не сводил жёлтых глаз с Матвея, когда его укладывали на сидения. Он тоже хотел было заскочить в машину, но не успел: дверка автомобиля захлопнулась перед его носом.
Автомобиль фыркнул и мягко тронулся, осторожно объезжая ухабы просеки. Баюн побежал за ним, окликая басовитым мяуканьем водителя, чтобы тот взял его с собой. Но водитель не слышал. Миновав неровности, машина увеличила скорость. Баюн решил не отставать. Видя, что сзади бежит кот, Ситников-младший покачал головой и нажал на педаль газа. Он знал об удивительной дружбе старика и его мохнатого товарища, очень уважал эту дружбу, но взять кота в машину не мог.
- Прости, Баюн.
Машина всё больше увеличивала скорость. Кот упорно бежал за ней и вдруг пропал.
- Слава Богу, отстал, – облегчённо выдохнул врач. – Правильно, парень, жди хозяина в деревне. Поправится и вернётся, а пока тебя всё равно кто-нибудь приютит.
Лесная дорога, сделав петлю, выходила на грунтовку. Вырулив из леса, Ситников выругался: на взгорке сидел Баюн.
- Что ж ты, парень, делаешь-то?! – с горечью проговорил врач.
Выскочив на ровную грунтовку, двигатель резко набрал обороты, и машина рванулась вперёд.
Баюн бежал за автомобилем, увозящим большого друга, как мог быстрее и сколько мог. Он бежал и мяукал, надеясь, докричаться до Матвея, он не хотел расставаться с ним, просто не мыслил. Как теперь Матвей будет жить без него, Баюна? Кто о нём будет заботиться? Большой друг может просто пропасть без него!
Баюн в бессилии остановился. Отчаянье охватило сердце осиротевшего ефрейтора. Он закричал. Кричал долго, с надрывом и болью. Птицы в кустах, видя невыносимое горе кота, затихли.
Впервые в жизни Баюн не знал, что делать. Он лёг на дорогу, с тоской смотря в сторону уехавшей «Нивы».
Наступила ночь. Беспроглядная, августовская, в которой не видно ни зги. Подняв глаза к ярким звёздам, Баюн подумал о маленькой хозяйке Серафиме и оболтусе Шныре. Нет, надо возвращаться домой. На его совести остались два беспомощных существа. Кто за них заступится в трудную минуту? Кто научит жизни и уму-разуму? А Матвей всё равно вернётся. Баюн это знает. Он будет очень ждать своего друга.
Подходя к деревне, кот не сразу понял, куда делся его с Матвеем дом. От места, где он был, пахло костром, кое-где тлели угли. Подойдя поближе, он заметил Шнырю, лежащего у бывшего крыльца. Пёс, увидев приближающегося старшего товарища, вскочил, приветливо махнул хвостом и подбежал к нему. Баюн снисходительно потёрся о его лапы, радуясь родной душе.
Свернувшись клубочком Баюн ощутил тёплый бок Шныри, примостившегося рядом. Теперь их снова двое. Они обязательно дождутся милых сердцу хозяев или найдут их.
-8-
Наступал вечер. Яркое солнце скрылось за высокими старыми липами, которые росли ровными рядами в больничном сквере.
Серафима подошла к окну и убрала приспущенные жалюзи. В палате стало светлее. Она с утра не отходила от койки деда и терпеливо ждала, когда он придёт в себя. Сима выглянула в открытое окно. Внизу, по аллее, не спеша, прогуливались больные с родными, где-то серебристым колокольчиком звенел смех ребенка. «Когда дедушка начнёт поправляться, мы с ним также станем гулять», - подумала она.
Глеб каким-то немыслимым образом добился, чтобы Матвея Маркеловича перевели в отдельную палату с удобствами, чтобы с утра и до вечера роль сиделки выполняла Серафима, а ночью дежурила санитарка. Он очень любил старика и переживал за него.
Матвей глубоко вздохнул и открыл глаза. Его взору предстали высокий белый потолок и ровные голые стены, выкрашенные масляной голубой краской. Затем он перевёл взгляд в сторону окна. Серафима, опустив голову, внимательно за кем-то наблюдала. «Жива!» - улыбка замерла на пересохших старческих губах, с которых слетело:
- Симушка!
