Письмо первое.
Женя, здравствуй!
Обещал написать тебе в первый день, но…
Вот сейчас пишу тебе в поезде.
Настроенье, конечно, паршивое, все-таки расставаться с Каргополем я, наверное, никогда не привыкну. Сейчас почему-то начинает вспоминаться все лето и лагерь, и наши походы в лагере и наш поход на Хиж-гору. Мне пожелали на дорогу, чтоб я вспоминал все хорошее, и тогда жизнь покажется легче. Вот сейчас я с этим не согласен, потому что хорошее должно остаться где-то в глубине себя и всплывать только тогда, когда хорошо тебе. Я не могу соединить лучшие минуты моей жизни или хотя бы воспоминанья о них с серой действительностью, которая окружает тебя всюду.
Как может всплыть то чувство, которое было у меня, когда я входил с тобой в церковь, в каком-то грязноватом вагоне поезда. Просто хочется забыть и не вспоминать этого, а от этого становится на душе еще хуже.
Ну, как ты там? Напишешь мне? Я очень жду твоего письма.
Может быть, мне удастся вернуться в Каргополь через месяц в Педучилище на практику. Ты бы хотела, чтобы я вернулся? Ты бы хотела, чтобы мне было хорошо?
Пусто, пусто у меня на душе. Извини меня за «душу».
Мы втроем ходили на новоселье к В. Дружинину. Выпили, конечно, за счастье в их доме, а потом пели «Лучину» при слабом свете ночника. Кто-то сказал, что в тот момент она звучала, как панихида по прошлому… Я не согласен, она всегда будет моим гимном, хотя под нее можно что-то оплакать…. « То не ветер ветку клонит, ни дубравушка шумит, то мое сердечко стонет…». А стала ли она твоим гимном?
У меня в ушах звучит «Лада», наверно, всегда будет звучать при расставании. «Хмурится не надо, Лада!» - это последняя вещь, которую мы слушали с тобой вместе (помнишь, парень играл ее на гитаре, когда ты уезжала?).
Вот сейчас мне уже кажется, что никогда больше мне не будет хорошо, вернее, хочется верить и не могу, уж такое настроение. И еще как будто я не увижу тебя и Каргополь.
До свидания. Пиши мне .
В.П.
Извини за почерк и стиль.
Письмо второе. (даты нет)
Женя, здравствуй!
Вот, наконец-то, начинаю привыкать к жизни в Архангельске. Конечно, грущу по Каргополю, по ушедшему лету, но сейчас много дел, так что грустить и некогда.
Тебе плохо? Но ведь каждый человек испытывает при расставании такое. Не надо отчаиваться. Ты же сама писала; « Возвращаются все…», так что не грусти, все еще впереди.
Милая, я верю во все самое хорошее впереди, верь и ты. Прошлое хорошее никогда не вернуть, в этом я еще раз убедился этим летом, а вот лучшее впереди, всегда надо ждать, надо хотеть этого лучшего.
Было бы легче, если бы ты была рядом. Ведь стоило бы только руку протянуть.., очень хотелось бы, чтобы это было так, но действительность-то другая, и поэтому надо очень хотеть хорошего будущего.
Ну, как там ты живешь? Чем занимаешься? Разве вы не в колхозе? Пиши мне, Женька! Я очень жду твоих писем.
В.П.
Письмо третье.
Женя, здравствуй!
Больно за тебя всей душой и за твой успех в борьбе «за свободу и независимость». У нас тоже власть сменилась, но это не наложило особого отпечатка на «социальный строй» нашего общежития. Просто привели какую-то женщину и сказали, что она будет нашим новым комендантом. Кто знает, может быть еще и расправит крылья.
На сельско-хозяйственном фронте в нашей области не все в порядке, так что из нашего пединститута даже третьи курсы бросили на прорыв, вот сейчас мы одни « ветераны» остались. Удивительно тихо стало в институте.
В воскресенье ездил в Холмогоры к одному другу в гости. Холмогоры мне не понравились: деревня и все. Если кто-то утверждает, что северное село Холмогоры имеет свое лицо, то я не согласен с этим . Можешь себе представить, единственное место, на что можно посмотреть с удовольствием, это река, но и то так, не во всю шить, а кое-где. В общем, я не в восторге и от места, и от людей. Как может сохраниться такая мгла, тьма вблизи довольно крупного центра, которым я считаю Архангельск? (Хотя ты другого мненья о нем, наверное).
