Грязь

Выходит, что так.
- А нельзя – так?
- Как – так?
- Ну… так… пока он спит?
- На – сделай так!
- Не, я пас.
- Ну, тогда и не предлагай!
- Тебе сколько лет? – задал вопрос Антон, когда «больной» очнулся.
- Двадцать шесть.
- Ого, двадцать шесть – совсем, как в песне! Ты часом, стихи не пишешь?
- Да, пишу, конечно!
- Сможешь процитировать пару-тройку строф?
- Я не помню… Давно это было.
- Слушайте, хорош тут чушь нести, - не выдержал Роман, - Уходим уже отсюда!
- У меня племяннички маленькие, сестрины детки, – жалобно заскулил Солоха, вбив жирный гвоздь жалости в пошатнувшуюся стену ненависти.
- О детках он вспомнил, когда жареный петух крылья расправил! А вспоминал ли ты о детках своих, когда невинных людей лишал жизни? Вспоминал ли ты о них, когда крушил рёбра брату своему, с которым в одном дворе вырос, с которым с детства играл в карты?! Вспомнил ли ты хоть раз о девчонке, которую вы с Филином три года назад опоили, как скотину, а затем цинично воспользовались её беспомощностью? А ведь она тебе доверяла, даже встречаться с тобой собиралась! А? Или ты думаешь, мы ничего не знаем о ваших похождениях? Женщину решил попробовать, щенок? Минуя ненужные тебе ухаживания, цветы, конфеты и прочие сентиментальности?! Ведь не зря же всё-таки Кирюха твоего дружка отоварил! Теперь твоя очередь копыта откинуть!
Кирилл словно потерял дар речи. Он силился что-то сказать, но из этого ничего не выходило.
- Я… я… это, Янку! Ты?! Вы?!
- Судья, зачитайте приговор! – зазвенело над головой Солохина.
- Кир, об этом потом, - шепнул ему Роман.
- Услышь же глас Метотрона, презренный грешник! Покинь этот мир с достоинством, как истинно раскаивающийся раб! Покайся перед смертью своей, облегчи душу молитвой «Девы Марии»! – закончил Руберовский и приставил обрез к его виску.
Голова Солохи сломленной веткой упала на грудь, потоки слёз снова потекли из мёртвых глаз. В то же время какое-то странное смирение угадывалось в его лице. Его губы зашептали какие-то слова, но их почти невозможно было разобрать.
- Прости меня, Янка, прости меня, если можешь! Я всё понял! Сегодня это была ты. Я готов уйти. Я готов принять свою чашу… Я готов… уйти…
Он больше не стонал, не молил о пощаде. Он был словно где-то далеко, не видя и не слыша уже ничего вокруг, воспринимая лишь только ему одному видимый мир. Часть его души и сознания уже перенеслись туда, где нет суеты будней, жестокости и непонимания действительности. Он закрыл глаза и приготовился к смерти…
- Ну нет, я так не могу, - наклонившись поближе к Плетнёву, зашипел Антон, - Я не могу это делать после перерождения его души! Это было искренно! У меня такое чувство, что он уже куда-то там вознёсся выше нас. Как же быть то теперь?!
- Может, всё-таки уйдём отсюда? – вновь нетерпеливо вполголоса повторил Роман, - А там – будь что будет!
-Не-ет, я не хочу в тюрьме сидеть! – всполошился Влад, - А если к его дружкам на зону попадём? Вы представляете, что с нами будет?
- Не попадёте, - услышали они в ответ. Голос шёл как будто откуда-то со стороны.
- Кто это сказал? – испуганно спросил Кирилл и завертел головой в поисках источника голоса.
- Я, - спокойно ответил Солохин.
- Ну вот, видишь, Кир, никакой мистики – всё гораздо прагматичнее, чем тебе показалось, – сказал Антон и повернул голову в сторону Солохи: - Слушай братан, ты хорошо держался, - сказал он и, покряхтев, прочистил горло, - Как настоящий мачо! Тебе повезло, что мы сегодня добрые. Мы тебя не убьём. Н-наверное. Но ты должен нам дать слово, что просто навсегда забудешь о нашем существовании. А мы, в свою очередь, забудем о твоём. Окей? Мы конечно погорячились, но и ты должен понимать, что ты по жизни был не прав. Бил наших пацанов. Да, сильно бил. Изнасиловал Янку. А теперь мы с тобой в полном расчёте. По рукам? Да или нет? Одно твоё слово и ты – либо труп, либо живой и почти румяный гражданин. Значит – да? Ну, вот и прекрасно! Парни, развязывайте его и тащите на диван. Надо тут всё отмыть и валить отсюда, а то тётка скоро с работы придёт – заругае-ет! Скажет – развели тут бардак, понимаешь!
- Баян тебя тогда с обрезом то накатил, - снова зазвучал голос покаяния, когда Солохина перетащили на диван, - Это он меня подговорил не отдавать тебе обрез. Польстился на чужое добро и я, дурак, повёлся. Мы несколько раз с ним на охоту ходили, на уток. Потом он планировал его продать, но я не отдал его ему. Как-то через пару лет по пьянке на этой почве возник между нами спор, ну и… шандарахнул я его несколько раз от души. Потом он лежал в больнице, а через пару месяцев помер…
- Остатки хмеля моментально выветрились из головы Влада. Он растерянно переглядывался со своими друзьями, ища в их глазах поддержки. Осознание необратимости чёрным туманом окутало его мозг.
- Не может быть, нет, не может, - шептали его побелевшие губы, - Не верю. Как он мог? Я же из-за него такое совершил… я… же ради мести за Бояна, согласился на это месиво! – показывал он на Солохина, подразумевая сегодняшний инцидент, - Чего ж ты сразу-то не сказал?!
- Так вы и не спрашивали! Вас интересовало только золото и обрез!


ПРОДОЛЖЕНИЕ СУЩЕСТВУЕТ...