Серафима в мгновение очутилась у кровати:
- Дедушка, миленький, как хорошо, что ты очнулся! Как ты себя чувствуешь? Мы так за тебя переживали! Дедушка, я так тебя люблю!
Красивая головка коснулась загипсованной груди. Непрошеные слёзы маленькими ручейками потекли из глаз.
Матвей осторожно поднял здоровую руку и погладил внучку.
- Не волнуйся. Я скоро встану на ноги, и мы вернёмся в наш дом, в Грибки. Как там Баюн, Шныря?
Серафима с отчаяньем посмотрела на деда: она не знала, стоит ли говорить о пожаре. Сейчас временно Глеб приютил её у себя, а позднее, когда Матвея выпишут из больницы, где они будут жить? Она очень переживала, не находя ответ на этот вопрос.
Лесник расценил взгляд внучки по-своему и провел ладонью по румяной щёчке:
- Не волнуйся, радость моя. Я старой закалки солдат, поэтому оклемаюсь быстро. Всё будет хорошо. Или ещё что-то случилось?
- Дедушка, - еле слышно пролепетала Сима. – У нас дома нет. Он сгорел. Теперь нам жить негде.
Матвей тяжело вздохнул. Здоровая рука устало опустилась на белые простыни. Серафима, едва сдерживая рыдания, прикрыла ладонью рот. После нескольких минут изматывающей тишины она услышала:
- Не печалься. У тебя будет новый дом. Ещё лучше и больше. Дай срок, и сама в этом убедишься. Всё уладится. Не вешай нос. Ты не ответила: как Баюн и Шныря?
Серафима смахнула слёзы и взяла себя в руки:
- Пожарище сторожат. Никуда от него не отходят. Нас ждут. Говорят, тоскуют очень. Макаровна их подкармливает.
- Тоскуют, говоришь… У тебя носовой платок есть?
- Есть, но не чистый.
- Ерунда, давай его сюда.
Матвей сжал кусочек ткани в кулаке:
- Мы сейчас им письмо напишем.
- Письмо?
- Письмо. Глеб в Чернуху, когда поедет?
- Он почти каждый день там бывает, а что?
- Этот платочек положи в полиэтиленовый пакетик. Попроси Глеба, чтобы он через Сергея передал его нашим стражам. Для них каждая весточка от нас в утешение.
- Я могу сама отвезти.
- Ни в коем случае! Сама не езди и Глеба не пускай: Баюн, хитрец, уговорит в два счета взять его в город. А приехав в город, настоит, чтобы привезли его сюда, в больницу. Шныря тоже вряд ли в сторонке скромником стоять будет. С этой братией ухо надо держать востро! А письмецо-то передай.
- Ох, дедонька, и когда мы опять будем все вместе?
- Будем. Ни о чём плохом не думай. Помни, чему я тебя всегда учил.
- Помню, дедушка.
Её ладонь нежно опустилась на руку старика. Матвей устало закрыл глаза. Серафима, посидев рядом, осторожно встала и снова подошла к окну: она ждала Глеба.
«Неужели под личиной порядочности, сострадательности, верности скрываются двуличие, ложь и лицемерие? Как такие качества могут уживаться в одном человеке? Может быть, я и усомнилась бы в словах Кости, но он так же вёл себя по отношению ко мне. Значит, скорее всего, и Глеб того же поля ягода. А может, все молодые люди такие? Но почему я скучаю по Глебушке? Видеть его хочется, слышать. Когда он рядом в душе всегда мир и покой. Может, это любовь? А если любовь, почему так на сердце больно?» - с тоской размышляла девушка.
Она обернулась на больного. Дед крепко спал, сжимая в кулаке носовой платочек.
_
Валентина Александровна накрывала стол к ужину: скоро приедут Глеб и Серафима. Выключив конфорку с жареной капустой, она проверила готовность терпуга с морковью по-корейски.
