галантность! – теряю терпение, – Ско-олько?!
– Коль не в западло.., – хихикнув, Ква-Квака игриво взбодряет кукольной ладошкой свой кудряшечный причесон, – Две двести. Если уж совсем точнехонько, две тысячи двести сорок
один земной год, да будет тебе, добрый и любознательный мододец, известно...
– Видела?! – пушечно выдыхаю, пережевав мозгою дико неправдоподобную, но и почему-то принятую на веру цифирь.
– Чего видела?
– Его.
– Кого «его»?
– Ну его – Иису-уса(!) Христа.
– Встречались.
– При жизни?
– Безусловно. В загробные миры у нас допуск пока не оформлен. Сразу после его воскрешения воочию (как тебя) лицезрела.
– И како-ой(?!) он.
– Хороший. Примерно как ты.
– Как я-я-я?!
– Ну не совсем, безусловно, как ты. Разноватые вы, но и очень похожи...
Он перед нами на митинге выступал. Говорил убедительно. Но я тогда еще, говоря по-вашему, малолеткой под стол пешком ходила, поэтому и ничегошеньки из его речи не вняла.
– Малоле-е-еткой(!!!), значит, была?
– Была-была(!) – заверяет не на шутку раздухарившаяся Ква-квака, – О-о-ох-х(!) и пакостли-и-иво-ой слыла. Оторвой! Как у вас выражаются: оторви да выбрось...
Расскажи-ка лучше мне еще про баболюбов. До защемления души обожаю экстрим!
– Слу-ушай, – мямлю, так и не оправившись от шока, – Баболю-юбы... однополы. Одним словом – гермофродиты...
– Не повторяйся, как там тебя? – Ква-Квака игриво шлепает меня по тылу лежащей на столешнице ладони.
– Ив-ван Ив-ваныч Ив-ванов, – представляюсь, так и не оправившись от потрясения.
– Хи-хи(!).. Иван Иваныч Иванов в метро ездит без трусов! – на сих словах я обиженно передергиваюсь, но, совладав с взбрыкнувшим было самолюбием, с горем пополам субтильно
сосредотачиваюсь и меланхолично перехожу к завершению саги о баболюбах:
– В-веритас К-каракатикус – это б-бабо-любы...
– Да знаю-знаю-знаю(!) – прерывает Ква-Квака, – Сконцентрируйся на крымском эпизоде, когда вы с Калиной Малиновной стали свидетелями нереста этих продуктово ценных
милашек.
– Свидетелями?!.., – очумело мотаю своей отягщенной спиртным бедовой головушкой, вследствие чего (к очередному приступу изумления!) замечаю зависшую за окном размером с легковое
авто голубизной искрящуюся дискообразину, имеющую на макушке красно-сине-желтые
проблесковые маячки и чуть выше межкупольного стыка маркированную
таксомоторными шашечками.
– Не куражься, Иван Иваныч, – выводит меня из очередного оцепенения любознательная девица, – Ублажи даму, кавалерчик.
– Гляди-и-и(!) – нацелив дрожжащий указательный палец на распахнутую форточку, стону я.
– Чего? – вертко обернувшись, произносит феноменально моложаво выглядящая инопланетная многолетка, – Ах э-э-это? Таксочелнок. Без сомнения, папа прислал. Беспокоится...
Не полечу(!) Нечего было на любимой дочурке экономить. Видите ли, потенциала у него даже на ма-а-ахонький(!) одноцилиндровый дисколетик недостаточно. А братцу моему –
повесе и слюнявому мечтателю – подгоняет офигенный полноприводный...
четырехсопловый... гиперлет! Думаешь, не обидно?!
У тебя, Иван Иваныч, дети есть?..
– Есть, – иступленно бормочу без отрыва завороженного взора от так называемого таксочелнока, – Двое. Взрослые. Семейные. Сын, дочка... Есть внуки. Трое...
– Представь.., – прерывает капель моей речи Ква-Квака, – Представь, что ты сынку на именины преподносишь джипяру «Лэнд Кукурузер», а дочурке – ржавый велосипедик с
блошиного рынка...
– Не могу... представить такое, – бормочу, с содроганием взирая на жукоголового недочеловека, по пояс высунувшегося через только что распахнувшийся люк
таксочелнока и призывно машущего ракоподобной клешней.
– Вот и я о том же! – ликует Ква-Квака.
