Час совы.

фонариками всю округу. Значит, он выпрыгнул из машины и сейчас возвращается в свое логово. Куда может приехать Лизонька.
Из операционной вывезли каталку с Игорем. Люська побежала навстречу. Бледное лицо, на котором выделяются длинные ресницы, темные волосы на белой простыне, слегка приоткрытый красивый рот.
- Девушка, как он? – обратилась Людмила к медсестре в зеленом костюме.
- Нормально, поспит до утра. Руку пришили, она у него не понятно на чем держалась: кость сломана, мышцы порваны. Вовремя обратились. Еще бы немного и надо было ампутировать.
- Он – удачник! – улыбнулась сквозь слезы Люська.
- Ребра загипсовали. Внутренние органы даже не задеты и это при таком переломе! Будто его били сильно! А вы ему жена? Вы же вместе в аварию попали.
- Нет, я ему соседка, - вздохнула Людмила.
- Да?! – оживилась медсестра. – А у него жена есть?
- Конечно, жена и четверо детей, - соврала Люська. – Разве может такой мужчина и без жены. Просто его семья сейчас в другом городе, ребенка лечат, у него астма.
- Да,  больных детей такие мужики не бросают. Только хлюпики бегут от проблем. А этот на хлюпика не похож. Орел!
- Спасибо вам, - спохватилась Людмила. – А где мне позвонить можно? А то я телефон свой потеряла. Наверное, на месте аварии остался, - придумала Люська, чтобы вызвать к себе немного жалости.
- А иди на пост, скажешь дежурной медсестре, что Ирина разрешила, это я. А ее Галей зовут.
- Ой, спасибо, Ирочка.
- Муж, наверное, волнуется?
- Муж ушел к другой на днях, и волноваться за меня ему теперь по статусу не положено. Подруге звонить надо срочно!
- Сколько же на тебя обрушилось, милая?
От этих простых слов Люське вдруг захотелось плакать, - так стало себя жалко, -  но она вовремя вспомнила о важном звонке и похромала на пост к дежурной, заглянув по пути в палату к свекрови. Не открывая дверь, Люська услышала знакомый звук урчащего трактора и успокоилась. С Людмилой Даниловной все будет в порядке. Уже в порядке.
Ее могучий храп раздавался на весь пятый этаж. Свет в коридоре был приглушен, в палатах темно, - больные и выздоравливающие, забывшись от своих болей и тревог, спали на узких неудобных койках,  только у столика дежурной медсестры ярко светила настольная лампа.
Несимпатичная девушка в очках и с наивной детской косичкой, закусив верхнюю губу, что делало ее и вовсе страшненькой, с увлечением читала потрепанную книгу.
«Унесенные ветром» - успела прочесть Люська название на обложке.
- Галя, - робко позвала она дежурную.
- А? – вздрогнула медсестра и повернула к Людмиле свое круглое лицо. – Вам что, больная? Снотворное только по назначению врача.
- Галя, простите меня, но мне очень нужно позвонить.
- Больная идите в свою палату. Время уже позднее, не думаю, что ваш звонок кого – то обрадует в три часа ночи.
- Мне Ира разрешила, - выдала Люська главный аргумент.
Аргумент сработал.
- Очень надо?
- Вопрос жизни и смерти, - приложила  руку к груди Люська.
Девушка достала из ящика письменного стола тяжелый дисковый аппарат.
Людмила какое – то время смотрела на него с удивлением:
- А по нему можно позвонить на сотовый номер?
- А почему же нельзя? Вам же питерский номер нужен, не заграничный? Вы номер то помните? А то сейчас все на свои записные книжки в телефонах надеются, а как своей трубки под рукой нет, так сразу беспомощные становятся. А это неправильно, человек должен тренировать свою память, а заучивать телефонные номера – самая лучшая тренировка! – изрекла Галина, словно прочла лекцию о здоровом образе жизни.
Людмила молча, выслушала поучение и стала набирать знакомый номер Лизаветы. Лиза ответила сразу.
- Лизочка… - начала Люська, но продолжить ей не дали.
