Марсианский стройбат

сделаны настолько добротно, что выдержали ударную волну. Хотя Сергей подозревал, что она, волна, была вовсе не такой сильной и что действие ядерного оружия преувеличено. Две неоновые лампы, казалось, только сгущали мрак.
– У нас ещё пара спец-пулек имеется, – похвастался Лобастов. – Стрельнем?
– Не-е-е… – открестился Сергей, чувствуя, что ему сейчас не до разговоров, – я не знаю… это не винтовка, а пушка…
– А что ты хотел?! – удивился Лобастов. – Выстрелить на четыре километра! Ещё бы! Я бы лично не решился.
Ага, тупо сообразил Сергей. Я у них типа подопытного кролика был. Нашли молодого, необстрелянного. Но в данном случае его подвело прошлое: Сергей понадеялся на свой сталкеровский опыт, в котором, однако, не было ядерного оружия, но было много стрельбы.
– Ничего, ничего, – похвалил его Парийский и ободряюще похлопал по больному плечу. – Ты парень крепкий. Выдюжишь. А дело ты сделал доброе. Теперь это облако к нам, может, вообще не сунется. Стало быть, ты спас планету. Ну скажи, кто из знакомых тебе людей, спас целую планету, типа Марс?
– Никто… – смущенно пробормотал Сергей из последних сил, чувствуя, что на лбу выступает испарина и что он сам куда-то уплывает.
– Ну чего вы к человеку пристали. Видите ему плохо! – налетел врач Давыдов. – А ну-ка садись! А ну-ка давай снимай скафандр. Что у тебя с плечом, сломал, что ли?
Это я когда стрелял, хотел объяснить Сергей, но сил не было даже ворочать языком. На какой-то момент он отключился и увидел Милу, которая ему сказала: «Ты вернёшься, и мы поедем в Городок-Три. Я жду». Встреча, однако, оказалась очень короткой. Он предпочел бы развить события и воспользоваться обстоятельствами, но его окликнули из неоткуда. Сергей удивленно завертел головой и очнулся.
– Ну вот и молодец, – бодрым голосом говорил Давыдов, суя ему под нос ватку, смоченную нашатырём. – Ну вот и хорошо. Ну и молодец. Ты парень сильный. Нечего тебе в обморок падать. Ты нам ещё нужен! А кто будет из винтовки стрелять?!
Плечо у Сергей действительно был никаким, онемело, боль отдавала в кисть и ногу так, что моментами казалось отваливается вся правая часть тела.
С превеликой осторожностью Мамиконов помог Сергею разоблачиться и включил свои фонарики на скафандре, чтобы доктору лучше было видно.
Сергея уложили на пол, и он старался думать о Миле, всё ещё храня тепло её губ, а не о своём плече, но у него плохо выходило. Мамиконов почему-то присвистнул. На лице появилось жалостливое выражение. Дело дрянь, решил Сергей, отрежут руку, и старался не глядеть вправо, где орудовал врач Давыдов. Руки у него были сильными и ловкими.
– Вывих у вас, молодой человек, на фоне вторичной травмы, – бодро сообщил Давыдов. – Я вообще удивляюсь, как вы стреляли с выбитым плечом. Я его вам заморожу, но думаю, это мало поможет. Будет очень больно. Дай ему прикусить что-нибудь, а то все зубы покрошит.
Мамиконов засуетился.
– Ну рукавицу, что ли?! – нервно оглянулся на него Давыдов, разбивая большую ампулу с какой-то жидкостью.
Из большой ампулы ударила холодная жидкость, и Давыдов направил её на плечо Сергею. Откуда-то сбоку в поле зрения Сергея вплыло растерянное лицо Мамиконова, которому самому было в пору грохнуться в обморок.
– Слушай, там у тебя такой чёрный синячище… Прикуси… – попросил он почти слезно. – Правда, она грязная, но ничего чище нет… – и сунул под нос Сергею перчатку от скафандра.
