Стелла, роман, первая часть

страстью ты рассказываешь о ней, наводит на такие мысли. И что она сказала о твоих произведениях? Ты ведь так хотела услышать её мнение о твоих работах.
- Она утонула в Чёрном море. Со своим мужем Андреем, - тихо вымолвила Стелла.
- О! Соболезную. Извини, я не хотел. Как это случилось? Ты ведь книгу написала…
- Встретимся, всё расскажу.
- Мы после приёма поедем к тебе  или ко мне? Я бы хотел, чтобы мы поехали ко мне. Во-первых – ближе, во-вторых – я приготовил тебе сюрприз. Ты будешь ему рада и приятно удивлена. Даже два сюрприза.
- Альберт, я просила тебя не делать мне сюрпризы. Меня трудно чем-либо удивить. А тебе…
- Этот удивит тебя, увидишь! Вот ты и повеселела.
- Как ты догадался о скорби?  Кира, увидев мои глаза, сказала то же самое…
- Я - еврей! А среди нашего брата много музыкантов, поэтов, актёров.
- Знаю. И ты, кстати, превосходно играешь на скрипке. Когда я слушаю твою игру, у меня по спине «мурашки» бегают. Это впечатляет.
- Спасибо!
- Возможно, мир искусства потерял в твоём лице выдающегося скрипача или композитора, - сказала Стелла.
- Всё, любовь моя! Мне пора. До встречи!
- Встретимся в Москве, - ответила Стелла.
Стелла подошла к окну, посмотрела на сад, вытерла слёзы и спустилась вниз к матери. Ей нужно было с кем-нибудь поговорить. Она чувствовала в этом непреодолимую потребность. Так бывает и с нами. И чувство это кричит и хочет быть услышанным.
Мать сидела за столом в комнате. На большом столе перед ней лежали рукописи Глории. Стелла подошла, села напротив и спросила:
- Что скажешь, мам? То, что ты успела прочитать, впечатляет?
- Легко читается. И, несмотря на большое количество сложносочинённых и сложноподчинённых предложений в тексте, что отличает его от повести, которая, несомненно, тоже хороша, создаётся впечатление, что она берёт тебя за руку и проводит по всему тексту, чтобы читатель не спотыкался… Здорово! Я кое-что выписала для себя…
- Я читала до утра, - сказала дочь, вздыхая.
- Ты снова плакала? Ты до сих пор её любишь? Поверить не могу! Как можно влюбиться в тринадцать лет в девушку лет тридцати? Не иначе как синдром. Изучаю тебя. Изучаю как новое явление в психиатрии и не могу дать определение, хотя бы сравнить, найти сравнение…
- Так влюбляются ученицы в учителей, студентки в профессоров. И…
- Ты ведь так хотела, чтобы она прочитала твои работы.
- Альберт, когда я ему сказала, выразил свои соболезнования и сказал те же слова, что и ты.
- Видишь? Соболезнует. Словно Глория – наш член семьи или твоя сестра-близнец. Все знают о твоей любви к ней. Парадокс! - продолжала мать удивляться.
Стелла сидела, смотрела на рукописи и кивала головой.
Мать вздохнула и спросила:
- Она что, была наркоманкой? Как же она вылечилась?
- Это долгая история. То, что поведал мне Борис Юрьевич, достойно описания. Любовь Глории и Андрея была особенной.
- Разумеется, если ты с детства никого даже близко не  ставила рядом с ней. Если ты, которая ничего не замечала вокруг, особенно после травмы, и ни в ком не нуждалась, вела себя, словно герцогиня или принцесса, влюбилась в Глорию, то она действительно – особенная!
- Если коротко, то история их жизни будет выглядеть так. Глорию сбил водитель, выехав на тротуар. Она потеряла сознание. Он вызвал «скорую» и уехал. Хирурги делают одну операцию за другой. Обезболивающие, снотворные, психотропные и другие таблетки… и она становится зависимой от препаратов. И пошло, и поехало. Иногда она даже кололась. На Старом рынке, в Горячем Ключе, она повстречалась с Андреем. Год жили вместе. Он вытаскивал её из притонов. Через год они вступили в законный брак. Глория, оказывается, не могла иметь детей! Но Андрей не бросает её. Глория окончила Кубанский университет. Она  филолог и мечтала с детства, как и я, стать писательницей. Однажды она узнаёт, что её муж – внук известного поэта и писателя Эдгара Загорского! Вот совпадение! И в ней после прочтения его романов «Камилла» и «Лара» просыпается уснувшая до поры-до времени писательница.
- Эдгара Загорского?! - удивилась мать. - Мир тесен! Теперь ты пишешь о его поэзии в его кабинете и используешь в качестве материала его архив, превратив его кабинет в свою творческую лабораторию. Никогда бы не подумала и вряд ли могла представить себе такие совпадения. Тут не психология… скорее что-то с духами связано. С потусторонним!
