Я ТЕБЕ ВЕРЮ!

напоминавшей по форме пенал, у стены стояла детская кроватка, за ней другая, побольше, а у окна письменный стол, за которым сидела Иришка, уткнувшись в ноутбук. Другую стену закрывал от пола до потолка стеллаж, полки которого были заставлены детскими игрушками и книжками.
        -Смотли, - сказала Маришка, показывая на низкий столик между ее кроваткой и дверью, где на маленьком одеяльце лежали игрушечные заяц и черепаха, - Вот это его длуззя, Тотося и Тутося.
        -А сам-то он кто? Пупося?
        Маришка залилась восторженным смехом:
        -Мама, мама, - закричала она, бросаясь в кухню, - Мама, это Пупося!
        -Ой, Мариш, дочур, у меня руки грязные, - заговорила Нина, не прекращая разделывать рыбу, - Иди, укладывай спать своего Пупосю. Смотри, какими он глазками на тебя смотрит - он спать хочет. Когда, говорит, меня Мариша уложит?
        -Пошли, Мариш, не мешай маме, - сказал Гена, уводя ее.
        На кухне остались Нина и Толик, едва поместившись там вдвоем, поскольку добрую половину крошечной кухни занимали газовая плита, холодильник и стиральная машина.
        -Толь, помоги мне, - обратилась к нему Нина, - открой вон те банки и относи все потихоньку в комнату.
        Скоро они сели за стол. Угощение состояло сплошь из рыбы и домашних заготовок.
        -Ребят, вы уж не обессудьте, - сказала Нина, выставляя на стол бутылку водки, - Завтра пойдете, купите себе, если что захочется.
        -О чем ты, Нин? – отозвался Гена, открывая бутылку и разливая водку по стопкам.
        -Ой, сейчас запить принесу…
        Нина вышла и вернулась с графином красного морса.
        -Вот. Брусничный, сама собирала.
        -И грибочки тоже сама? – улыбнулся Гена.
        -А как же? Ну, давайте, за встречу.
        Они чокнулись, и Толик через силу заставил себя проглотить горькую, противно пахнущую и дерущую горло жидкость, тут же запив вкусным ароматным морсом.
        -Местного производства? – спросил Гена, морщась и спеша последовать его примеру.
        -Ну, а где ж другую-то возьмешь? У нас тут валютных магазинов нету, - ответила Нина, пригубив стопку и закусив соленым огурчиком, - Моему и такая сгодится.
        -А где он сейчас? – поинтересовался Гена.
        -На работе. На вахтовый метод устроился. Повезло. Пошел за бутылкой, а тут автобус прямо к рынку подогнали - кому работа нужна? Ну, и прям на месте и навербовали, сколько им надо. Дорогу они строят. Две недели работает, потом две недели дома. Сейчас у нас хорошо – холодильник в кредит взяла, стиралку, компьютер дочкам. Половину пропивает, но хоть что-то остается. Я, как приезжает, деньги отберу - и сразу по карточкам, на кредиты. Потом пусть буянит - денег все равно нет. Вот что будет, когда дорогу построят?
        -А что, буянит?
        -Не приведи Господь, - отмахнулась Нина, - Там-то у них сухой закон, сразу выгонят, да и взять негде - трасса по лесам проходит, он говорил, ну, а уж здесь отрывается по полной. Я только и вижу его теперь пьяного. Да по мне уж лучше так, чем как раньше. Ведь его нигде больше недели на работе не держали. В автоколонну тогда упросила Мишку, чтобы похлопотал – выгнали, из котельной выгнали, из грузчиков на рынке и то выгнали. Зато дружки остались. Слышал, небось, влияние?
        Нина кивнула в сторону детской комнаты.
        -А дочурки такие милые, что одна, что другая. Жалко мне их, Гена! Как мне хочется спасти их, увезти куда-нибудь, где бы они всего этого не видели...
        Она уткнулась лицом в плечо брата и беззвучно заплакала.
        Гена поглаживал ее по волосам и молчал.