Сергею ничего не оставалось другого, как вгрызться зубами, хотя он не чувствовал плеча вообще и только в общих чертах представлял, что с ним будет делать врач Давыдов. Лицо врача сделалось очень сосредоточенным, он вцепился в кисть и предплечье так, словно собирался оторвать руку, а потом дёрнул изо всех сил. Из глаз Сергея полетели искры, словно ему врезали битой со всей силы, но как ни странно, он не отрубился, а вслед за вспышкой боли ощутил мгновенное облегчение, словно правую его часть тела включили и в нём завёлся моторчик, который раньше молчал. Всё мгновенно встало на свои места, и голова прояснилась.
– Ну молодец! Ну молодец! – обрадовался врач, явно испытывая облегчение. – Я же говорил, что сильный!
– Фу-у-у… – смахнул пот со лба Сергей и сел. – Дайте попить.
– О! – констатировал врач Давыдов. – Больной сдувает пену с лекарства, значит, будет жить!
Сергею сунули кружку с горячим, сладким чаем, и он стал пить его маленькими глотками, помогая себе правой рукой, в которую постепенно возвращалась сила, а боль, наоборот, отступала куда-то внутрь, пока не затихла, как маленький голодный зверёк, но то и дело напоминала о себе, правда, с каждой минутой всё меньше и меньше, пока вообще не умерла.
Чай был настоящим, чёрным, а не той бурдой, которой бурильщиков поили на базе. И сахар был настоящим, а не искусственным в таблетках. Должно быть, из запасов ещё первой советской экспедиции, решил Сергей, растягивая удовольствие и наблюдая за суетой вокруг себя.
– Большой… а Большой… – позвал он, когда Гоша пробегал мимо.
– Чего, друган? – наклонился, как скала, Мамиконов.
– А где Пашка?..
– Убёг твой Пашка, – вмешался белый муран Турес. – Нехороший человек твой Пашка! Мы для него так старались, так старались. Самогон варили, а он гадом оказался, твой Пашка!
В руках он держал оружие крикунов – широкое, плоское, с маленьким, игрушечным стволом. Классно! – подумал Сергей. Надо будет себе достать.
– Где взял?
– Где надо, там и взял, – грубо ответил Турес, не желая раскрывать своих секретов, – лучше объясни.
– Чего объяснять? – спросил по привычке морщась Сергей. – Ваши тоже бегают.
– Убёг, убёг, – чуть насмешливо вмешался Мамиконов. – Только его и видели. Или всё-таки решил полетать, или убёг вместе со своими серокожими гоблинами.
– Нехорошо говоришь, – очень серьёзно заметил Турес. – Мне тоже цвет вашей кожи не нравится, потому что слишком белый, но я молчу.
– Не обижайся, братишка, – пошёл на попятную добродушный Мамиконов, незаметно подмигнув Сергею. – Вырвалось, извини. Исправлюсь. Больше не буду.
Сергей уловил, что, несмотря на разговоры, все чего-то ждали.
– Слушай, – сказал Мамиконов, – мы здесь с помощью «планшетника» прогулялись, увидели кое-что и послали Петрова в разведку.
Ясно было, что Мамиконов не доверяет неудачной копии «планшетника». Даже с оригиналом было небезопасно в случае, если нарвёшься на всякие блокировки. Вмиг сожгут и «планшетник», и тех, кто им пользуется. А облако Глобула явно энергетическое образование, ему, как говорится, сам бог велел.
Явился Петров, вернул Сергею шлем и заявил:
– Всех скосили. Оплавленная пустыня. То, что не сделала ударная волна, довершила радиация.
– Ну и ладушки! – обрадовался Мирон Парийский. – Уходим в запасной лагерь.
– А почему в запасной? – спросил Мамиконов, помогая Сергею подняться.
– На всякий, – ответил капитан. – Вдруг на первой базе нас уже подстерегают. А о том месте, куда мы пойдём, никто не знает.
Но Сергей уловил в его фразе неуверенность, и эта неуверенность была связана с докладом Петрова. Не всё в этом докладе было гладко. Даже у Сергея возник вопрос насчёт облака. Думаете, бабахнули – и всех крикунов одним махом! А так не бывает, утвердился в своём мнении Сергей. Не должно облако Глобула сдаться безропотно. Не должно. Это аксиома. Если сдалось, значит, в нём нет силы. Значит, с ним можно не церемониться, но ведь это не так, если вспомнить всё то, о чём рассказывали и Мирон Парийский, и аборигены. Если оно сумело их цивилизацию сломать, значит, мы его только пощекотали. Надо было бы ещё раз обежать окрестности с помощью «планшетника», хоть наш «планшетник» и дерьмовый. Только Сергей так подумал и собрался уже обратиться к Мамиконову, как облако Глобула и засвистело.
