«сап(п)а» (שפה), означающее на финикий¬ском языке и иврите «язык, речь» и являющееся частью наименований перечисленных богов, известно (как выражение «sa-pa») и в шумерском языке (J.A. Halloran «Sumerian Lexicon». Version 3.0), где оно означает «именовать (называть) Отца», по-видимому, заимствовано и, вероятно, ещё с убейдской эпохи соотносится с владыкой речи богом Абба (Энки). По-видимому (А.В. Волков, Н.Н. Непомнящий «Хетты. Неизвестная империя Малой Азии». 2004), не случайно хаттское слово «шапу, сапу (shapu)» означает также и «бог» («шапир» на иврите - «хороший, нормальный»). Отметим также и то, что адыгейское слово «речь» - «псалъ» ([псл]) и ханаанейское - («сопа» ([сп]) обладают близкой по составу корневой основой. Таким образом, ханаанейское слово «сопа, сап(п)а» явно входит в лексикон хатто-хурритского праязыка.
Слово «ra» («ра») на ханаанейском языке и иврите обозначает (более общо) столь же негативные понятия («ra», ивр. - «зло, скверно; беда»), как и у шумеров («ra» - «ударить, убить, затопить, выйти за пределы»; (J.A. Halloran)). На адыгейском языке «зло, вред» - «зэрар», т.е. и в корне этого (такого же) слова содержится [ра]. Если на основе фонетики иврита представить «зэрар» в виде «зэ-ра-р(а)», то тогда оно должно означать: «это - зло, (зло)» («зэ», ивр. - «это»). Следовательно, словом «ra» (ра) вполне могли пользоваться ещё в хатто-хурритском праязыке.
Фонетическая и смысловая близость отчётливо просматривается и при сравнении адыгейского (и абхазского) слова «лъэгагъ» - «высота», и ивритского «гаг» - «крыша, кровля». Выражение же «ле гаг» на иврите означает - «к крыше, на крышу» (т.е. вверх, на высоту).
Сопоставление фонетики и корней слова «село, селение (город)» на иврите - «квар» ([кр]), на абхазском - «къуадж», и на финикийском (город) - «карт» ([крт]), свидетельствует о том, что все они, возможно, восходят к соответствую¬щему корнеслову из хатто-хурритского пра¬языка.
Хаттское слово «ita», как и абхазское «ajta» (В.Г. Ардзинба), имеет значение «вновь, снова» и «далее» (т.е. предполагается возобновление либо продолжение некоего деяния во времени). Слово на иврите «итои» ("עתוי") также обозначает «выбор времени (момента) действия», а выражение «бе-ито» переводится как «в («бе», ивр.) своё время».
Слово «эбрех» на иврите означает «религиозный молодой человек»; на аккадском (И.Р. Тантлевский) «abaraku» - «благословенный богом»; на черкес¬ском «абрэдж» - «молодец (удалой молодой человек), удалец; бесприютный» (в еврейских легендах (99.с397) Иосиф назван как «Abrech», вероятно, - как «бесприютный, бездомный» еврей Египта). Данный термин известен у многих народностей Кавказа: у карачаевцев - «абрекъ» (абрек принимал на себя священный обет воздержания), у ингушей - «эбарг» и у чеченцев - «обург». Очевидно, что данное слово восходит к палеокавказским языковым истокам.
Имя одной из хаттских богинь («Мифы о Камрусепе») - «Катах-цифури (ципури)», и оно обычно интерпретируется как «Царица Богиня». В мифах, восходящих к хаттским первоисточникам, Камрусепа («Катах-цифури» - один из синонимов богини) - обычно супруга главного божества. Так, когда бог солнца (хаттский Эстан) строит себе дом (храм), он призывает к себе Камрусепу (Вурусему): «И стала она хозяйкой», его супругой (т.е. «Катах-цифури» (Вурусема, Камрусепа) - хаттская раннеземледельческая Великая богиня-мать, богиня Неба).
Поскольку на иврите (и на ханаанейском) «ципор (цифур)» означает - «птица» (птица же - эмблема богини Неба, сама богиня), то, вероятно, и хаттское слово «цифури» тоже означает - «птица». И тогда общепринятая интерпрета¬ция наименования «Катах-цифури» («Царица Богиня») может быть уточнёна как «Царица-Птица (т.е. Царица Великая богиня Неба)».
