со словами: «Спаси вас, Господи!» поклонился им в пояс; поднял со ступенек небольшой черного цвета матерчатый мешочек и, уже никого не замечая, тихонько, не спеша, пошел своей дорогой странника.
-     Эх! – спохватилась Виолетта. – Надо бы ему было денег дать. Как мы, так!
-     Я думаю, что незачем, - сказала Виктория. – Он, похоже, в милостыне не нуждается.
Старичок, пройдя уже около тридцати метров, не останавливаясь, громко произнес:
-     По милостыне твоей и милосердие твое зримо. Сколько в тебе милосердия, настолько ты и к Богу ближе, и угодна Ему. Аминь.
Подруги застыли на месте. Когда пришли в себя, старичка уже не было видно.    
-     Ну, ты Виктория, - постучала два раза ладошкой себе  по лбу Виолетта. – Что ты говоришь такое. Думай, прежде чем рот открывать.
-     Да, и…, - Виктория не нашла слов, как оправдаться.  
-     Ладно, Вик забыли. Смотри, уже солнце село. Время, наверное, около семи. Как бы батюшку не пропустить. Пошли обратно в Церковь.
    Выйдя из Церкви, священник увидел в низу девочек и направился к ним. Девочки его тоже заметили и приветливо улыбнулись ему.
-     Ну, как служба, не устали? – спросил священник девочек.
-     Да, что Вы, батюшка, - старалась бодро ответить Виолетта, - не устали. Правда, многое не поняли, но нам понравилось на службе, батюшка.
-     Вот и, Слава Богу, - священник почувствовал притворный тон в голосе Виолетты, но виду не подал. – Так, что, девочки – до остановки?
-     А у Вас разве нет машины, батюшка? – удивилась Виктория.
-     Ну, как же? – улыбнулся священник. – Есть. Какой же я тогда батюшка. А в Церковь к Богу, я всегда хожу пешком.
-     А живете Вы где, батюшка?
-     У сенного рынка.
-     Ого! – воскликнули подруги в один голос. – А нам ближе и по пути с Вами, батюшка.
-     Тогда пешком? - предложил священник.  
-     Сто пудов, батюшка! – обрадовалась Виктория.
Виолетта покраснела и опустила голову.
-     Меня отцом Феодором зовут, - сказал священник.- Можете и так ко мне обращаться
-     Ну, как же, батюшка! – не согласилась Виолетта. – Мы же не крещенные. И так к Вам обращаться.    
-     Но, а что с вами поделаешь? – улыбнулся священник. – В Церковь сами пришли. Дорогу уж не забудете. Чай в России живете, да язык русский с молоком матери впитали, а душа русская без защиты. Не порядок!
-     Да, батюшка, конечно, конечно, - согласилась Виолетта. – Но называть Вас: «отец Феодор», пока не смогу.
Виктория шла рядом и молчала.
-     Церковь наша, - сказал священник, - освящена в честь Святого Пророка Илии. Сто лет уже ей. Много претерпела, благословенная. Уже и разрушить ее хотели. Да был тогда – в тридцатые годы – настоятелем прихода, архимандрит Серафим. Вышел он на встречу «красным бесам». А в руках он держал чудный образ Пресвятой Богородицы. Икона, говорят, была очень старая – древнерусского письма. Остановил супостатов силою Господа нашего, Иисуса Христа по молитвам Пресвятой Богородицы. Заступилась за Церковь нашу, Пресвятая Дева Мария. Девяносто лет было настоятелю. Не пожалели его большевики – расстреляли. Но Церковь не разрушили. В 1943 году – в самый тяжелый период времени в Великой Отечественной Войне, Церковь вернули верующим. Вот так она до наших дней и дожила.
   Священник замолчал. Шли молча. Тревожные мысли носились в головах девочек. Им обеим казалось, что именно сейчас они находятся в том страшном времени. Мысленно видели, как вместе с настоятелем прихода, архимандритом Серафимом, защищают храм от супостатов. От этих дикарей-коммунистов со звериными повадками и животными инстинктами. Но охватывавший их страх, при мысли о неминуемом расстреле, постоянно выбрасывал их обратно – в наше время.
-     Какой ужас! – нарушила молчание Виктория. – Господи! Какая идея стоит того, чтобы из-за нее лишать человека жизни. Нет такой идеи! Бешеные собаки все они – коммунисты, нацисты и фашисты.
-     И ни судить их нельзя, и судить не можем, - с грустью сказал священник.
-     Это как?! – удивились девочки.
-     Тогда и народ, что их поддерживал судить надо. Кого за трусость, кого за корысть. Да и что им суд человеческий, - священник указал пальцем в небо. – Суд там. Нет ничего более страшного, чем Суд Божий. Помилуй нас Господи, грешных и недостойных, - священник перекрестился.              
-     Батюшка, - спросила Виктория, - а Вы в Советской Армии служили?
-     Бог миловал, - сказал священник. - Красноармейцем не был ни дня. Но случись война, в стороне бы не остался. Молодость я свою провел в тюрьмах. Грабил с подельниками  Банки СССР в городах Фрунзе, Ташкенте, Баку, Тбилиси. Такой формы был мой протест Советскому строю. Потом понял – не той дорогой идем, товарищи. Оставил братство «воров в законе». Крестился в Православной вере и уж лет как восемь рукоположен в священники.  
-     Батюшка, - сказала Виолетта, - вот наш дом.
Остановились у четырнадцатиэтажного белого дома.    
-     Вот и хорошо, - сказал священник.- Не заметили, как пришли.
-     Да, батюшка, - согласились подруги.  