Разъяренным было облако Глобула, потому что даже не шипело, как обычно, а свистело, да так сильно, что у Сергея заложило уши, а в подвале повисла ржавая пыль.
– Видать, достали мы его! – радостно крикнул Мамиконов, зажимая уши.
Он побежал, но словно споткнулся и упал поперек помещения. И многие тоже падали: и Парийский, и Лобастов, и Давыдов, даже белый муран – Турес. Сознание сохранили только Сергей и Петров.
– Тебя как зовут? – с трудом перекричал свист Сергей.
– Толян, – ответил Петров.
– Слушай, Толян! Найди в аптечке доктора нашатырь и сунь каждому под нос! Нечего им валяться!
Сам Сергей первым делом помог подняться Мамиконову и привёл его в чувства более-менее ловким ударом в солнечное плетение. А когда тот отдышался, сунул в морду фляжку с самогоном и заставил сделать большой глоток.
Мамиконов закашлялся, замотал головой, как овцебык, объевшийся перебродившего зерна, и вопросительно уставился на Сергея налитым кровью глазом. Второй затек большим синяком.
– Собирай команду! – сунул ему в руки фляжку Сергей и присел, потому что был ещё слаб.
Глобула всё свистело и свистело.

***
Оно свистело и потом, когда они, спотыкаясь и шатаясь, брели, как сомнамбулы, по штреку, вдоль транспортёрной ленты, на которой ещё лежали куски угля, вдоль путей, на которых застыли словно брошенные впопыхах вагонетки, а ещё там по тёмным углам, в зарослях угольных «деревьев», белели трупы людей и невиданных животных. И всем то ли казалось, то ли в самом деле, но под ржавым потолком тлели лампы и где-то далеко-далеко одиноко скрипел вентилятор, нагоняя смертельную тоску и оторопь. Неведомые птицы, не имеющие крыльев, выбегали из темноты и бесстрашно склевывали из-под ног людей и копыт белого мурана и Давыдова юрких насекомых. А это как минимум значило, что не всех птиц убило на планете Марс. Вместе со странными птицами из темноты выныривали создания, похожие на крыс, только на высоких лапках. Однако самое интересное заключалось в том, что не крысы охотились на птиц, а наоборот, бескрылые птицы – на крыс, протыкая их своим острыми, как шило, клювами. То там, то здесь по углам то и дело слышалось предсмертное крысиное верещание. А клювы этих самых птиц были острыми и с зубами.
Как долго облако свистело, Сергей не запомнил, не мог сказать. Время словно остановилось или сделалось резиновым. Но видно, достаточно долго, потому что и у самого Сергея, который вообразил себя неподдающимся свисту, лопнуло терпение и он так заорал и зарычал в ответ, что в окружающей остановке сразу что-то изменилось. Словно лопнула невидимая оболочка и у людей включилось сознание, и все сообразили, что облако Глобула, оно же «зубанка», уже не свистит, как проткнутая автомобильная шина, а давно перешло на шепот и что оно ищет, ищет, ищет противника, который её обидел, но не может найти. И тогда они все поняли, что, уничтожив лагерь людей чёрного склона – крикунов, они тем самым обрекли последних обитателей города Сен-Пала на медленную и мучительную смерть.
Сергей так и не разобрался во всем том, что он увидел, пока облако свистело и шипело. В его мозгу не было аналогов, и он только запомнил, что на помощь придёт Пантигера, а ещё – какие-то странные крикуны, изрыгающих вместо криков – пламя. Впрочем, все свои видения Сергей, как материалист, отнёс исключительно на счёт воздействия облака Глобула. Тогда здесь все должны быть наркошами, решил он, раз оно так разбирает. Неплохо было бы расспросить всех остальных, какие у них видения. Облако Глобула,