представилась возможность порадоваться, что тогда он не стал нагнетать конфликт с Женей. Во-первых, теперь, когда Джонни вплотную занялся дома своим компьютерным промыслом, ему совершенно не нужна была сильная враждебность соседей, движимые которой, они могли донести «куда следует» про его нелегальную деятельность. Во-вторых, ему было приятно восстановление подлинно добрососедских отношений с другом детства, несмотря на разделявшие их теперь огромные различия в уровне образования и интересах. Жене же такое сближение помогло немного приблизиться к пониманию «феномена Джонни» и осознать, в чём он может брать пример с него, чтобы не чувствовать себя таким ничтожеством в сравнении с другими людьми, вроде как добившимися в своей жизни гораздо большего.
Новый этап общения друзей детства начался, когда однажды Женя зашёл в гости и попросил собрать ему компьютер. Вначале, конечно, такое предложение не очень радовало Джонни: с соседа, да к тому же старого товарища, много не возьмёшь, а если чем–то будет недоволен – сразу личная обида и т.д. Однако, поскольку Джонни не видел разумного и убедительного повода отказать, пришлось согласиться.
К приятному изумлению Джонни, Женя оказался очень доволен своим новым приобретением. Вопреки опасениям Джонни, Женя также не попытался превратить его в бесплатные компьютерные курсы для себя. Роль такого учителя взял на себя давний дворовый друг Жени Андрей Толстиков.
С этим удивительным парнем были связаны, пожалуй, самые приятные воспоминания юности Джонни. Да-да, именно парнем, несмотря на то, что осенью 2007 Андрею было уже тридцать шесть лет. Просто есть люди, которые со временем старятся и умирают, но никогда не взрослеют. Джонни был знаком с этим феноменом не понаслышке – ведь он, подобно Андрею, и сам был таким. Поэтому его также сильно бесило несправедливое отношение общества к таким людям.
К сожалению, даже советская власть, демонстративно размахивая лозунгом из Манифеста коммунистической партии, согласно которому «свободное развитие каждого является условием свободного развития всех», на деле нередко сурово подавляла индивидуальность и самобытность человеческой личности. Это обстоятельство, возможно, было одним из важных факторов, не позволивших раскрыть на данном этапе преимущества более прогрессивной общественно – экономической формации, и приведших в итоге к гибели великой державы.
В постсоветских же условиях, несмотря на царящую повсюду вседозволенность в плане принуждения и обмана человека человеком, дерьмократическое общество не выказывало особо своей хвалёной толерантности к тем, кто посмел не рваться вместе со всем стадом стать сытой, самодовольной потреб***ю. Верноподданным государственным идеолухам, выражающим интересы олигархов, важных чиновников, депутатов и прочего крупного ворья (знают ослы ясли господ своих!) подпевал хор журналюг, психолухов, бизнес – тренеров и т.д. Эти шавки, подсуетившиеся нажиться, трахая мозг людям за их же деньги, в своём тявканье клеймили многих замечательных, неординарных людей, не сумевших продать себя, подобно шлюхам, в условиях новой реальности, неприспособленными к жизни инфантилами.
Но Джонни было плевать на мнения и проповеди лакейской своры. Для него Андрей, хоть Джонни волею судеб давно с ним не общался, всегда оставался неизмеримо выше «нормальных» людей – этих агрессивных леммингов, орущих друг на друга в окна своих пластмассовых автомобилей, их наглых жён с самомнением и амбициями, за которыми не было ничего, кроме дырки и т.д. Джонни не хотел быть им другом, как и они ему. Но Джонни почти двадцать лет спустя с благодарностью вспоминал долгие ночные разговоры с Андреем о компьютерах и программировании, о структуре Вселенной и смысле жизни, и даже о девушках. Возвращаясь мыслью к тем беседам, Джонни отчётливо представлял себе добродушное лицо товарища, как тот, смеясь, показывал свои три подбородка. И теперь, совершенно не имея друзей, Джонни никоим образом не сожалел об отсутствии в его жизни «нужных», влиятельных людей, способных открыть перед ним тайные дорожки, ведущие наверх. Ему не хватало рядом душевного и понимающего человека, каким был для него в своё время Андрей.
Свою удивительную доброту Андрей унаследовал от своего отца. Точнее, от человека, формально числившегося таковым, посрамив тем самым социал – дарвинистов, считающих доминантную залупу, впрыскивающую генетический материал, более важным инструментом формирования личности, нежели живое общение отца с сыном.
В годы юности Джонни считал Анатолия Толстикова – человека, которого Андрей когда-то называл своим папой,– достойным примером, которому он хотел бы подражать в своей жизни. За исключением, пожалуй, преждевременного ухода из жизни. Тогда, впрочем, Джонни, со своим очень слабым здоровьем, не надеялся прожить даже 34 года.
Когда Толя рос, у него была благородная мечта – стать изобретателем, чьи проекты сделают жизнь людей лучше. Тогда у многих советских детей были подобные высокие стремления (многие, кстати, мечтали стать космонавтами), в противоположность, скажем, подрастающему поколению России в начала XXI века, жаждавшему денег и власти. Толя активно интересовался техникой, видя, как холодильник помогает сохранять продукты, которые иначе бы просто испортились, а радио и телевидение позволяют передавать важные сведения на большие расстояния практически мгновенно, со скоростью света. Ещё будучи школьником, он стал хорошо разбираться в электронике и много ковырялся с ламповыми приёмниками.
