адрес: “Москва. Кремль. Товарищу Сталину”. Потом с трепетом отнесла его на почту и бросила в ящик. Мне ничего не стоило его прочитать. В письме говорилось о том, как она любит театр, не может без него жить, хочет стать актрисой. Что ей мало лет, но она готова оставить школу и просит разрешить на год раньше поступить в театральный институт. Писала еще какую-то ерунду, которую читать я уже не мог. А потом наступила пауза и тишина. Она не брала в руки книгу, не читала выученных монологов и ждала. Только ждала. Прошел день, потом другой…
Прошла уже целая неделя. Каждое утро она вскакивала с кровати и выбегала из квартиры. Скатывалась с лестницы, подбегала к почтовому ящику и замирала. Открывала его. Слава Богу, там ничего не было, да и быть не могло. Потом она медленно возвращалась в квартиру, собиралась в школу. Мать ее не узнавала, но девушка ничего не объясняла. Да и что она могла объяснить? Что она сумасшедшая?
- Нет! Я не сумасшедшая, - думала она, словно слышала чей-то голос. – Он мне непременно ответит. Он не может не ответить. Говорят – он Отец нации, а значит и мой отец. Просто у него много дел. А может, письмо еще не дошло?
И по дороге в школу она забежала на почту.
- Дошло! – услышала она ответ на свой вопрос.
- Еще как дошло! – вторил ей все тот же голос. – Конечно, дошло. Уже три дня, как оно лежит на столе перед глазами самого Отца нации. Он уже прочитал его и теперь думает, что ответить.
Этот голос издевался над ней.
- Да! Он думает! – упрямо возражала она. – Хотя, к нему наверное доходят десятки писем… А, может быть, сотни… Или тысячи? Какой ужас!
- Ну что ты, девочка, все другие письма давно выброшены. Они ему неинтересны. Одно письмо! Только одно и оно твое! Конечно же, ответит! – уже смеялся этот противный голос.
- Да! - чуть не плакала она. – Что в этом удивительного? Что я не правильно сделала?
- Все правильно, - снова являлся голос. – А сегодня утром он принял важное государственное решение!
- Какое?
- Отложить все важные государственные дела - индустриализацию, электрификацию, коллективизацию, мелиорацию… Что там бывает еще? Прочую …ацию и собрать совет.
- Что собрать?
- Собрать всех членов Центрального Комитета, где и будет рассмотрено твое письмо.
- Да?...
- Да-да. В огромном Георгиевском зале соберутся все высшие чины, уважаемые люди и будут принимать это непростое решение.
И тут голос противно захохотал. Он снова издевался. Она уже ненавидела его.
- Что в этом такого? Товарищ Сталин любит театр и книги любит, и кино, и актеров.
- И актрис! – гомерически хохотал голос.
- Да! Актрис! Он обязательно прочитает мое письмо и ответит.
- Конечно!
- Он поможет мне! – в бессилии закончила она и замолчала.
- Наконец ты поняла, какую несла ерунду?
- Поняла, - пошептала она.
- Знаешь что, девочка, - уже спокойнее продолжил голос. – Завтра ты пойдешь в школу и закончишь седьмой класс. Будешь учиться еще год, а потом... В твоем замечательном городе есть бумагопрядильная фабрика. Какое красивое название! Есть ткацкая фабрика. Есть еще множество мест, где ты сможешь пригодиться. А товарища Сталина не беспокой. У него много дел. Ты меня поняла?
- Да, - тихо ответила она.
- Что?
- В школу.
- Завтра?
- Завтра.
- А через год на…
- Завтра! – неожиданно громко воскликнула она, и ее огромные глазища опять засверкали с сумасшедшим восторгом.
Я так ничего и не понял. А на следующий день девушка, собрав старенький чемоданчик, отправилась на вокзал. На столе, на самом видном месте она оставила маме записку, в которой было всего несколько слов: "Еду в Москву, чтобы стать актрисой"!
Все-таки она сделала это! Словно, махнула на прощанье белым крылом. А я так и не смог ее переубедить, старый дурак, не смог объяснить, в какую игру она решила сыграть. О, великая магия слова! В этот день под стуки колес поезда, уходящего в Москву, детство Анны Полетаевой закончилось безвозвратно и навсегда. Но жизнь только начиналась…
Жизнь вторая.