– Не могу представить, – мыслю вслух, не отрывая взгляда от инопланетного таксиста, – Даже новый велосипед – куда ни шло, два велосипеда – тоже реально. Но «Лэ-энд
Кукуру-у-узер»(!) на имени-ины... Не представляется... возможным. Да мне на
него, пусть и в международной шараге, десятилетку не пимши и не евши ишачить!..
– Понятно.., – призадумывается Ква-квака, – Но тебе ишачить, а моему папашке сей напряг без надобности. Он же коро-оль! У него же казна государева! А я принцесса, и
даже... без мало-литра-а-ажного дисколе-етика.., – куксится знатная особа.
– Там таксист клешнею машет, – предупредительно киваю на окно.
– Ну и пу-усть(!) себе ма-ашет, – уростит принцесса, – Уста-анет – перес-ста-анет... Ты почему-у мне, несносный, о баболю-юбчиках не дорасска-азываешь?!..
– Сейчас... соберусь с мыслями и.., – обещаю, взмахом руки отсылая вон космического таксиста. Тот реагирует на удивление довольно-таки покладисто: сноровисто скрывается в
салоне, после чего дисколет срывается с места и в мановение ока пропадает из
оконной стеклоплоскости.
– Ну дорасска-азывай же-е-е!.., – принцесса раздраженно топочет под столом ножками, пунцовеет личиком и ухватывает со стола бутылку с грязно-кофейного колера «Душой
коммуниста», – Пей давай и рассказывай, – на сих словах она втискивает в мою
ладонь граненый стакашек, после чего ловко наполняет его вышеозначенным
приторным пойлом, – Пей, взбодряйся и начинай с того момента, когда вы с...
– С супругою моею – Калиной Малиновной, – подсказываю, поднося стакан к пересохшим губам.
– Начинай с того-о(!) периода, когда вы с Калиной Малиновной стали свидетелями нереста баболюбчиков...
– Слу-ушай, – шепчу одышечно, выпив залпом, крякнув и занюхав подвернувшейся под руку жирнющей посудомойной губкой.
– Слушаю очень внимательно, – лыбится.
– Вот и слушай, а не тараторь(!) – суровею лицом и твердею голосом, – Сло-ова(!) вставить не даешь, балаболка. Не посмотрю, что принцесса... Не посмотрю, что старше меня на две
тысячи с гаком годков... Ни на что не посмотрю, а... Защемлю башку твою
бестолковую между твоих же коленок и... исполосую со всей силы хребтину шнуром
от электрочайника... Чего молчишь(?), непутевая... Чего-о замолчала?..
– Испугалась, вот и замолчала, – лукаво ухмыляется Ква-Квака, – Не томи – рассказывай.
– Вот и слушай... внимательно, – закинув в рот вяленого баболюба, снижаю тон до доброжелательности, – Нерест... Нерест-нерест... Начался он аккурат тогда,
когда мы с Калинкой собирались уходить с пляжа в санаторий. На закате, как
сейчас помню...
Гляжу: палас коричневый из моря выползает и в закатных лучах отсверкивает... И щелкоток нервнотерзательный нарастает, будто тысячи тысяч дятлов по деревам задолбили...
Мы от того паласа опрометью, а местные мужики с корзинами, флягами, мешками да чемоданами нам навстречу на мотоциклах, «Запорожцах» и даже «Жигулях» с «Волгами»!.. И морды у
всех дико перекошены (как у древних голодающих во время забивания особо сытого
мамонта!)...
Мы с перевозбужденной супругой от этого мозготрясного видения переходим с бега на ускоренный шаг и головы физиономиями за спину выкручиваем... Я-то от этакой неуклюжести аж за
калинкину лодыжку запнулся и больнюче-пребольнюче лобешником об бетонный бордюр
хрястнулся: аж искры со звездами из глаз россыпью брызнули и сразу же обратно
пучками всосались!.. До сей поры подозреваю, что не я запнулся, а Калинка мне
подножку подставила. Она мо-ожет(!) – та еще юмористка... Подозреваю.., ан она
ведь нивкакую в злом умысле до сей поры не признае-ется...
– Ты мне о баболюбах.., или о своей Калинке Малиновне намерен трепаться?! – ершится принцесса Ква-Квака.
– Одно другому не помеха, – ворчу, приводя рассыпавшиеся мысли в систему, – Короче... Короче, поперла так называемая путина!..