Помнишь, я говорил тебе, что хорошо, что ты понимаешь меня. А сейчас мне очень не хватает тебя в моей жизни, в моих спорах. Вот раньше я мог бы слиться с серой массой моих «неединомышленников» и жить так год, мог ждать лета, а все другое, не мои рассуждения, пропускать мимо ушей или просто сидеть и соглашаться, а самому думать совершенно о другом.
А вот в этом году у меня появилось желание отстаивать свое мнение в спорах. Хоть споров-то и не получается, ибо мои противники мыслят узко и практично, но все же пытаются доказать, что они правы и у них больше опыта жизни. А ведь существуют еще и абстрактные понятия. Я даже давал себе слово больше ни с кем не спорить, потому что с «бытовиками» спорить бесполезно. Человек говорит: «Жизнь сложная штука, мы живем и тянем лямку, и нигде нет проблеска чего-либо лучшего». Я бы сказал, что это не так, потому что уверен, что трудностей-то у этого человека не было и, кроме того, есть еще идея, есть будущее, на что можно надеяться. Я думаю, что жизнь пусть будет самой плохой, но разрушить « призму поэзии», «алый парус» мы не можем, и если очень любить это, то самое худшее - уже не такое плохое. Хотя у меня тоже бывает верх быта над романтикой.
Вчера посмотрел фильм «Три дня Виктора Чернышева». Знаешь, почему пишу тебе об этом фильме? Мы с тобой спорили в походе о» поколениях», в этом фильме дан человек, выражающий большинство, типичность «вашего». Стоит на распутье – с кем ему идти. Фильм в отношении кинематографии не силен, но проблемы ставит довольно злободневные.
С 7 октября мы идем на практику, а может быть, я еще в Каргополь уеду. Я бы желал второго, но…
Жень, я хочу тебя видеть, сегодня, завтра, каждый день хочу видеть тебя. Я очень жду ноябрь и встречу с тобой.
Пиши.
В.П. 27.09 (?)
Письмо четвертое.
Женя, здравствуй!
Извини, что не мог раньше написать. Никогда не запутывался с делами, с учебой, а тут даже нет свободного времени. Вот только в воскресенье, но ведь это для всех выходной день, у нас же в субботу и воскресенье были соревнованья по легкой атлетике, так что был на стадионе. На соревнования из Каргополя приезжал В. Карелин. Мы в воскресенье ходили с ним в церковь -
«к утренней службе» Хочу сказать несколько слов об этом посещении, потому что у меня даже не осталось ничего подобного тому, что я ощущал дома, когда мы с тобой посетили святое место.
Церковь стоит на кладбище, потому еще, пока мы шли, до входа у меня появилось ощущенье неприятности, углубляли эту неприятность до брезгливости, попрошайки – какие-то монстры и калеки, сидящие на скамейках вдоль дорожки и просящие монету « на упокой души» или что-то в этом роде. Когда мы вошли вглубь храма, мне показалось, что я скорее на каком-то собрании, нежели в божьем храме. Почему? Представь себе хорошо освещенный электролампами, заполненный людьми зал, где каждый говорит вполголоса, то ты также подумаешь. Нельзя ставить всех на одну мерку или брать что-то за эталон, но мне кажется, что наша церковь в Каргополе по своему оформлению, торжественности может служить эталоном.
Оформление. Конечно, это не Христорождественский собор, об этом и говорить не приходится, но ведь мы пришли в церковь, а это напоминает, скорей, выставочный зал или даже не знаю что. Икон, подлинных икон, там очень мало, хотя все стены и расписаны. Видимо, расписывал какой-то современный самоучка и изображены не святые, а портреты каких-то людей. Примерно так же, как портреты писателей в учебнике литературы в школе.
Вечером с Карелиным слушали эстрадный оркестр Утесова. Концерт мне понравился, они даже исполнили колыбельную из «Порги и Бесс». Честно говоря, я пошел на концерт, только потому , что это первый наш джаз, а теперь не жалею.
Последнюю «Юность» прочел. А почему ты решила, что мне не нравится Рождественский? Просто тогда мы в нашем споре отдали его вам, а вообще-то он – «наш». У нас уже шел снег, погода стоит самая плохая, а я все ждал «бабьего лета», хотел съездить посмотреть Павловскую (?) церковь, она в 40км от Архангельска. Говорят, шедевр, без единого гвоздя построен. Посмотрю, оценю, напишу, так ли это.
Ну, как ты там, Женька? Не будь только грустной, задумчивой, я не хочу видеть тебя такой.