Лиза сразу запричитала, завалила вопросами, стала рассказывать про то, как они с Колей поехали ее выручать. Наконец, поняв, что не дает подруге вставить ни слова, замолчала. Молчала и Люська, справляясь с волнением.
- Вы говорить будете? – спросила Галина, как девушка на телефонной станции.
- Лизочка, мы все в больнице: я, моя свекровь и мой сосед. Нас перевозили из того дома в «Золотом ключике» и мы попали в аварию. Все живы, - поторопилась она добавить. – Я в больнице буду до завтра, у меня только колени разбиты.
- Мы сейчас к тебе приедем. В какой ты больнице?
- Посещение с десяти до восемнадцати, - прокомментировала Галина.
- Лизка, вас все – равно сейчас не пустят, - улыбнулась Люся, но адрес больницы назвала, и номер палаты сказала. – Привет Коле!
На глаза стали наворачиваться слезы.
- Чего вы плачете, больная? Коленки заживут, эка невидаль!
- Меня Людмилой зовут. Плачу оттого, что друзья хорошие, оттого, что любим, друг друга с детства, что все почти закончилось…
Но произнеся последнюю фразу, Люська поняла, что ничего еще не закончилось. Что Хмурый пропал не случайно, что есть где – то еще тот, кто затеял и эти похищения, и охоту на Игоря. И охота эта будет смертельной, иначе как можно у нормального человека отнять его собственность, пусть и интеллектуальную и выйти сухим из воды. Значит, Игоря должны убить, после того, как он откроет им тайну своего ключа или что там им больше требуется.
Из задумчивости Люську вывел грустный голос Галины. Девушка жаловалась на судьбу, на отсутствие друзей в ее жизни:
- …ни в школе, ни в училище, так по жизни одна и иду…
Дошел до Люськи смысл исповеди.
- Да вы молодая совсем, у вас впереди еще столько встреч будет! И знаете что?
- Что? – приблизила Галина свои очки к Люськиному лицу.
- Вы столько здесь насмотрелись на людей, что теперь можете безошибочно определять: хороший это человек или плохой. И поэтому сможете найти себе настоящего друга. Только и вы должны не забывать об одной очень важной вещи, если хотите иметь друзей.
- Это о какой?
- Дружба, как и любовь - что положишь в ее копилку, то и возьмешь! А если будешь только брать, то скоро опустеет копилочка и дружба закончится и любовь пройдет. Давно где – то услышала, да запомнила на всю жизнь.
- Спасибо, - кивнула Галя и надолго задумалась, глядя в одну точку.
А Людмила снова пошла обходом по палатам своих близких. Заглянула к Игорю. Изголовье его кровати было приподнято так, что он полусидел, сложная конструкция загипсованной руки и корсета на туловище не позволяла ему лежать. На лице у мужчины отразилась гримаса боли. Людмила тихо провела ладонью по его щетинистой щеке, попробовала пальцы больной руки, они были распухшими, отек еще не спал. Немного помедлив, девушка коснулась губами горячего лба. Это движение взволновало ее, заставив сердце биться сильнее.
Торопливо выскочив из мужской палаты, Люся направилась проведать сон свекрови, но сон, судя по звукам, был крепким, богатырским. Трактор наматывал километры.
В свою палату идти не хотелось, кроме Людмилы там было еще три пациентки. Пахло болезнью, лекарствами, едой и чем - то тревожным. Людмиле хотелось остаться в одиночестве, а лучше в своей комнате за шкафом, где прошло все детство, где за стенкой спали родители и братья. Где можно было выбраться из – за шкафа и тихо включить телевизор, по которому показывают детектив. А с утра большой семьей сидеть за круглым столом и пить какао с мамиными блинчиками. Как ужасно, что это нельзя вернуть. Никогда больше не будет так хорошо как в детстве!
Люська с грустью смотрела на заснеженный двор, думая о своем и вдруг заметила, как знакомый силуэт медленно и немного неуверенно продвигается по больничному двору. Мужчина остановился и поднял лицо на окно, в котором стояла Людмила. Их глаза встретились, Люська отпрянула назад, но было уже поздно. Хмурый узнал ее. Он шел за ней.




