02 Гендер Армс. Жёсткая посадка

не война. У нас мир и удачно прошедшая коммуникация... Миш-миш, ты чего, серьёзно? Да никто на Фактории... К феминам транслировалась заварушка, это да, а на Фактории ни генерал, никто в штабе твой закидон не видел! Помехи в эфире, атака, шайтаны, всё! Ты герой! Обещаю тебе...


Эдик клятвенно сжал его руки и – всё совпало.
Радуга на груди, отражение гравированных дружб... Усталостью не побеждённые глаза... Не случайное появление здесь... Как не случайны и сиськи на заду... Тёплый, этот самый взгляд из-за бортика бассейна... Когда со спины толкалась похотливая очередь, а перед ним злился и отворачивался, в газету уткнувшийся, Мишель. Перед ним – Мишель. Смотрит он только на Мишеля. Не смеётся, не подмигивает… Зачем в сотый раз, если зря?.. Просто смотрит на Мишеля, пока его трахают другие, просто смотрит... И компот! Всегда остающийся до вечера по средам, когда после тренажёрки Дрон заходит в столовую!
– Это были твои мишки... Я дебил. Я ни с какой стороны, Эдик, ты знаешь. Ну, ты видишь!
– Хорошая девушка, Мишель, яркая! Ты ещё доживёшь до полного легалайза. Вы поженитесь и вернётесь на Факторию по доброй воле! Домик, садик, куча детишек, все дела! Я свидетельствую, что при нападении шайтанов ты...
– Эдик, я расскажу в штабе чистую правду.
– В самоубийстве это тебе не поможет. Мишель, если ты решил наказать себя за то, чего не сделал! За невинную дрочку, за пустые мечты!
– Я нарушил присягу.
– Не поверишь, именно сейчас идут дебаты о навязанной меньшинством фемин поправке во внутренний документ самоуправляемой институции. Результат имею основания предвидеть, и докатится он до Фактории сразу, как будут приняты поправки. Суть такая, обратной силы не имеет, знаю, но для Фактории они и не были законны. Генерал... Ай, да не важно! Не ты первый, не ты последний…
– Откуда ты, Эдик? Ты рос на Фактории?
– Нет. Я рос на Ганимеде. Повзрослел и ударился в бега. Я рано повзрослел! Соображать начал рано, к чему дело идёт, и долго, успешно скрывался среди трансов, не будучи им! Хорошо погулял! Поймали. Но дали выбор, могли не давать... На Фактории оказалась такая лафа! Чего я сразу не улетел сюда? Кроме шуток... Мишель, я не только дырки с сиськами посещал на свободной стороне. Легальная и подпольная оппозиция там очень сильны. И ты получаешься не преступник, ты – бунтарь, авангард перемен! Как повернуть, с какой стороны посмотреть!
– С любой. Я шайтан, ты...
– ... как и ты, честный факторианец! Я засланный казачок от Чертовок Легалайза, держу с ними связь. Я тоже хочу свободы для всех.
– А я нет! Ты другой, вы другие! Блю Риф пусть получает независимость отдельным клубом, и гуляйте! А мы – шайтаны и относиться к нам следует, как к шайтанам!
– Ты перегрелся. Всё будет хорошо.


18.
В камере мигал и рябил старый телевизор.
«С ног на голову! Как же мне не везёт!..»
Дурацкий озабоченный оператор метался от сисек к крутым бёдрам спорщиц, Дрон ловил секунды, когда в кадре мелькнёт личико Джули.
«У них помада вырви глаз, похоже, выполняет функцию боевой раскраски!»
Курносый профиль, подбородок задираемый надо и не надо.
«Как бросается в бой! Ресницы… Ночь под ресницами. Глаза серьёзные, что не могу!.. Лошадка, по белой круглой звёздочке в каждом зрачке. Опять блузка… В ложбинку пролез уже! Выйду, оператору морду набью!»


Дрон слушал краем уха.
Фемины на документы ссылаются. Амазонки на прецедент... Чертовки на здравый смысл.
Вызывают свидетеля. Вызывают эксперта. Ещё кого-то...
– Мои глаза!
На трибуне стоял и ждал, пока затихнут крики гнева и аплодисменты, типичный, настоящий шайтан. Длинные волосатые руки. Покатый лоб, мощные челюсти. Недобрый взгляд из-под бровей.
Его речь оказалась грамотной, эмоциональной речью не чуждого самообразованию, немало размышлявшего молодого человека. Отрывистой. Волнение и горечь.
– Я родился там. На заброшенной станции, как и мои друзья, которые смотрят сейчас на меня из тюрем и карантинной зоны, со станций и челноков. Мы не выбирали родиться – там! Мы не начинали и не выбирали войну! Фемины, что нам делать, тем, которые не поддерживают войну своего племени? Как нам быть?
Дрон сидел к экрану вплотную и заворожённо слушал.