В дравидийской мифологии жизненная сила (энергия человека) представлялась, как известно, в образе огня и проявлялась в различных эпифаниях богини-матери. Так, в древнетамильской «Повести о браслете» богиня Киннахи (см.выше) изображена в качестве божества целомудрия.
По одному из архаичных ханаанских преданий богиня-мать Кенат (Хенат) и её супруг, бог подземного огня Хен (Кен), - родоначальники предков древних ханаанеев (имена «Киннахи», «Кен» и «Кенат» фонетиче-ски близки, существует также и культовая связь с огнём). Имя же "Хен, Кен" нередко соотносится (например, M.С. Astour «The Origin of the Terms «Canaan», «Phoenician», and «Purple» // JNES 24. 1965) с понятиями «опускать(ся), наклонять(ся)», поскольку в них [kn, hn] - ко¬рень слова (отсюда "Кна(а)н, Хна(н)" - "низина, долина"). Примечательно, что и в корнях адыгейских слов «опустить» - «егъэхын» и «наклонить» - «егъзыхын» также содержится [hn]. В иврите термин «наклониться (в смысле опустить голову, нагнуться; унизится)» звучит как «леhаркин (рош)», т.е. корень слова тоже содержит [kn, hn]. Таким образом, не исключено, что в исходное теофорное хатто-хурритское (или более раннее) наименование "Хен, Кен" вкладывалось представление о том, что «смирение и преклонение» перед этими богми инициированы (и стимулируються) нуминозностью.
В угаритской мифологии весьма популярен протоханаанейский бог-рапаит Балу, первоначально сын Анат; позднее брат и её супруг, - царь богов «Алиййяну-Балу (Силач Балу)», (которому поклонялись и как Зевсу Кассию). Он же - и «Ваал-Цафон» («Хозяин (горы) «Цафон»; в греч. это - гора «Кассия»; а в хет. - гора «Хаззи»). Примечательно (В.Г. Ардзинба, т.2), что в хаттском городе Кастама, почитался владыка некой горы бог Ц(а)-алияну (т.е. протохан. термин «али(йй)яну», понимаемый как «силач», входил в хатто-хурритский лексикон).
И.М. Дьяконов отмечал («Языки древней Передней Азии». 1967): «Броса¬ется в глаза родство хурритского и… аккадского, древнееврейского... Близость корней здесь имеет неслучайный характер... так как распро-страняется на мно¬жество слов основного словарного фонда и... имеет систематический характер».
При сопоставлении с ивритом хуррито-урартских (нахско-дагестанских) слов следует принимать во внима¬ние довольно высокую вероятность того, что немало хурритских (нахских) слов и выраже¬ний было усвоено предками древних евреев в бытность их пребывания ещё в Сирии (аккадские племена), а затем и в Месопота¬мии («черноголовые»), до прихода ха-ибри в Ханаан, которые вполне могли сохраниться в иврите.
К примеру, хурритское слово «аццами» - «жрец», которое сохранилось в вайнахском языке в форме «ц1у (цу)» и в значении - «языческое божество» (Х. Бакаев "Хурриты"), вошло в форме «ацу» и в значении «жрец» в шумерский язык. В иврите же термин «ацула» («אֲצוּלָה») переводится как «аристократия».
Любопытно, что слово «тсабар, цабар» (tzabar), обозначающее в иврите коренного жителя Израиля, уро-женца страны (израильтянина-еврея), восходит своими лингвистиче¬скими корнями к шумерскому наименова-нию хурритов - «субир».
Вполне сопоставляются хурритское слово «чари» - «кольчуга», аккадское «ширийам» в том же значении, вайнахское «ч1ор (чкъор)» - «скорлупа, кора» (Х. Бакаев "Хурриты") с ивритским «ширийон (ןוירש)» - «панцирь, броня».
Согласно Талмуду, озеро ивр. «Кинерет» (евангельское «Галиле́йское море») обязано своим названием тому, что по форме оно напоминает музыкальный инструмент арфу, на иврите - «киннор». В тоже время и хаттское «цинар» также означает «музыка, музыкальный инструмент». Так, у хатти известны музыкальные инструменты с названиями «хун-цинар» и «иппи-цинар», которые обычно обозначались логограммой со значением «инструмент богини Инанны» (В.Г. Ардзинба «Ритуалы и мифы древней Анатолии». 1982. Рис. 8)).