«Завтра с утра на службу в храм схожу, подам ектению о здравии раба Божьего Матвея. Сколько милый человек перенёс! Сколько выстрадал! И это на старости-то лет! И за злоумышленников помолюсь, чтобы Господь простил им этот грех. Видимо, совсем они неразумные, коли на пожилого человека руку подняли. Не понимают эти горемыки, что им за это будет. Ох, не понимают! – она сокрушённо покачала головой, и её мысли вернулись к полюбившейся Серафиме. – Девочка держится молодцом: Бог даёт ей душевные силы, не оставляет. Вот только зачем столько страданий послано Симе? Неужели она заслужила их и сейчас расплачивается? Она сущий ангел. А может, эти испытания даются ей для укрепления духа? Конечно, Богу виднее…».
В прихожей мягко закрылась входная дверь.
- Мама, это мы, - голос Глеба был весёлым. – Сегодня Матвей Маркелович пришёл в себя. Бодрится.
- Вот и хорошо! – обрадовалась Валентина Александровна и, посмотрев на девушку, с удовлетворением заметила. – И у Симушки глазки повеселее стали!
Накормив ребят, мама Валя с заговорщицким видом поманила пальцем Серафиму:
- Пойдём. Я тебе что-то покажу.
- Опять от меня какие-то тайны, - деланно недовольно пробурчал Глеб.
- Не ворчи. Это наши девичьи дела. Правда, Серафима?
Гостья растерянно улыбнулась и на всякий случай согласно кивнула. Затворив за собой двери гостиной, хозяйка прошла к новой красивой мебельной стенке и выдвинула ящик:
- Симушка, девочка, я тебе бельишко прикупила, ночную сорочку, пару футболок, халатик… Нужно пополнить твой гардероб.
Серафиме вновь стало неловко. Она часто испытывала эту неприятную набегающую волну, считая, что неприлично долго злоупотребляет гостеприимством Глеба и его мамы, их добротой, что вынуждает на чересчур большие траты для своей недостойной персоны, живёт на их иждивении, плюс к этому не малые деньги идут на содержание и лечение дедушки.
- Что вы! – прошептала она. – Не надо. Мне ничего не надо. У меня всё есть.
- Да как же – не надо! – на шёпот перешла и мама Валя. – Надо! Ты практически раздета. Осень на носу. Холода. Завтра пойдём по магазинам и купим тебе тёплых вещей.
Новая удушающая волна набежала на Серафиму:
- Валентина Александровна, я обязательно устроюсь на работу, когда дедушке станет легче, и верну все-все деньги, которые вы на меня тратите. Честно!
Мама Валя села на кресло и с горечью спросила:
- Зачем ты нас обижаешь? Мы же от чистого сердца желаем помочь. Думаешь, Глеб будет рад принять от тебя деньги за эти тряпки? Зачем ты так? Я понимаю, ты себя чувствуешь нахлебницей и стыдишься этого. Но ты оказалась в этой ситуации не по доброй воле, поэтому не в праве считать себя таковой. Неужели бы ты не протянула руку помощи человеку, попавшему в беду? А как же неписаный этический кодекс знахарства? Или бабушка Макаровна учила тебя за каждое доброе слово взымать деньги со страждущих?
Серафима пристыжено молчала. Её всегда прямая спина округлилась за ушедшими вперёд плечами и виновато опустившейся головой. Она не смела произнести ни слова, и только слёза раскаяния стекала по щеке к носу, нещадно его щекоча. Валентина Александровна подошла к девушке и обняла её:
- Давай больше никогда не будем возвращаться к этому неприятному разговору. И Глебу ничего не скажем.
- Угу, - шмыгнула носом благодарная Сима.
Видя, что Серафима успокоилась, женщина предложила:
- Симушка, ты халатик примерь. Посмотрим: в пору ли, к лицу ли?
_
…Глеб и Валентина Александровна, узнав о случившемся в Грибках, не раздумывая, решили приютить погорелицу у себя, предоставив просторную и уютную гостиную, освобождая её от проблемы поиска крова и денег на лечение и пропитание. Они, зная о взаимной привязанности Матвея и внучки, понимали, что девушка бросит всё и постарается устроиться на любую работу в городе, чтобы быть поближе к деду.
- Серафимушка, солнышко моё, чем я могу тебе помочь? – спросил Глеб, привезя её из больницы после первого дня пребывания там Матвея.
- Спасибо, Глеб. Ты и так слишком добр ко мне, - подавленно ответила Серафима и робко прижалась
