Лаик

туннеля...
«Я скучаю по звездам Кэналлоа, - произносит тот, кто держит его за руку, и сжимает ладонь Робера еще крепче, - но это не они вовсе.» На этих словах Иноходца выдергивает из тьмы.
Он снова в Лаик, стоит в том самом коридоре, где у дверей экзекуторской замерла охрана. Алва держит его за руку, и хотя это больше похоже на обычное рукопожатие, Робер понимает, что именно эта рука соседа по «келье» вытащила его из темноты туннеля.
- Эпинэ, - произносит Алва, - Я вас прощаю. За все, от начала и до конца.
Он говорит это, торжественно-серьезно глядя на Робера, но тот чувствует, что кэналлиец не сдержится и улыбнется сейчас. Так и происходит, и Иноходец сам не может удержаться и улыбается Алве в ответ.

- Мама… он улыбается.
Это произнес чей-то очень знакомый голос. Робер попытался открыть глаза, чтобы увидеть того, кому он принадлежит, но сразу у него этого не получилось.
- Это значит, что ему сейчас хорошо.
А это голос Жозины, охрипший от слез, но Иноходец все равно узнал его. Сделав над собой невероятное усилие, он открыл глаза и увидел рядом с собой Мишеля и мать. Упавшие на лоб волосы мешали ему смотреть, и Робер постарался поднять руку, лежащую поверх одеяла, чтобы убрать их, но сил на это совсем не оказалось. Увидев, что он открыл глаза, Жозина сама схватила его руку и прижала к своей щеке.
- Ро, мой маленький Ро, - проговорила она, и в ее голосе Иноходец вновь услышал слезы, готовые вырваться наружу. Свободной рукой мать сама убрала волосы с его лба, погладив их.
- Мама, не надо, - тихо произнес он, теперь осознавая до конца, что все происходящее уже не сон, и это не Лаик и не Гайярэ, а он лежит в постели в своей комнате их дома в Олларии. – Со мной все хорошо.
Жозина посмотрела на сына, жадно ловя его голос.
- Слава Создателю, - произнесла она, выпуская его руку из своих и вытирая глаза. – Ро, милый, я принесу тебе питье.
Ладонь Жозины вновь опустилась на его лоб, погладила волосы, после она поднялась и вышла, оставив Робера в комнате с братом.

Мишель с тревогой смотрел на него.
- Ну и напугал ты нас, Робер, - сказал он.
- Сколько я проболел? – спросил Иноходец.
- Две недели без памяти, - ответил брат, - Мы с отцом забрали тебя из Лаик. Тебя там правда держали в карцере?
- Только сутки, - тихо ответил Робер, - Или полтора… Мне пока трудно разобраться, где сон, где явь.
Мишель покачал головой.
- Арамону за все это стоило бы повесить прямо на воротах Загона, - сказал он. – Еще и кэналлиец этот… Я уверен, что все из-за него и случилось. Зачем ты только с ним связался? Он же чокнутый. У них вся семейка сумасшедших.
- Его отец – Первый маршал Талига, - все также еле слышно возразил Робер, - И вообще… Алва здесь ни при чем. Это я виноват перед ним, а не наоборот.
- Ну да, конечно, - Мишель вздохнул, - ты всегда все берешь лишь на себя, Ро, вот только это не всегда и правильно. Ну, ничего. С этим кэналлийцем я сам разберусь, а с Арамоной, надеюсь, разберется отец.
- Не надо ни с кем разбираться, - Робер почти не шевелился в постели все это время, но от одного разговора уже ощущал смертельную усталость, - Арамона лишь действовал по уставу, а Алва и вовсе ни при чем, - повторил он. – Я потом тебе все расскажу. Мишель, - он посмотрел на брата, - Не нужно меня защищать, я не маленький.
- Жозина так не считает, - усмехнулся Мишель.
- Ей можно, - Робер все же отвел взгляд, устало прикрывая глаза, - А тебе нет. Закатные твари… как же пить хочется. А подняться не могу.
- Тебе и не позволят пока, - Мишель встал сам, тронув плечо брата. – Жозина сейчас принесет какой-нибудь отвар, а я поеду за лекарем.
- Зачем? – спросил Иноходец, - Мне ведь лучше.
- Мать так велела, - отрезал Мишель, - Всего один лекарь, Ро, - вновь усмехнулся он, - Когда ты лежал в горячке, здесь над тобой собирался целый консилиум.
- Хорошо, что я этого не помню.
Мишель ушел, и вскоре в комнату вернулась Жозина. Робер жадно припал губами к чаше с травяным отваром, которую она протянула ему.