        -Ты хоть тогда не бросай их, если со мной вдруг что, - оторвав заплаканное лицо, заговорила Нина, - Ведь все может быть. Я на рыбозавод устроилась. Ворочаю, как лошадь. Спину уже не согнуть – по двенадцать часов тоннами вручную рыбу сортировала. Грязь, холод, мухи. А придатки застудила, в больницу попала, мне ничего не заплатили. Да я и так рада, что хоть не уволили. Где у нас тут работу-то найдешь? Сейчас бригадиром на линию поставили, а там ни ограждений, ни аварийных кнопок. Затянет – поминай, как звали. На заводе ни медпункта, ни аптечки даже. Был уже такой случай в прошлом году с мужиком. Так и лежал мертвый на полу, пока скорая из соседнего поселка не приехала…
        -И что, никто не понес ответственности? – не выдержал Толик, - Вас не закрыли? Ничего не переоборудовали хотя бы?
        Нина снисходительно посмотрела на него.
        -О чем ты, Толь? Родственникам заплатили – те молчат. А нам в бумаге расписаться велели – туда не подходи, то не трогай, там не лазь. Не работай, короче, а план давай.
        -Рабовладение какое-то, - гневно проговорил Толик.
        При этих словах щеки Гены слегка покраснели.
        -Да везде так, Толь. Может, у вас в Москве по-другому, я не знаю, а тут – везде. А где более-менее - туда не попадешь. Вон, я хотела устроиться няней в садик, куда Маришку вожу, было место. Так мне сказали, что договариваться к заведующей нужно с подарком идти, а возьмут, если только ей в конверте десять тысяч принесешь на нужды сада. А где мне их взять-то? Все на кредиты уходит.
        Гена разлил водку и поднял стопку:
        -Давайте. За тебя, Нин, и за твоих дочек. Не сомневайся, если что. Но главное – за то, чтобы ты была жива и здорова.
        На этот раз все трое выпили до дна.
        -А как в деревне? – спросил Гена, когда они запили и закусили, - Давно была? Как мамка?
        Нина хотела что-то сказать, но покосилась на Толика.
        -Говори при нем все. Он мне, как брат, - твердо сказал Гена.
        Нина опять скользнула по Толику взглядом, в котором промелькнуло что-то похожее на то, что было при первом знакомстве, и заговорила:
        -Что-то там неладное, Ген. Церковь возле станции открыли…
        -Какую церковь? – не понял Гена, - Ту, в которой колхозный склад был?
        -Ну, да. Где, ты рассказывал, вы в бочку с квашеной капустой ссали, когда вас в школе туда картошку перебирать водили.
        Толик нахмурился, а Гена на сей раз явно, покраснел.
        -Какая ж это теперь церковь? – буркнул он, - Туда на тракторах въезжали.
        -Так отремонтировали ее. Даже купол с крестом поставили. Спонсор какой-то дюже богатый выискался. У вас в Москве чем-то ворочает, а умирать, говорит, сюда, на родину, приеду…
        -Ну, а мамка при чем?
        -Так она сошлась с каким-то из этой церкви.
        -С попом что ли? А разве можно у них так?
        -Как?
        -Ну, сожительствовать?
        -Так он не поп, а кто-то там еще, я в этом не понимаю. Но в ризу одевается, когда служит. А поп у них дядя Витя Лошкарев теперь.
        -Этот юродивый? – удивился Гена.
        -Не говори так, если приедешь, - строго сказала Нина, - Они там все от него без ума. Старцем его называют. И этот, что с мамкой живет, какой-то там у него первый помощник. В дому чисто стало, на столе рыбка красная, колбаска домашняя, живут не бедно. Пьют, правда, оба запоем.
        -Спонсор снабжает? – иронически усмехнулся Гена.
        -Не знаю я, Ген, кто там кого снабжает, а не понравилось мне все это. Мамка совсем какая-то чумная стала. Что не скажи, у нее один ответ – по грехам тебе. А по каким уж таким грехам-то особенным? Что работаю, как ломовая, да детей ращу? Сама знаю, что грешная, но не грешнее ее. Я бы, по крайней мере, своего сына вот так…
        Нина запнулась и потупилась. На сей раз покраснели все трое, и Толику стало ясно, что история Гены здесь известна всем, а самому стал понятен взгляд на себя Нины, когда тот представил его лучшим другом.