-     И еще, девочки, - священник продолжил говорить, - при Церкви каждую субботу и воскресение работает Воскресная школа. Там есть старшая. Зовут ее Галина. Подойдите к ней, и запишитесь на занятия от моего имени. Ну, вот и все. Оставайтесь с Богом. Пусть хранит вас Господь.
-     Спасибо, батюшка. До свидания!      
Девочки забежали в подъезд дома. Заскочили в кабину лифта и поднялись на пятый этаж.
-     Что за вонь? – скривила губы Виолетта.
-     Мусор уже неделю не вывозят. Вот мусоропровод и переполнили.
-     Опять пьянствуют, что ли?
-     Не знаю. Ой, слушай! - спохватилась Виктория. – А вопросы наши, по книге «Закон Божий»?
-     Вика! – рассердилась Виолетта. – Пугаешь то, что? Слышала же, что Воскресная школа работает. Там все и выясним.
-     Ага! – кивнула головой Виктория. – Ну, тогда пока!
-     Пока, пока! – помахала рукой Виолетта.
Девочки разбежались по своим квартирам. Виолетта тихо вошла в квартиру, сняла с себя джинсовую курточку, надела халат, тапочки и прошла на кухню. Следом за ней на кухню прошла и ее мать.
-     Ты, где так поздно шаталась?
-     Ты, что говоришь такое – шаталась? Я в Церкви была, мама.
-     Где! – подняла удивленно брови мама. – Это еще, что за новости?
-     В Церкви, мама! В Православной Церкви.
-     Да ты что – в Бога веруешь?
-     А ты?
-     Я? Даже и не знаю.
-     Многое мы еще не знаем, мама.
-     А отец знает?
-     А, что отец знает?
-     Как, что? – удивилась мама  и громко крикнула. – Витя! Слышь, иди ко сюда!
-     Ну, что там еще? – ответил недовольный мужской голос.
-     Иди, иди сюда! Бросай свой компьютер.
В проеме двери на кухню остановился полный и невысокого роста, мужчина.
-     Ну, что ты там встал? – раздраженно сказала мама. – Проходи на кухню, Витя.
-     Что надо? – невозмутимо спокойно спросил Витя.
-     Ты знаешь, наша дочь уже в Церковь ходит, – с усмешкой в голосе сказала мама.
-     Слава Тебе, Господи, что не в бордель! Благословляю, – сказал папа, развернулся и ушел в свою комнату.
-     А…, - открыла рот мама и замерла на месте.
Через минуту пришла в себя и развела руками.
-     Хозяин – барин. Садись есть, дочь ты наша, Православная.      
    Викторию дома тоже ждали родители и волновались. Войдя в квартиру, Виктория увидела перед собой свою мать, стоящую в халате и  с сигаретой в руке.
-     Что ты за сигареты такие куришь, вонючие, мама? – резко спросила Виктория.
-     На хорошие у твоего папаши, заработок мал, - нервно встряхнула на пол пепел с сигареты мама.
-     Кто там, Нинк? – послышался голос отца.
-     Кто, кто, - лениво и с безразличием сказала мама. – Дочь твоя, драгоценная.    
-     Да, - в коридоре появился отец. – Ты, где так поздно, дочь?
Виктория боялась сказать родителям, что была в Церкви; стояла и молчала.
-     Что молчишь? – настаивала мать. – К тебе Володя приходил. Где была? Такой мальчик хороший. Родители у него предприниматели; с деньгами. Вот с кем тебе надо дружбу заводить.
-     Какие там предприниматели! – в сердцах махнул рукой отец. – Торгаши, спекулянты.
-     Сейчас уже нет спекулянтов, - со знанием дела заметила мама. – Все они нынче – предприниматели в сфере торгово-закупочной деятельности.
-    Ага…, - попытался возразить папа.
-    Да, замолчи ты, - слегка толкнула рукой в спину мама папу. – Ты, Боря в своей ментовке, много зарабатываешь?  
-     Я там служу, а не зарабатываю.
-     Вот, именно! Работал бы в ГАИ, зарабатывал бы.
-     Там тоже не везде место «хлебное».
-     При твоем звании, был бы на «хлебе», а не на «земле».
-     Опять начала?
-     Ты бы лучше деньги приносил домой хорошие. Афганец ты, долбанный! Вон, ваш Валера Исупов, обложил торгашей и в ус не дует. Бабзеля его в золоте да в шубе из песца. А с тобой, как бы мне самой не пришел песец.    
-     У меня еще пока совесть есть.
-     Тогда, что ты в ментовке потерял? Альтруист ты хренов. Как еще тебя там терпят?

***
Утром – в половине восьмого – девочки встретились на лестничной площадке.
-     Ну, как Вик, твои предки? - спросила Виолетта.
-     Да никак, - равнодушно ответила Виктория. – Маман на папахин наехала. Вована мне сватала. Надо бы повидать его.
-     Слушай Вик… в классе скажем кому, что в Церковь ходили?
-     Давай Ленке и Лариске скажем. Пацанам ни слова. Они придурки, какие-то все.
    После второго урока – во время большой перемены, Виолетта, Виктория, Лена, Лариса, Анжелика, Альфия и Адилия собрались в дамском туалете. Закурили сигареты.
-     Девочки, - сказала Виолетта, - вчера мы с Викой в Церковь Православную ходили. Молитвы слушали, как там пели и читали. Вообще было классно! Идемте в субботу с нами.
-     Зверева, - засмеялась Лена, - ты же татарка!
-     Только наполовину. У меня папа татарин. И то я вчера узнала, что он крещенный оказывается.
-     Крещеные татары себя крещенами называют, - сказала Альфия.
-     Так он у тебя не обрезанный, что ли татарин, -