Преображения Павла Волгина или двойная радугаВнезапно исчезали, словно лавой Борьбой вождей и классов сметены… Мне, всё же, важен путь моей страны. \Бессмертие даётся только духу, Что волен к горним звёздам воспарить И чудеса для разума и слуха Своим волшебным словом сотворить. Дух этот может в языке храниться. Пусть Богом суждено нам раствориться Среди потомков самых разных рас, Лишь он в веках останется от нас.\ И вот, я - этот дух, подобный вздоху, Как гугл крылатый над моей страной, Лечу и вижу сквозь туман эпохи Уход одной, потом приход иной Живой системы ценностей и знаков, Укладов, мифов, идолов, однако, Вот явно беды поздних лет видны И раны от проигранной войны.\ Во всём плоды я вижу просвещенья: Воздушных в небе кораблей полёт, Людей простых на небо вознесенье, Морских судов под льдинами поход, В домах у всех прибор, что всё покажет И обо всём на свете вам расскажет, Поспорить и повздорить людям даст И даже за ус дерзко дёрнуть власть. \Там чудеса, там вещи словно слуги Любому барскую даруют жизнь. Общаться можно издали друг с другом – Вот тут ты - о колонну опершись Стоишь в тени Казанского собора, А он – твой друг- в глуши тверского бора Среди своих охотничьих забав, Замёрзшим ухом к коробку припав. \В углах там, где иконам было место, Теперь окно стеклянное горит, И в нём, в окне, как, право, неизвестно, Мир духов память прошлых дней хранит. Там духи говорят, поют и пляшут, Кричат, зовут, и вам руками машут, Дух даже тех, кого давно уж нет На белом свете очень много лет.\На улицах стоят домов громады, Но лошадей совсем не видно тут, А экипажи с жутким рыком ада Сплошной рекой железною текут. Огнём холодным ночью город светел, При жизни никогда на белом свете Див и чудес я не видал таких, И горд я тем, что русский гений в них,\ Во многих делом всё же воплотился, Но много вижу всюду черт плохих. Жаль, что народ в ораву превратился, Всегда готовый убивать своих, Предпочитая дружеству насилье. О Боже, где же ты, моя Россия, Та, о которой я порой мечтал, Здесь разве дух свободы не витал?\ Свобода тут ещё должна родиться Из кокона сумбурных этих дней, Страна моя должна преобразиться, Я знаю, вам ещё гордиться ей, Но вижу в душах многих зло и подлость, И низкой лжи отменена осёдлость, И суета во всём, и маета, И нет на большинстве из вас креста.\ Всем правит не стремленье к совершенству, А бесовство людских страстей дурных, Отсюда - казнокрадство и мошенство, Стяжание богатств и благ земных И ненависть в недобрых и порочных, Но также есть и те, чьи чувства прочны. На них одних и держится страна, Их творческим трудом освящена.\\\Куда же мне, бесплотному, податься? Куда–нибудь в леса, в деревню, в глушь, Где можно б было творчеству предаться, В одну вселившись из чистейших душ, Что верной мне средь войн и смут осталась. Ты знаешь, духам не дана усталость. Так странствовал бы дальше по стране. Но вот я вижу, что везёт уж мне.\ Немного в мире есть певцов, чьи строфы Подобны искупленью за грехи Народа, и несут как на Голгофу Они как тяжкий крест свои стихи – А в них не развлечение счастливых, Не жалкая забава нечестивых Или юнцов, чей узкий кругозор Закрыл собой любовных чувств забор. \Я вижу в них Поэзии атлантов C душой кристально чистой и талантом, Открытьями их преисполнен стих. А вот и он, Поэт, один из них. Хотя и не «укушен он пчелою Печали», муки и страданья злою, Но всё же мне он под руку попал, И так для духа медиумом стал. \Я жив, покуда в мире есть поэты. Средь них я руку верную найдя, Вожу ей по листу, на всё на свете Словно глазами новыми глядя. И как удачно это всё сложилось, Быть может, в этом скрыта божья милость, Что медиум мой так влюблён в мой слог, И, значит, как и я писать бы мог. \Давно мой вечный дух незримо бродит Среди поэтов разных по земле