Я ТЕБЕ ВЕРЮ!

горшок посади, - ответил тот, - Я сварю.
        Он вышел на кухню и включил плиту. На стене шумела газовая колонка, а из ванной доносились радостный смех Маришки и строгий голос Гены. Толик засыпал манку и опять уставился в окно, помешивая ложкой в кастрюльке.
        Здесь картина была еще менее утешительной. Окно выходило во двор, застроенный разномастными подгнившими дощатыми сараями, между которыми стояло несколько металлических гаражей, да приютилась сбоку детская песочница вместе с деревянной скамейкой. Дальше опять простирались крыши с торчащими кое-где среди них одинокими деревцами, да виднелись в отдалении еще несколько таких же пятиэтажек.
        Скоро на кухне появились Гена с Маришкой, тащившей с собой любимую игрушку.
        -Мы с Тотосей плишли, - звонко возвестила она.
        -Вот и хорошо, кушайте. Сама умеешь? – Толик поставил перед ней миску с кашей.
        -Конечно, - сказала та и спросила, - Дядя Гена, а мы гулять пойдем?
        -Я погуляю с ней, а ты пройдись, поищи магазин, - сказал Гена Толику, - Вечером Нинка придет, посидим опять. Только водку эту фуфлыжную не бери. Пива лучше возьми побольше.
        Позавтракав остатками вчерашнего стола и накормив Маришку, они все вместе вышли из дома. Магазин Толику попался довольно скоро, и хоть выбор был невелик, все необходимое нашлось – и семга, и колбаса сырокопченая, и сыр, и бекон, и конфеты для девчушек, и даже слоеный торт. Пиво тоже имелось нескольких сортов.
        Он вышел, нагруженный двумя сумками, и ощущая спиной любопытные взгляды продавщицы и покупателей.
        «Здесь этого, наверное, и не берет никто, - подумалось Толику, - да еще в таком количестве…»
        Сбоку от магазина стояла машина «пикап», с которой мужик торговал мясом, и Толик не удержался, купив еще большой кусок парной свинины.
        Гена с Маришкой поджидали его у дома. Когда они вошли в квартиру, Толик сказал:
        -Забавляйся с ребенком, а я мясо пожарю.
        Скоро пришла из школы Иришка, заглянула на кухню, поздоровавшись с Толиком, и ушла в комнату, откуда раздавались голоса Гены и Маришки.
        Толик закрыл за ней дверь и достал из кармана телефон.
        -Мама… Да. Как у тебя дела? Как ты себя чувствуешь? … Отлично… Звоню тебе из Павловска… Красота неописуемая… Весь день гуляю… Погода? Ну, не такая, как летом, конечно… Ты же видела, наверное, сколько я теплых вещей забрал… Нормально, шведский стол… Да не особо, но наелся так, что обедать не буду. Вместе поужинаем, когда отец вернется… Нет, номер удобный… Не холодно… Собираемся в субботу, но он еще не знает, как у него по работе сложится… Да, конечно… Я позвоню тебе еще… Не болей… Спасибо, мама.
        Толик нажал кнопку отбоя.
        «Надо уточнять, какая в Питере погода, а то и проколоться можно», - подумал он, входя в комнату.
        На коврике посреди нее его взору предстала куча-мала. Иришка и Маришка вдвоем с визгом и хохотом пытались побороть Гену. Глаза всех троих светились радостью и ребяческим восторгом. Толик смотрел на Гену и видел сейчас перед собой сейчас того доброго мальчишку, про которого рассказывала Нина, и которого любили все деревенские собаки.
        -Пошли обедать, - возвестил Толик.
        После обеда они уложили Маришку спать, Иришка села делать уроки, а они уселись на диван напротив телевизора, обнявшись за плечи. Обоих тянуло на близость, но они не решались, поскольку в соседней комнате были дети. Они лишь ласкали друг друга, сжимая и поглаживая через одежду напрягшуюся плоть, и иногда соприкасались губами в коротких поцелуях.