Хеттское слово (точнее, хаттский земледельческий термин) «aggala» означает специальный плуг для глубокой вспашки (Н.Эттингер), а «аг(г)аля (עגלה)» на иврите - «телега, подвода, воз». Известно, что слово на иврите «(רב) раб(и), рав» значит «большой; важный; старший», тоже и на аккадском: «rabut»- «великий», и щумерском: "rib" - "большой, огромный, превосходный" (M. Civil, 1967). В то же время из «каппадокийских» табличек явствует (Г.Г. Гиоргадзе), что и хаттский термин «rabūm» означал «великий» («rabūm purulum» - звание должностного лица, распорядителя новогоднего праздника «пурулли» в городе Амкува). Таким образом, наиболее вероятно, что этот термин - из хатто-хурритского лексикона (хур. «pur-li» - «дома» (С.А. Старостин)).
С другой стороны, происходило и обратное. Так, широко известный термин «берут» («союз»), по-видимому, - семитический по происхождению, поскольку известно, что «бритум» - и аккадское слово (на иврите - «брит»). Известно также и то, что древний ханаанский город Бероя (Берит, Бейрут) «основан» Элом (т.е. некое ханаанейское поселение захвачено амореями, перестроено и переимено¬вано). И тогда вполне возможно, что такие нахские (вайнахские) слова, как «барт» («соглашение, согласие, союз») и «берта¬дан» («согласиться»), фонетиче¬ски (и по смыслу) близкие (однокорен¬ные) к терминам «берут» и «брит(ум)», заимствованы хурритами у семитов (в частности, в современном ингушском языке сохрани¬лось много свидетельств заимствования из языка «черноголо¬вых»).
Вполне возможно, что и в гиксоский период какие-то прахатто-хурритские слова тоже могли войти в иврит. Поскольку «факты нахчинско-семитских лексических паралле¬лей очевидны и обширны» (Д. Сулейманера), при сопоставлении слов необходимо учитывать и то, что ряд слов на иврите вошёл в языки чеченцев и ингушей через иудеев-хазар сравнительно недавно. В то же время в словаре языка нахчи встречаются и арамей¬ские слова: например, на вайнахском (чеченском) «бер» - «дитя, ребёнок», а на арамейском «бар» - «сын» (примечательно, что у хатти «ребенок (видимо, сын)» - «binu, а на иврите «сын» - «бен»).
Приведём некоторые образцы «нахчинско-семитских лексических паралле¬лей». Так, выявлена близость наименований среди ряда терми¬нов, характеризую¬щих растительный мир. К примеру, (дерево) «ель» на хурритском языке - «асу», на аккадском - «асуху» (чеченское (нахчи) «аса» сохранилось в значении «палка, посох»), и на иврите «ель» - «ашуах (асуах)». Хурритское «амурд» и аккадское «амурдину» означают - «барбарис», но вайнахское «муьрг» значит - «калина» (Х. Бакаев «Хурриты»), - точно также как и в иврите «муран» («מוֹרָן») - «калина». Хурритское «карахи» и аккадский термин «карапху» обозначают «поле под паром», а слова на иврите: «карахат (תחַרַקָ)» означает «прогалина; поляна», и «кар (כַּר)» - «луг, пастбище». Слово «поле» на аккадском языке - «угару (ugaru)» (И. Шифман), на нахчи «поле (равнина)» - «аре», а на иврите «агар» - «заготовлять, запасать». Весьма вероятно, что все эти термины восхо¬дят к соответствующим единым корнесловам из прахурритского ¬языка.
Согласно сообщению Танаха (Быт.23.2), праотец Авраам купил (ок. ХХ в. до н.э.) у Ефрона Хеттеянина («хатта, хатти») не только земельный участок (поле), но и пещеру с названием «Махпела». Слово «Мах-пела», по мнению чеченских учёных, состоит из двух нахских терминов (А.Г. Мациев): «мах» - «цена, плата» и «бела» в значении (А. Вагапов) «купленная» («бол» - «плата (за помол)»). И тогда название «Махпела» может означать (увековечивать) характер сделки: (пещера) «за