        А Нина, уже не стесняясь Толика, обняв Гену, заговорила:
        -Ген, не езди ты туда. Ведь вся деревня знает, в какой интернат она тебя определила. Да и эти сектанты теперь вокруг нее. Кто знает, что у них на уме? Поживите у меня с Толей, мой только позавчера уехал, а потом возвращайтесь в Москву. Может, дочурок потом когда-нибудь поможешь туда вытащить. Видишь, как они тебе обрадовались? На кого мне еще надеяться?
        -Раз ты все знаешь, - мрачно сказал Гена, - скажу прямо – возвращаться мне некуда…
        Он коротко изложил уже известную Толику историю, но без подробностей, о которых рассказал ему, и без упоминания об украденной карточке.
        Нина слушала, и по щекам ее продолжали катиться слезы.
        -Ну, а вернуться и устроиться куда-нибудь на работу ты же можешь? – спросила она, когда он кончил, - Паспорт же у тебя есть, с российским гражданством принимают. Комнату какую-нибудь снять…
        -У меня в паспорте - Тверская область, а на работу без регистрации – это только так, как ты работаешь, да и то - до поры, до времени.
        -Ну, поступай куда-нибудь учиться, а потом…
        -С восемью классами?
        -Ну, я не знаю, устраиваются же другие.
        -Ладно, - отрубил уже слегка захмелевший Гена, - Видно будет. Одно знаю – так, как раньше жил, жить не буду. Давайте спать.
        Нина постелила им на диване, а сама ушла в детскую, умудрившись впихнуть между стеллажом и кроватями дочек раскладушку.
        -Я завтра рано уйду, - предупредила она, - а вы спите. Иришку в школу заведу и поеду на работу. Нас возят на автобусе, а то потом самой не добраться. А Маришку в сад не поведу, пусть с вами побудет. Покормите ее, ладно, как проснется?
        -Не переживай, - заверил Гена, раздеваясь.
        -Только одну не оставляйте, пока Иришка из школы не придет.
        -Никуда не уйдем, будем тебя дожидаться.
        Нина закрыла дверь, а Гена щелкнул выключателем и в темноте юркнул под одеяло к успевшему уже лечь Толику, прижавшись и приобняв его. Толик тоже положил руку на его бок, слегка проникнув ему ногой между коленок. Они легонько беззвучно поцеловались, пожелав таким образом друг другу спокойной ночи, и тут же уснули.
        Сквозь сон Толик слышал, как прозвенел и сразу же умолк будильник в детской, как прокрались оттуда, стараясь не шуметь, Нина с Иришкой, и опять заснул, накрывшись одеялом с головой. Окончательно проснулся он от луча скупого осеннего солнца, прокравшегося из-за туч и ударившего через окошко прямо в лицо.
        Толик встал, подошел к окну и оглядел унылый пейзаж скорее сельской, чем городской улицы. С третьего этажа открывался вид на беспорядочное сосредоточение разномастных крыш одноэтажных домов и грязную разъезженную дорогу. Ему вспомнился вид из собственного окна в Москве, который тоже трудно было назвать изысканным, но по сравнению с этим, выглядевший вершиной эстетики.
        «Кто из нас может вырасти, если с раннего детства, просыпаясь каждый день и открывая глаза, первое, что мы видим - вот это?» – пришли ему в голову невеселые мысли.
        Он услышал, как за спиной зашевелился Гена и почти одновременно донесся из другой комнаты тоненький голосок проснувшейся Маришки, начавшей разговаривать со своим Пупосей.
        -Доброе… - сказал он, подходя.
        -Доброе, - отозвался Гена, и они хлопнули друг друга в воздухе по ладоням.
        -Дядя Гена, - послышалось из другой комнаты.
        Гена поднялся и заглянул туда.
        -Дядя Гена, Тотося хочет кушать, ты кашку нам свалишь?
        Гена обернулся и растерянно посмотрел на Толика.
        -Умой ее и на