        К приходу Нины накрыли стол.
        Она явилась только в девятом часу вечера, усталая, но, увидев угощение, разом просияла лицом:
        -Спасибо вам, ребята! А кто готовил? Неужели ты?
        Она посмотрела на брата испытующим взглядом.
        -Нет…- слегка смутился тот, - Это Толя постарался.
        -То-то и оно. С детства лентяй. Ни готовить, ни стирать научить его не смогла, - сказала Нина, поворачиваясь лицом к Толику, - А тебя кто научил?
        -Мама, - ответил Толик, - Она меня всему научила.
        За ужином опять зашел разговор о деревне. Раскрасневшийся немного от выпитого пива Гена, выразил твердое намерение все-таки съездить туда хотя бы на несколько дней.
        -Я не знаю, как вы поедете, - покачала головой Нина, - Поезд отменили, а на автобусе – там от шоссе четыре километра идти надо по грунтовке. Да я даже и не знаю, ходит ли он теперь?
        -Так узнаем, - сказал Гена, поднимаясь, - Толясь, пошли, сходим на автовокзал, узнаем.
        -Ребят, поздно уже, - предостерегла Нина, - У нас тут неспокойно.
        -Да ладно - поздно, - отмахнулся Гена, - Мы же вчера примерно в это время и приехали.
         До площади, где находились рынок и автостанция, они дошли быстро, благодаря указанной Ниной короткой дороге. Нужный им автобус ходил, но через день и только раз в сутки.
        -Значит, послезавтра поедем, а в субботу вернемся, - решил Гена.
        Они уже возвращались обратно, когда из-за руин фабрики на дорогу вышли четверо парней. Они направлялись в другую сторону, но заметив их на пустой в этот час улице, сгрудились в кучу и двинулись навстречу. В их фигурах и телодвижениях явно просматривалось что-то зловещее, а бежать было поздно…
        Это случилось с Толиком не так давно, когда он учился в одиннадцатом классе. Возвращаясь с дачи, он шел по направлению к железнодорожной станции вдоль путей, когда у самой платформы из-за кустов наперерез ему выскочила куча малолеток с замотанными, снятыми с себя футболками, лицами. Он не сосчитал, сколько их было, заметил только, что самому старшему было от силы пятнадцать лет.
        -Дай позвонить, - услышал Толик его наглый голос и почти одновременно ощутил сильный удар в переносицу.
        Дальнейшее произошло так стремительно, что он, не ожидавшей такой жестокой агрессивности от почти что детей, не успел ничего предпринять, как оказался сбитым с ног и осыпаемым градом беспощадных ударов ногами и бейсбольной битой в руках одного из них.
        -Телефон давай, деньги! – опять прозвучал голос предводителя, - Не отдает? Бей!
        «А ведь убьют, - пронеслось в голове у Толика с неожиданным хладнокровием, - Забьют насмерть и сами не заметят, как…»
        Послышался скрип тормозов подъезжающей электрички, и град ударов прекратился. Толик поднялся, и ни слова не говоря, пошел прочь. Он умылся в туалете пристанционного кафе, застегнул по самое горло молнию на куртке, чтобы не было видно залитой кровью рубашки, и поехал в Москву.
        Ему удалось, по приезде, сразу юркнуть в ванную и выстирать там рубашку, пока мылся под душем, чтобы не расстраивать маму. Удалось не поворачиваться потом к ней лицом к лицу в течение недели, чтобы она не заметила ссадины на носу и выступивших темных кругов вокруг глаз. Удалось дышать при ней несколько дней через слегка приоткрытый рот, чтобы она не слышала свиста воздуха в разбитом носе. Мама тогда так ничего и не узнала, но сам Толик уже через неделю ходил на занятия в секцию самбо.