- Ох уж эта почта! Знаете, я несколько месяцев назад отправила письмо одному человеку, живущему в Москве, оно до сих пор не дошло.
- Да, что вы? Я и не знал, что у нас проблемы…
- Да-да. Оно еще в пути. А я уже давно здесь! Так странно! Так смешно!
- М-да, смешно... И все-таки не затягивайте с этим. Позвоните в школу, езжайте туда, пока еще занятия не начались, и привезите документы. Мы же должны зачислить вас на курс. Поторопитесь - скоро осень, начало учебного года.
- Конечно. Я понимаю. Я все сделаю!
- Сделайте, милая, будьте так любезны…
В эту минуту она разговаривала с самим Мастером! Так в театральных институтах называют педагога, который возглавляет курс. Несмотря на молодой возраст, он уже успел снять несколько фильмов и сделать себе громкое имя. Приехав в Москву, она с блеском выдержала вступительные экзамены в школу-студию при "Мосфильме", поступив к нему на курс. Только пришлось соврать, что окончила восьмилетку, и теперь не знала, что ей делать. Прошла неделя, другая, уже наступил август. Оставалось совсем немного, и скоро обман вскроется. Однажды их курс был созван на собрание перед началом учебного года, куда она явилась, сгорая со стыда - за это время так ничего и не придумала. Неужели ее выгонят? – думала девушка. Когда все разошлись, она осталась в комнате наедине с Мастером.
Тот долго пристально на нее смотрел, ничего не говоря.
- Ваши документы так и не пришли, - наконец услышала она голос человека, которого уже боготворила. Она не знала, что сказать! Понимала одно - сейчас решалась ее судьба. Проще было стоять на прослушиваниях, читая монологи и басни, стихи, петь и танцевать, проще было выдерживать невероятный конкурс, чем сдавать этот экзамен – последний.
- О! Документы, - вырвалось у нее. И, неожиданно для себя, улыбнулась. Словно, какой-то голос шептал ей, подсказывая, что нужно говорить:
- Нужно стоять до конца, стоять на своем, - настаивал он, - а там будет видно!...
И девушка быстро затараторила, нервно жестикулируя:
- Действительно! Документы! А ведь я им звонила! Я писала! Они все обещали, обещали… Потом приехала в свой город, но школа была закрыта на каникулы. Конец учебного года, что поделаешь. Там шел какой-то ремонт. Грязь, кирпичи, стройка. Все в лесах! Пыль несусветная! Учителя разъехались кто куда. Потом вернулась в Москву, снова звонила. Мне обещали все сделать. Иногда кажется, словно везут мое письмо на перекладных, на стареньких лошадях, а вокруг пурга, и почтовая карета вязнет в глубоком снегу. Какая карета – на дворе 20 век! Какая пурга - сейчас август, а там все снега и снега, и холодная зима. Теперь каждый день я захожу на почту и задаю один и тот же вопрос! Голова идет кругом! Вот и сегодня утром была там. А мне сказали…
Все это время Мастер с интересом слушал девушку, прищурив глаза, словно репетировал сцену или делал кинопробы на роль, наконец, спокойным голосом перебил:
- Закончили?
- Да… Нет… Не знаю, - тихо прошептала она и умолкла. Голос тоже молчал.
- Тогда скажу я… А нам на почте сказали, когда мы уже сами сделали запрос в вашу школу, что ответ пришел. Пришел всего за два дня. Вот так... И никакой пурги, как вы изволили фантазировать, не было! И лошадей тоже. Сдохли все лошади еще в прошлом веке! Пурга! Ну, надо же!
Тут он гневно сверкнул глазами и зарычал:
- А там было написано, что вам оказывается только 15! И вы… вы даже не соизволили закончить восьмилетку… Что скажете? Говорите же, слушаю вас.
- Я?... Что скажу я? – робко переспросила она. Но голос снова молчал, и что ответить она не знала.