Шайтан говорил, что знает всё про себя, гадать не надо. Его есть, за что судить и за что казнить. Но благодаря тому, что на кочевых, бивуачных станциях они вели свободную жизнь без физических и, увы, моральных, границ, без норм, которые вырабатываются за веком век, он успел кое-что понять.
– Я знаю, что такое самки, я не знаю, что такое женщины. Не знаю, как вы мыслите и чувствуете. Не знаю, равны ли мы? Заслужено ваше господство или оно – роковая ошибка. Но я знаю, что такое мужчина. И я скажу вам, чтобы вы тоже знали. Мужчина, это самоконтроль. К чему применяет – его личное дело. Возможно, мы звери, возможно и вы звери другого порядка, термиты, муравьи...
Свист в зале.
– ...не хотел грубить. Другой вид социальных животных, но... Но расстреляв нас, вы так и не узнаете, что кибитки шайтанов к вожжам, на облучок допускали тех именно, кто в самоконтроле был хоть на ступеньку, а выше! Правду сказать? Они ненавидят вас! Те, что рулят моим племенем, люто ненавидят вас! Даже звери, которых мы истребляем в своей среде по мере возможности, глядя на которых, вы судите обо всех нас, они ненавидят меньше! Они вас ловят и где-то любят иногда! Сохраняют вам жизнь!
Свист, гневные крики.
– Но нам нужно что-то делать с собой, с этими миром без мира, с войной без конца... Нам нужно что-то решать вместе.
Свист, аплодисменты.
Краска бросилась Дрону в лицо.
«Убогий, молодой, звероподобный... Достойный президент следующего века».
Пока Дрон мечтал о белых, сдобных сиськах, неподалёку происходила взрослая жизнь.


19.
Напротив камеры витражная стена храма.
Отличная идея для брутальной планеты. Мужикам лень договариваться по существу вопроса, молчаливый же компромисс способен длиться годы и годы. Каким богам посвящать общественное культовое сооружение? Как распределять дни, если оно будет многим конфессиям принадлежать?
Архитектор оказался гений. Не внутренне убранство, а внутреннее пространство отсутствовало как таковое! Зато главное на месте – красотень витражных окон. Высокая стена, округло сходящая на купол, давала тень в жару сидящим надзирателям и заключённым на прогулке. А кто встал поодаль, возносись взором в сквозное окно и воображай за ним божество, какое твоей душе угодно, бликам разноцветным подставляй небритую морду, как благодати.
Разноцветные солнечные зайчики переполняли камеру, казалось, им тесно в ней... Чем ниже опускалось солнце, тем ярче и теплей они светились.


Завтра и Дрона ждёт допрос. Как порядочного, как политика, не в клетке, а на трибуне. Так что, беря заполненные на него бумаги, Дрон удивился только, почему их принёс генеральский секретарь.
Перед главным боссом не повинившись, не повидав его, Дрон имел оттого нудящее беспокойство. Просить снисхождения, намерения нет. Минуту бы, сказать, что дурак, а не подлец, осознал, понимает.
Кивая на строчки с галочками, – «тут, тут распишись, это тебе оставляю, здесь распишешься, когда прочтёшь...» – Дрон вспомнил про пакетик с орешками. На пакетике – весёлый какаду с банкой пива в лапе.
– Передай от меня Гоу? Из карцера с приветом.
Секретарь понимающе улыбнулся и заторопился:
– За тобой пришли.
– Как? Вертолёт не на утро разве?
Но в дверях стояла уже другая личность и помахивала пропуском, да, на утро.


Джули закрыла за собой дверь и сформулировала чётко:
– Поправки вступили в силу. Мной получен патент на временное пользование. С возможностью пролонгирования вида на жительство в поясе Эн-два уровня планетарной системы, не считая моих личных спутников.
– Чего?..
– У меня патент.
– На что?
– На одного мужчину с Фактории. На тебя, когда отсидишь. А пока право на свидания.
– Вы распродаёте мужчин Фактории? Про гарем это была не шутка?!
– Что значит распродаём? Не поняла. Брачный патент недействителен без твоей подписи. Разумеется, всякий потенциальный резидент гарема вправе отказаться... Ты отказываешься?
– Я согласен!
– Хорошо. – По-деловому кивнула Джули. – От-тут чиркни... Завтра тебе сменят статус в паспорте, кода прилетишь показания давать. Ну, а раз так, чтоб амазонки не заспорили формальность процедуры... А они могут! Ещё те крючкотворки! Сутяжницы! Позавидуют, и оспорят в суде. Есть чему завидовать, я – историческая личность! Я первая от начала Гендер Армс беру мужчину с Фактории! Чтоб не оспорили, надёжней вступить во владение прямо сейчас, чтоб не де-юре, а де-факто...
Вот, что значит молодой, амбициозный политик!
«Сбыча мечт!»
Вступить во владение Мишель был более чем готов! Ряд медных пуговок на блузке Джули горел под солнцем и плавился под его взглядом...
«Всякая тварь для пользы рождена. Амазонки вот, например, что хорошего сделали: уничтожили моду на бельё. В непристойность возвели ношение белья, как патриархальный пережиток! Сердечное им за это мужское спасибо!.. Э... Дай я сам... Притормози... О, нет-нет же!.. Поздно...»
Пряжка щёлкнула, юбка упала, блузка через голову полетела к ней.
«Не-ус-пел!»
Мишель пасть захлопнул и заскулил, вдруг разразившись гомерическим хохотом отмщения за тот, на Пике Факториала:
– Ты-ты-ты! Чертовка, ты всё испортила!
Витражная радуга на тюремной двери, под ней – обнажённая, сливочно-белокожая пуся, с недоумением в плечиках:
– Всё-всё-всё? – передразнила Джули. – Мне очень жаль... А что именно?
В солнечных зайчиках с ног до головы, натурально, маленький оленёнок.