Понимая, как важно для реализации его грандиозных планов получить серьёзное образование, Толя окончил Физтех (Московский физико-технический институт) и аспирантуру там же. Став к 25 годам кандидатом наук, он был направлен на работу в закрытый исследовательский институт, где занимались проектированием космической техники.
Анатолий очень много работал, и казалось, его жизнь складывалась почти образцово-показательно для молодого советского специалиста, но его мама всё чаще и прозрачней стала ему намекать: «хорошо бы тебе жениться». С одной стороны, конечно же, он был не против, и сам иногда подумывал об этом, но с другой – понимал, какая это ответственность, отнимающая значительное время. Да и потом, у него, слишком замкнутого на работе в строго мужской компании, никого и не было на примете.
Так продолжалось примерно пару лет, пока однажды Анатолий не встретил ослепительно очаровательную девушку, сразу же покорившую его сердце. Он невольно поражался тому, как неожиданно много общего (по крайней мере, складывалось такое впечатление) у него с этим милым созданием. К тому же, Толя обычно робел и терялся перед девушкой, не зная о чём с ней говорить, а тут не мог не поражаться тому, как складно лился их разговор. Но главное – эта чудесная девушка сказала ему: «Ты хороший. Ты мне очень нравишься». Они поженились.
Много лет спустя, вспоминая эти слова, очень напоминавшие однажды сказанные ему Леночкой, Джонни испытывал невыносимое сожаление от невозможности вернуться в прошлое и расспросить Марью Ивановну, бабушку Андрея, о женщине, погубившей её сына.
По крайней мере, сама Марья Ивановна не сомневалась, кто «испортил кровь» Анатолию. А Джонни находил примечательным, насколько это утверждение оказалось верным в некотором зловещем буквальном смысле. Когда Андрей только заканчивал первый класс, Анатолий начал буквально на глазах бледнеть и вянуть, а всего через несколько месяцев, несмотря на попытки лечения, умер от агрессивной формы гематологического рака, вероятно, лейкемии (Джонни не решился поинтересоваться у Марьи Ивановны диагнозом, да и какое это могло иметь значение, когда человека уже нет).
Очевидно, Марья Ивановна придерживалась своего рода «психосоматической» версии относительно причин преждевременной кончины сына. Она видела, как он тихо страдал, несмотря на его усилия держать переживания в себе. Анатолий словно чувствовал себя человеком, которого очаровательная фея поманила за собой в сказку, только чтобы незаметно обернуться злой волшебницей.
Но он ни в чём её не упрекал. По-прежнему очень много работал, даже, наверное, ещё больше, в значительной мере за счёт своего сна, в том числе, чтобы иметь возможность удовлетворять возраставшие материальные запросы своей супруги. Заботу о малыше практически полностью взяла на себя Марья Ивановна, так как его матери, судя по всему, было на него наплевать – она больше интересовалась собственными шлянками – гулянками. Марья Ивановна же в значительной мере занималась поддержанием домашнего хозяйства.
Анатолий не винил свою жену ни в чём. Ему просто очень горько и тяжело было видеть, во что она превратилась. Возможно, разбирайся Анатолий лучше в людях, он бы понял, что на самом деле эта коварная женщина и была такой всю дорогу, лишь время от времени делая усилия, как в период знакомства с ним, произвести на людей выгодное ей благоприятное впечатление. Конечно, Анатолий был очень образованным и думающим человеком. Однако у него практически отсутствовал опыт общения с реальными людьми, включая девушек – ведь с ранних лет он проводил практически всё своё время с книжками и журналами по математике, физике и инженерному делу, а также ковыряясь с электроникой.
Будучи шокирован открывавшейся ему реальной личностью его жены, Анатолий теперь стремился вместо неё подарить всю свою любовь маленькому кусочку её. Анатолий прекрасно понимал: биологически, это была частичка её, не его. Рассчитывая траектории межпланетных станций, Анатолий был не в состоянии разобраться, кто настоящий отец маленького человечка, которого он называл своим сыном. Но, несмотря на это, Анатолий и Марья Ивановна очень любили маленького Андрюшу. Анатолий часто вечерами сажал его себе на колени, показывая ему в книжках космические корабли, большие умные вычислительные машины и т.д. Анатолий мечтал когда-нибудь передать сынишке свои знания, чтобы тот мог продолжить его работу на благо прогресса человечества. Увы, болезнь, оборвавшая жизнь Анатолия, помешала реализации этой идеи.
После кончины Анатолия Андрюшкой занималась Марья Ивановна, фактически «выкупившая» его у матери. Конечно, Марья Ивановна понимала, что бывшей невестке он совершенно не интересен – у той занятия повеселее есть. Но когда потребовала отдать ей внука, получила решительный отказ. Попыталась даже угрожать судом, но в ответ, словно плевок в лицо, получила насмешливое: «Даже не надейтесь. Решится в мою пользу. Я мать». Марья Ивановна вышла из себя: «Да какая ты мать, если ты ребёнком своим заниматься не хочешь? Всю чёрную работу я делала за тебя! Ты просто ленивая мразь! Шлюха подколодная!»
Но это были всего лишь эмоции. Когда Марья Ивановна рассказывала эту историю Джонни, тогда ещё 15-летнему подростку, ему уже хорошо было знакомо то отвратительное чувство, когда ты убеждён в своей правоте, но все люди словно объединились против тебя, а на твоей стороне нет никого, кроме собственного обострённого чувства справедливости. Как очень болезненно для себя убедилась Марья Ивановна, «эта тварь словно