- Да! Вы! Опять будете врать?! – он едва сдерживал себя. Он был в бешенстве, в ярости. - Ненавижу вранье! Идти в профессию актера и начинать с вранья, значит ставить на себе крест! Как вам потом поверит зритель? Ничего порочнее лжи не бывает. Вы, молодая особа, должны знать это. К тому же, явившись сюда на год раньше, вы изволили занять чье-то место, черт возьми. Об этом вы подумали? И все из-за вашего вранья!...
- Это не вранье, - вдруг спокойно перебила его девушка. От возмущенья он чуть не задохнулся.
- А что же?
Небольшая пауза повисла в аудитории.
- Неправда… Маленькая неправда! – наивно ответила она. - А что мне было делать? Если бы я сразу призналась, что мне 15 - вы бы на меня даже не посмотрели! Стали бы вы со мной разговаривать? Ответьте, только честно! Стали бы?
- Нет, - невольно вырвалось у него. Такой наглости он не ожидал. Ожидал всего, чего угодно: слез, мольбы, уговоров, только не этого. Он выпученными глазами на нее смотрел, а маленькая наглая врунья уверенно продолжала:
- Вот! У меня не было другого выхода!
- Но, позвольте. Приехали бы на следующий год. Закончили бы восьмилетку и добро пожаловать!
- Я хотела поступить к вам. Именно к вам. А вы набираете следующий курс только через четыре года!
- Приехали бы через четыре года, если уж такая нужда учиться у меня.
- Ха!
- Что означает ваше “ХА”? – он был совершенно озадачен.
- Вы смеетесь?! Через четыре года я буду старая и никому не нужная.
- Да, что вы? – он с искренним интересом на нее смотрел. - Действительно, как я не подумал? Через четыре года вам будет...
- Девятнадцать! Целых ДЕВЯТНАДЦАТЬ!!! Понимаете? – все больше заводилась она.
- Да-да. Понимаю. Глубокая старость.
- Вот. Вы все понимаете, а говорите - вранье! Маленький обман.
Она замолчала и теперь смотрела на него широко открытыми глазами. От этого взгляда невинного и трогательного он уже забыл обо всем. Вдруг захохотал.
- Что вы смеетесь? – удивилась Аня, а он уже не мог остановиться. – Вы надо мной смеетесь? Почему? Я сказала что-то смешное? Никогда не думала, что у меня такое амплуа. С далекой молодости готовилась играть героинь, а надо мной смеются. Надо мной! Странно!
- Все! Хватит! – уже рычал он, утирая слезы, - Замолчи!... Фу!
Какое-то время он приходил в себя, а девушка молча на него смотрела.
- Вы меня выгоняете? – прошептала она.
- Нет... Но, ты не знаешь, девочка, какую головную боль мне устроила, и через что придется пройти, чтобы тебя в пятнадцать лет зачислили на курс.
- Но, у вас получится? Скажите! Не молчите же! Это вопрос жизни…, - больше она не могла скрывать волнения.
- Да! – сдался он. Продолжать это разговор больше он не мог да и сердиться на нее тоже. – Возьмем тебя под коллективную опеку. Как дочь полка.
- Вы не шутите?
- Какие уж тут шутки? – пробормотал он.
- Да! Да!!! – громко закричала она, выбежав из комнаты.
- Сумасшедшая! – летело ей вдогонку. Через мгновение вернулась, подошла к нему близко, очень близко, неожиданно став серьезной. - А насчет того, занимаю ли я чужое место, - сверкнула глазами девушка. - Очень скоро я вам докажу, что оно мое! – гордо заявила она. Только теперь он понял, какой бесенок с черными, как уголь глазами, завелся на его курсе. А ведь с ней не поспоришь – именно такие глаза театральному институту и нужны, - подумал Мастер.
Так началась новая и такая необычная для нее жизнь! Каждый день она с радостью отправлялась на учебу, была старательна и активна, постигала сложную науку сцены с таким рвением, которое дано не каждому в ее возрасте, а была она младше остальных, что не помешало очень скоро стать любимицей курса. Затаив дыхание, ловила каждое слово великих педагогов, с которыми довелось общаться, и чувствовала себя абсолютно счастливым человеком.
- Профессия актера, это сложнейшее ремесло, это великое