И в их сердцах приют себе находит. Как будто ветер уголья в золе Он души их порой воспламеняет. Порой и мысли их он направляет, А с ними руку, пишущую стих, но выбирает всё же он из них\ Того лишь только, кто его достоин, Того, кто русских слов ларец открыв, Увидеть может в сложности простое И вечное сквозь призму ясных рифм. И в громком шуме мира шёпот свыше, Кто, как и я когда-то, ясно слышит, Настроенный на стих как камертон, Вот, наконец-то, вижу- это он…\Вот я и тут, в его вселившись душу, Я вновь в котёл мирских страстей попал, Мне, духу вечному, сей опыт нужен. Поэту ж сильным потрясеньем стал Приход мой, и в своём воображенье он словно пережил преображенье. Теперь в душе он – Пушкинъ, то есть я. Итак, я ожил в нём, мои друзья. \Его душа с моей соединилась, Слова эпох в одном потоке слились. Я вовсе не смущаюсь от того, Что мне в уста, так же как я в его \Свои слова, идеи, рассужденья непроизвольно без предупрежденья Вложить в строке порою смеет он. Ведь в этом весь слиянья душ закон.\\\Я вижу снова город в дельте Волги, Что русский уж почти полтыс’чи лет, Его глазами. Там, где не был долго, Годов прошедших словно бы и нет. Тут как мечи златые, с солнцем споря, Виднеются вдали кресты соборов, А над тремя мечетями, подряд Как сабли полумесяцы горят.\Тут взгляд манит палитрою осенней Косых заборов дикий виноград. Уже деревья-великаны землю Своим червонным золотом мостят. То тут, то там вздымаются хоромы, И сонный мир таинствен и огромен. И так же праздник в воздухе разлит, И праздность словно дух над всем царит.\ Недалеко -канал в лучах искрится, На крыши смотрит солнце свысока, Тут в зеркало воды глядятся птицы И белые как вата облака. \Вот вижу дом, как буква Г, в котором Служенье близким людям, разговоры, Коль если не считать часов, когда Опять душа готова для труда. \Дом тихий словно прячется от сглаза, И нарушает только лишь один В тиши полуденный призыв к намазу Спокойствие татарской слободы. И в этом доме, где бывал Селенский** (вот балагур!), живёт сейчас вселенский, В том у меня совсем сомнений нет, Но астраханский, всё-таки, поэт\. Я помню этот старый город южный И с минаретов муэдзинов крик, Татар-базара шум и гам натужный, Рядов гортанный рыночный язык. И белый кремль с зубчатою стеною, И Волгу-реку с вольною волною, Широких жарких улиц сушь и пыль, И южной степи высохшей ковыль. \Я побывал инкогнито когда-то В сем городе, ел чёрную икру, Вкушал плоды земли в садах богатых Суворовских, смотрел из лож игру В театре драмы, коему ровесник, Притом, листал, дремля, губернский вестник, Успенский посещал в кремле собор, И в праздники церковный слушал хор. \Ещё в архивах рылся я губернских, Ища про войско Пугачёва весть, Бывал два раза на обедах земских, Не мог лишь только оказать я честь Губернской властью облечённым лицам, На бал, назвавшись Пушкиным, явиться, Или в собрании стишком блеснуть, Иль за девицей модной ухлестнуть. \Без бакенбард, едва себе бородку С усами Дон Хуана отрастил, Наняв рыбацкую в лабазе лодку, В селе приволжском пару дней гостил. Я там ухи попробовал ловецкой, Ловцов дивился силе молодецкой, С ватагой шумной выловив с утра Длиной с телегу чудо-осетра.\ Царь – рыбы вяленой отведал, Что называют балыком, Икры ястычной за обедом, Знакомясь с тюркским языком, Который дал названья эти, Вкуснее ничего на свете, Хоть на больших пирах сидел, Признаться, сроду я не ел. \Про Пугача все их рассказы В свою тетрадь я записал, И дожидаться стал оказий, И собираться в путь я стал. И полон замыслов кипучих И впечатлений самых лучших С отрядом местных казаков Уехал. Был мой план таков: \Ещё сюда, Бог даст, вернуться И этот чудный край воспеть, В просторы эти окунуться, Пыль и жару перетерпеть, Как терпит астраханец каждый. Залив арбузным соком