Мы с Калинкой без малого неделю днями-то в номере отсыпались, а ночами напролет гребли этих самых баболюбов во всякую тару несметно! Кое-что для себя засолили-завялили, а
основной улов подпольному заготовителю сбагрили... Деньжи-и-ищ-щь(!!!)...
уймищу натрамбовали! На новый «Запорожец» по спекулятивной цене хватило бы! О
нем и замечтали в свободное от путины время...
Но... Однажды нас застукали с поличным лютые рыбнадзоровцы! Ободрали как липок! Чуть ли не вся выручка на откуп ушла... Домой возвратились с парой мешков вяленых баболюбов...
Больше я этих каракатиц вживую и не видывал. Лишь в магазине в запечатанном
виде да на рынке в вяленом состоянии...
– Бр-р-р(!) – передергивается Ква-квака, – Поражаюсь: и почему у вас – людей – самое красивящее как правило идет на продукты?
– Ну так и все-е прям красивящее... туда? – иронично возражаю, булькнув из горлышка «Мечты ковбоя», – А свиньи, а... устрицы, а ежевика-ягода, а... таежные бздюки... Ничегошеньки
очаровательного...
На сем моменте из прихожей доносится мелодия из сто первой симфонии Васи Ишимбайского. Кто-то приперся и настырно давит на кнопку! И кто?! И чего ему надобно?! И ка-ак(?!!)
бу-удет вы-ыгляде-еть факт того, что я при отсутствии супруги не в гордом
одиночестве, а наоборот – в компании с по-своему миловидной и абсолютно нагой
нечеловечкой!..
Вскакиваю реактивно и егожу суматошно, и... тут же цепенею с разинутым ртом и выпученными глазищами! Аки жестко запальцованный под жабры мордоокунь при виде шкворчащей
сковороды...
– Кто-то пришел? – ласкает обострившийся слух в данной ситуации единственно лишняя из присутствующих, – Ива-ан(!) Иванович, чем могу быть полезна?
– С-сги-и-инь(!) – призываю вполголоса, – Сги-и-инь(!!!), и в том твоя, девка принцессная, будет колоссальная полезность...
– Вань, как скажешь, как хочешь, как знаешь, – на сих словесах Ква-Квака вытягивается в струнку солдатиком, после чего воспаряет, плавно зависает в горизонтальном положении и
беззвучной ракеткой пронзает форточный проем: лупоглазой боеголовкой вперед, но
абсолютно без соплового выхлопа...
Снизу-извне доносятся восторженные крики. Видать, сольный ква-квакин полет не остался без зрительской аудитории...
– Пета-арды запускаем(?), Ванюша, – из-за спины достигает слуха томный, кучерявого бархата неподражаемый голос самовольно вошедшей через опрометчиво незапертую дверь
соседушки снизу – пышечнотелой вдовицы-сорокапятки, потомственной
физички-ядерщицы Мегатонны Вольт-Амперовны, – Чудна-ая(!) петардочка, – судя по
интонации, комплиментирует новоявленная, – Аэродинамически некультяписта, надо
отметить. Ассиметрична. Но полет на удивление стабилен. Точне-ехонько(!) по
центру форточку просквозила... Осталась еще такая?.. Дай взглянуть. Может
вместе запустим? Удовлетвори-и здорову-ущий(!) научный интерес...
– Не удовлетворю, – скособочившись, пячусь к стене, – Нету чем удовлетворять, потому и не удовлетворю.
– Китаянка? – настырно допытывается подбоченившаяся, демонстративно сквозь кумачовое платье выпуклостями фигурирующая и буйно пунцовеющая мордуленцией Мегатонна.
– Кто... «кита-янка»? – падаю духом от предчувствия разоблачения! Е-если до моей Калинки дойде-ет(!!!), что в ее отсутствие со мной присутствовала пусть даже и
иноплане-етная(!!!) особь же-енского пола!.. Пиши «пропало», читай свою
надгробную плиту!!!
– Петарда, имею ввиду, кита-айского(!) производства? – вальяжно рассевшись на только что бывшем под Ква-Квакой табурете, панибратствует Мегатонна.
– Он-но – к-кит-тайское... пы-про-изводство, – к превеликому огорчению обнаруживаю склонности к заиканию и примитивному вранью, – Н-на