Не сердись на меня за то, что долго не писал. Пиши…
До свидания. В.П.
Письмо пятое.
Женя, здравствуй!
Вот, собрался наконец-то, пишу.
В Каргополь приехал 6-ого октября. Работаю в училище, нравится, ведь со взрослыми людьми легче… Веду две секции, ну, и уроков у меня тоже хватает. Ты пишешь, чтобы я не извинялся перед тобой, что долго не пишу тебе, но ведь ты же ждешь моих писем.
Знаешь, вчера открыл случайно ту записную книжку, которая была у меня в походе. Оказывается, ты записала мне песни А. Городницкого, спасибо. Сразу очень-очень захотелось, чтобы было лето…
Сегодня было закрытие летнего спортивного сезона. Я выступал от училища в кроссе. Успехи, конечно, не головокружительные, но неплохо, рад за себя.
А «древний город Каргополь» мне всегда напоминает о тебе. Больше всего вспоминается день и вечер, помнишь, мы посетили с тобой Христорождественский собор, а вечер потом с «рябиной на коньяке». Ох, как мне тогда было хорошо… Паустовского прочел, мне нравится. Ты не находишь, что он схож с Хемингуэем?
Жень, ты приедешь сюда на праздник? Я очень жду тебя, моя милая, очень.
Здесь идет выставка работ местных художников, есть кое-что, что можно оценить. Мне кажется, здесь можно найти тему для разговора. Смотреть картины или вообще любые работы общеизвестных мастеров – это не то. Ведь эти работы кем-то оценены по достоинству, и вот тебе приходится принимать чью-то точку зрения. А здесь совсем другое: работы никем не обсуждались, ты это делаешь одним из первых. Здорово, правда?
Очень жаль, что нет тебя, жаль, что ты не увидишь эту выставку. Я жду встречи в Городе Детства.
А любовь моя к нему не двухсторонняя, мне кажется, что люблю я его по-настоящему.
Пиши мне. Ул.Победы, 29, мне.
В.П. 13.10.68
Письмо шестое.
Здравствуй, Женя!
Мне почему-то показалось, что ты не получила моего письма. Лида сказала, что ты переезжаешь в новый корпус. А вчера я был очень рад твоему письму.
Жень, я уже с какой-то трудностью вспоминаю тебя, ты очень хорошо подметила, что пишешь человеку с моим именем, а лицо какое-то отвлеченное. У меня примерно такое же чувство сейчас.
В Каргополе погода стоит очень плохая, не осень, и не зима. А вот мы собираемся идти в воскресенье в поход. Знаешь, цели почти никакой не преследуем, идем, только для того, чтобы идти. Я ведь секцию лыжников веду, так что это им будет полезно.
Пойдем, видимо, в Красную Лягу.
Ты приедешь на праздник сюда? Мне очень хочется тебя видеть, приезжай, пожалуйста. Мне почему-то становится скучно в Каргополе, скучно в работе. Наверное, человеку всегда так, сначала все новое интересно, а потом все становится обыденным, простым. Сначала я весь как-то был работе отдан, все было интересно, а сейчас отношусь к этому, как к должному.
Знаешь, а у меня есть веские доказательства, правда, свои, что Хемингуэй и Паустовский схожи.
В общем, мы еще поговорим. Когда же все-таки тебя встречать?
Пиши мне. До свидания. В.П. 22.10.68
P.S.
Предисловие.
Разбирая старые папки с фото и дневниками, вырезками из газет с какими-то когда-то важными статьями… наткнулась на пачку писем с адресом: г. Ленинград, Ново-Измайловский пр., 16 корпус 9, Студенческий городок. Они были адресованы моей маме, когда она была студенткой второго курса. Была влюблена в молодого человека, тоже студента только пединститута из маленького городка под названьем Каргополь. Летний роман с продолжением в переписке… Обратный адрес: Архангельск (там он учился), Каргополь (родной город).
Автора писем нет уже на этом свете, письма пожелтели, но какой-то необычный аромат от этих листов то в полоску, то в клеточку, написанных от руки с одинаковым обращением: « Женя, здравствуй!»
Сейчас, когда и писем никто никому не пишет, а зачем, когда можно позвонить, просто послать «смайлик»…., не отправляет их в запечатанных конвертах, привычнее Интернет, айфон, смартфон, а как ждали их получения, как радовались каждому письму!
Теперь – это такой «раритет», что мало кто и оценит… Но вдруг есть еще те, кто помнит эти времена. 1968-69 годы.