В последующие пару дней Робер начал тайком подниматься с кровати и даже ходить по комнате, держась за стены. За этим занятием однажды и застала его неожиданно вошедшая Жозина.
- Ро, милый, - сказала она, - Ты ведь совсем слаб еще, куда ты так спешишь?
- Прости, ма, - ответил Иноходец, поспешно ковыляя назад к кровати, ложась и укрываясь одеялом. – Все время лежать тоскливо, - признался он.
- Ничего, - улыбнулась Жозина, - сейчас я тебя обрадую. К тебе Эмиль приехал – навестить.
- Миль? – переспросил Робер, и правда страшно обрадовавшись.
- Да, - ответила мать, - и еще какой-то мальчик. Он остался за оградой. Слуги приглашали его, но он входить не захотел. Если хочешь, я сама выйду к воротам и его позову.
- А как он выглядит?
- Вроде бы похож на кэналлийца.
- А где Мишель? – быстро спросил Робер.
- На службе. Через несколько дней обещал попробовать снова вырваться тебя повидать, - сказала Жозина, не понимая тревоги юноши насчет брата, хотя после ее слов он напротив готов был вздохнуть с облегчением.
- Позови пока Эмиля одного, хорошо? – попросил Робер.
Мать кивнула и вышла, и вскоре в дверях появился Эмиль.
- Робер, - сказал он, подходя поближе, - я так рад тебя видеть. Как хорошо, что тебе лучше.
- Я тоже тебе рад, Миль, - ответил Иноходец, улыбнувшись другу, - Но у меня к тебе снова вопросы.
Эмиль уселся в кресло у изголовья постели Робера.
- Спрашивай, я на все отвечу. Я ужасно скучал по тебе, пока ты болел.
- Понимаешь, Миль, - сказал Иноходец, - Я за эти две недели «перевидал» столько бреда, что стал путать его с явью. Ты мне рассказывал про Лионеля что-то… необычное, или это мне привиделось? Прости, я уже ни в чем не уверен, - он виновато посмотрел на друга.
- Да, рассказывал, - кивнул Эмиль, - Лионель – выходец. Мы говорили об этом у тебя в комнате, потом я оставил тебя отдохнуть, чтобы зайти за тобой перед обедом, а когда пришел, ты уже метался в сильном жару… Но про Лионеля – это все правда. Тебе не привиделось.
- Вот как, - проговорил Робер, - Спасибо, Миль. Наверное, теперь у меня получится отмежевать в сознании сон и явь.
Эмиль кивнул.
- В Загоне тебя все ждут. Когда тебе позволено будет вставать с постели?
- Лекарь промаринует меня еще неделю, - Робер невольно поморщился. – Я не хочу расстраивать Жозину, поэтому слушаюсь… Миль, - Иноходец посмотрел на друга, - ты ведь не один приехал. Почему Алва не желает зайти?
- Он думает, что ты не слишком настроен его видеть, - ответил Эмиль.
- Ерунда какая, - вздохнул Робер, - Позови его сюда, нечего ему стоять под оградой. Скажи ему, что я хотел бы его видеть, - Иноходец едва удержался, чтобы снова не вздохнуть.
Эмиль обрадовано улыбнулся в ответ.
- Сейчас позову, - ответил он, едва не бегом покидая комнату.
Пока юношей не было, Робер постарался выше и прямее сесть в постели – зачем, он и сам не знал, но показывать слабость при кэналлийце не хотелось. Тот и так насмотрелся вдоволь…
Сперва из-за прикрытой двери донеслись приглушенные голоса – Алва говорил что-то матери. Затем дверь открылась.
Когда Рокэ вошел в комнату, на Робера словно вновь нахлынуло все, что он испытывал во время своих видений, встало в памяти очень ярко. Нестерпимо сияющая плеть в руках Алвы. Его слова про звезды Кэналлоэ. Его ладонь, выдернувшая Иноходца из темного туннеля. Его голос: «Я прощаю вам все, от начала и до конца»…

- Доброго дня, Эпинэ. Рад видеть, что вам лучше. Надеюсь, вы сможете вскоре вернуться в Лаик.
Тот же голос, произносящий дежурные вежливые фразы. Глаза кэналлийца при свете дня ярко-синие, и не так блестят, как тогда, при свече, зажженной в темной «келье». И рука. Алва стоял у постели Робера и протягивал ему руку для приветственного рукопожатия. Иноходец протянул свою и крепко сжал протянутую ладонь. Рокэ широко улыбнулся, и Робер не сразу понял, что тоже улыбается ему в ответ.