*   *   *

Шеф устроил ему настоящий разнос, после того, как Хмурый позвонил ему и рассказал об аварии. Сначала Хмурый решил, что в аварии виновен сам шеф. Он тормоза в машине повредил и адрес дал, где пригорков много, чтобы наверняка машина перевернулась. (У Хмурого то они в порядке были, он всегда их проверял). И звонить не собирался. Уйти на дно и  пусть ищет, куда все пропали. И денег никаких не надо.
Но потом сообразил своим недалеким умом круглого троечника, что убивать этого Игоря и девку молодую в планы шефа пока не входило. Не нашли они ничего, хоть и перерыли две квартиры. Ладно бы деньги искали или золото, какое, а то записи, формулы в синих папках. Да, может, папки эти давно на помойке лежат. Были папки, точно помнил Хмурый, когда Игоря этого из квартиры на носилках несли. А как девку эту в окне увидели, растерялись с Лехой, засуетились. Тогда, видно, и выронили. А утром Хмурый приехал, поискать их, рано приехал, пока народ еще не высыпал. Шеф вообще гнал его сразу обратно. Но Хмурому захотелось чая горячего выпить, такого крепкого, сладкого, чтобы горло обожгло и об Игоря этого уж больно кулаки чесались. Вот и задержался. А девка эта, оказывается, рано вставала. Видел Хмурый как она папкой этой машину чистила. Почистить, почистила, а в машину не села, пешком пошла. А куда папку дела, Хмурый не увидел. Выбросила, должно быть, зачем с собой мусор тащить. Она же не знала, что в папке ценная информация. Правда, Хмурый тоже не знал, что за информация такая. Леха все суетился, говорил, что, может, счета там из швейцарских банков. Предлагал за папку эту денег попросить больших, если найдется она.
Эх, Леха, Леха. Погиб во цвете лет. Остальные то живы остались, а вот непутевый этот один только и помер. Судьба, знать, такая. Может это и к лучшему. Недолго бы он на свободе ходил, уж больно деньги легкие любил. Таким тюрьма всегда рада. Так на небесах, видно, распорядились.
А шеф как с цепи сорвался, когда Хмурый ему отзвонился.
«Девку эту убирай немедленно, а Игоря живого доставь!» Легко сказать «убирай и доставь». За «убирай» отдельная плата требуется. Это все – таки человек, не мышь, какая – нибудь! Тут статья серьезная. Хотя, в больнице то это легко сделать. Хорошо бы шприц, с каким лекарством найти. Вот только с каким – непонятно? Но Хмурый часто такое в кино видел: тихо подходит серьезный мужик к обреченному, втыкает ему сонному шприц и все. Получите, господин, свои денежки, распишитесь! А можно еще сонного подушкой. Уж, на это силы хватит. Только дура эта опять в окно таращится. Все не спится ей, глупой, все по окнам ходит. Спала бы крепко, никаких проблем бы не было ни у нее, ни у людей.
А «доставь» он как себе представляет? Как я его из больницы поволоку? На чем? Машина то вся покореженная в поле лежит. Хмурый видел. Он вовремя выпрыгнул, как понял, что падать стали. Еще наверху. И с кручи этой машина раз двадцать перевернулась, он считал. Тетка эта толстая почти сразу вывалилась, и лежать на снегу осталась в одном халате. Но Хмурый тогда подумал, что если жива, то ничего с ней не сделается, жир спасет. А потом машины стали останавливаться, добровольцы побежали спасать. Много таких оказалось. Хмурый даже порадовался за наш народ, – не дадут человеку умереть.
     Когда он позвонил шефу, тот про аварию уже знал. Даже сказал, в какой больнице лежат бывшие пленники, и в какой палате искать девку эту. Осведомленный какой!
Постояв некоторое время в больничном дворе, Хмурый двинулся в сторону служебного входа. Головой своей понимая, что никто его сейчас впускать не будет, хоть бы он рассказал сто историй про больную маму. Подняв глаза на больничные окна, он сразу заметил в