жажду, В степи под звёздным небом спать И смуглостью похожим стать\На местных россов и ногайцев. Мечтал я вновь увидеть юг, Кувшинками полюбоваться, Вот, думал я, вернусь, мой друг, И в знойный день арбуз холодный, Блестя раскраской благородной, По шву вдруг треснет в тишине И райский сок подарит мне. \Царь-ягоды ломоть хрустящий Держа словно бокал вина, Хлебну я красной влаги, слаще Которой прежде я не знал. Вдохну вновь терпкий дух полыни, Увижу вновь царя пустыни - Верблюда о двоих горбах, И дев ногайских на арбах, \И прилетят ко мне виденья Сарматских плясок и пиров, Раввинов иудейских тени В дыхании степных ветров. Я думал: по степи кочуя, Ужо обычай опишу я народов, чей простыл и след, О коих уж помину нет.\ Но жаль, при жизни не пришлось мне Вернуться полным сил сюда, Где племена не знают розни, Лет пролетела череда. Мой дух, летя на позывные, Вновь призван был дела иные, Иные судьбы описать, Мир духов и людей связать. \Себя не узнаю порою, Вы скажете, тяжёл мой слог, Порой и неказист, не скрою, Теперь лишь так слагать я смог. Иные дни - иные темы. Ах, знали б вы, как давит время! Века со стихотворных строк Берут тяжёлый свой оброк.\ Увы, иными стали люди, В календаре иные дни. Но русскими мы, всё же, будем, Пока поит нас тот родник, Пока на этом белом свете Ещё рождаются поэты, Что красотой ласкают слух И возвышают русский дух.\ В кого я воплотился ныне - Совсем не важно, всё таков Мой вольный нрав, я без унынья Царю в империи стихов. А тот, кто пишет эти строки, Урывками он брал уроки В стихах моих и принял дух, Чтоб свет мой с веком не потух\ Стихов российских механизм он Постиг не сразу, хоть умел Строфу закончить афоризмом И страсть к метафорам имел. Не знал он жизни, и деталей В его поэмах не хватало, И ткань их потому рвалась, Что без основы сей ткалась.\ Он с юности мечту лелеял: За рифмы надолго засесть. Но жизнь — не тихая аллея, Где время для прогулок есть. Он долго ждал того мгновенья, Когда польются откровенья. Тех, кто вымучивает стих, Невольно презирал он их. \Войти в сообщество поэтов Из гордости не захотел, В котле критических советов Вариться – не его удел. А рифмовать и так умел он, И мыслил образно и смело. И нитью новых смыслов мог Стих вышивать на пяльцах строк. \Ему куда б труднее было Судить литературный цех, Когда бы в этот цех входил он И просто был одним из всех. И в тине личных отношений, Смирившись с тем, что он не гений, А стихоплёт, убог и мал, Он похвалы бы принимал. \Но избежав судьбы богемной, Всех усредняющей среды, Мой новый друг остался верным Себе, не видя в том беды, Что, как они, не издавался, Что, как они, не продавался, Что с ними он не выпивал И никому не подпевал. \Он ощущал себя богатым, Казну души наполнил он Червонным золотом закатов, И зеленью прибрежных лон. К окну прильнув словно к картине, Он паутину как патину На дорогом холсте ценил. И в памяти своей хранил \И неба шёлк, и бархат луга В алмазах утренней росы, И ветра летнего упругость, И гром, и сполохи грозы. Но стилем был он старомоден, Писать любил он о природе, Доволен жизнью был вполне. Понравилось в нём очень мне,\ То, что лишён он хищной хватки, И острых для других локтей, Интеллигентские повадки Имел, как вымершие те… Мог наслаждаться он рассветом, И абрикосов вешним цветом, А летом сбором их плодов В отдохновенье от трудов.\ Он понимал: чтоб быть счастливым, Достаточно себя сравнить С тем, кто лишён свободы, Либо кто совестью себя казнит, Или болезнью страшной болен, И жить, как хочется, не волен. Достаточно здоровья нам, Счастливыми чтоб быть сполна.\Кто счастлив, может обходиться Без лишних денег или благ. И каждый может убедиться, Что нам не то важно как знак Успеха: в банке счёт иль должность, А то, имеешь ли возможность, Счастливым быть без мишуры
|