        Тренером был коренастый сильный мужичок лет сорока. Прошел непонятно откуда взявшийся слух, что он раньше тренировал спецназ, но был уволен за превышение пределов необходимой самообороны в уличной драке. Причем говорили, что он чуть ли не покалечил кого-то. Некоторые даже утверждали, что его судили, но оправдали. Что здесь было правдой, а что вымыслом, Толик не знал, но то, что тренер отменно владел своим делом, был факт. Это стало заметно с самой первой тренировки.
        А вот у Толика дела там пошли из рук вон плохо. И то, чем ему приходилось заниматься, и окружающие люди - все было ему чуждым. Он даже так ни с кем и не подружился за целый месяц, а в единоборствах всегда оказывался побежденным. Толик чувствовал какое-то внутреннее сопротивление тому, что он заставляет себя делать. В самый неподходящий момент приходило опасение причинить противнику сильную боль или, чего доброго, повредить что-то жизненно важное. А самое главное - не было стремления одержать победу, возвысив себя над другим.
        Тренер долго присматривался к нему, а потом, после очередной тренировки, сказал:
        -Задержись.
        Толик равнодушно сел на низкую скамейку возле стенки.
        -Ты случайно не ошибся дверью? – спросил тренер, присаживаясь рядом, когда они остались одни, - Что тебя привело сюда?
        -Желание спокойно ходить по улицам, - глядя перед собой, твердо ответил Толик.
        -Я так и подумал, - сказал тренер, и помолчав немного, продолжил, - Если хочешь, я могу научить тебя нескольким приемам, которые гарантируют тебе в экстремальной ситуации дальнейшее невмешательство противника. А сюда тебе ходить не надо.
        Толик захотел. И тут все, мешавшее ему, куда-то исчезло. Обозначилась ясно реальная цель. Он вспоминал тех еще, по сути, не начинавших жить мальчишек, способных уже, тем не менее, отнять жизнь у другого, первого встречного, за мобильник и горсть мелочи в кармане, и душа его закипала гневом. Их надо было учить. Учить беспощадно. Учить единственным доступным их пониманию способом - что на их агрессию может найтись другая, еще более сильная и безжалостная.
        Толик тренировался до фанатизма, до самозабвения, приходя в уже опустевший зал и занимаясь с тренером один на один. Тот, чувствуя такое стремление Толика, тоже забывался, впадая в азарт и выкладываясь в своем мастерстве до конца. Иногда их тренировки затягивались до позднего вечера, и они не замечали, как пролетает время. Ходом дела и результатами были удивлены оба.
        -Только не забывайся, - сказал ему на прощанье тренер, - Применяй в случае крайней необходимости.
        -Будьте уверены, - ответил Толик.
        -Не был бы - не научил бы. Оружие не дают в ненадежные руки. А это оружие.
        Толик выполнил обещание, хотя дважды за истекший год ему пришлось прибегнуть к этому оружию. Именно, как к оружию – спокойно, расчетливо и хладнокровно. И результат оба раза был стабильный. И теперь Толик опять почувствовал приближение такого момента. Но в те разы он сталкивался один на один, а сейчас было четверо против двоих. А может, и против него одного – бойцовских способностей Гены он не знал…
        Толик окинул приближающихся оценивающим взглядом. Хоть парни были и рослые, но троим из них, вряд ли было больше восемнадцати. Беспокоил его четвертый – он был постарше на пару лет, походка отличалась твердостью, из-под куртки выглядывала армейская тельняшка, на обшлаге рукава виднелась привязанная Георгиевская ленточка, а по тяжелому взгляду можно было судить, что повидал он много.
        «Небось, армию прошел, - подумалось Толику, - А может, и руки успел кровью обагрить в какой-нибудь горячей точке».
        Приблизившись, они загородили им дорогу, окружив полукольцом. Старший стоял позади.
        -Закурить есть?
        -Кто такие?
        Вопросы двоих парней прозвучали почти одновременно.
        Закурить было у обоих, но Толик прекрасно понимал, что дальнейшие события развернутся вне зависимости от того, дадут они им или