- Кстати, о духах и их делах. Они не ошибаются в расчётах. И вот пример:
  Стелла взяла в руки книгу «Унесённые ветром», лежавшую на столе, и, улыбнувшись, спросила мать:
- Ты до сих пор читаешь эту книгу?
- Она моя настольная книга! Ты же знаешь: я два-три раза в год перечитываю её.
- Знаю. Конечно, знаю. А ты знаешь, что Маргарет Митчелл тоже попала под машину и, как и Глория, или Глория, как Маргарет, пусть будет так, ходила долго на костылях. И они – Маргарет и Глория, написали по одной книге. Только Маргарет попала в автомобильную аварию через год после свадьбы. А 11 августа 1949 года Маргарет попала под колёса автомобиля второй раз. Вот судьба! В Атланту съехались все лучшие врачи Америки. Президент Трумэн просил постоянно сообщать ему о состоянии здоровья Маргарет. Но через пять дней она скончалась. После «Унесённых ветром» она не написала ни одной книги. И тут, и там - машины и трагедии. Вскоре после смерти жены Джон Марш сжёг весь архив. Возможно, не сожги он архив, на свет бы появились ещё две-три книги.
- Я этого не знала, - удивилась мать.
- Одним словом, прочитав романы Эдгара, в ней просыпается страсть. Андре, так она называла мужа, помогал ей морально и материально. Андрей был компьютерным гением и научил её работать на компьютере. Она написала книгу, но так и не увидела её. А так хотела, судя по дневникам. Море поглотило их. Эта страсть - написать книгу и отвлекла, увела, оттащила Глорию от пагубного пристрастия к препаратам. К кайфу.
- Как же Андрей терпел это?
- Он её сильно любил.
- Страсть, - вставая, сказала мать. - Ещё Юм писал: «Страсть может всё». В нашем случае, страсть превратила твою богиню, «сидевшую» на таблетках и уколах, из наркоманки в писательницу. А ломки, кризисы?..
- Была парочка, но, благодаря Андрею, они их преодолели.
- Андрей вызывает симпатию.  Не каждый сможет… Значит, они утонули в Чёрном море. Повторюсь, но это  и впрямь похоже на романтическую трагедию Леопольдины и Шарля.
- Именно! Это к твоему - «мир тесен». И Борис пришёл к выводу, что Андре, так сильно любивший Глорию, ушёл с ней. Мысли ещё не созрели, поэтому я говорю, возможно, ещё не вполне ясно.
- История достойна того, чтобы о ней узнал литературный мир. О  Леопольдине и Шарле, благодаря Интернету, люди знают всё. И количество читателей о них растёт. Надо полагать, кто-нибудь напишет книгу и о Глории с Андреем…
- Кто-нибудь, мам! Ты что? - удивилась Стелла. – Как, «кто-нибудь»? Всё, что нужно для книги, у меня под рукой! Моей рукой…
- Так ты?.. Как они нашли архив?
- Продолжим, - улыбнулась дочь, ничего не ответив.  – Когда я зашла к ним ещё девчонкой, увидела коробки на столе. Это, тогда я ещё не знала об этом, и были рукописи Эдгара.  А нашли они его, как пишет Глория, случайно. Они уже  отчаялись и стали собираться в дорогу, вдруг Глория заметила стрелку в маленькой комнате. Они подняли кровать и…
- Достали из погреба архив. Четыре коробки. А пятую нашёл сегодня твой отец.
- Точно. Духи ему подсказали. И как пишет Глория: «Это и был архив, тот архив, о котором в последнее время я думаю: архив деда моего Андре – моей единственной любви…»
- Вот как?! – удивилась мать.
- Глория до знакомства с Андреем ни с кем не встречалась. Она была гордой, независимой, красивой, талантливой и …
- Прям как ты. У вас много общего. Только ты католичка. А она – православная. И, кстати, в конце рукописи я прочитала о тебе!
- Обо мне? Я ведь прочитала страниц 50-60. Борис Юрьевич говорил что-то… Но я не поняла.
- Я, как ты знаешь, читаю книги с конца. И в конце есть такие слова: «Стелла, Стелла допишет книгу. Мою вторую книгу о нашей…» И всё…
- О чём она? – удивилась Стелла.
- Прочитаешь - узнаешь. Нужно всё прочитать. Глория была верующим человеком. И как она пишет: «Меня спасла от этого кошмара, от этой дьявольской карусели, несомненно, вера. Любовь и вера», - сделав акцент на слове «вера», сказала мать писательнице.
- От дьявольской карусели? – переспросила Стеллу мать.
- От наркомании. От зависимости. От…
-  Понятно! Ты конечно права.
- И почему ты выбрала католическую веру? Дед Альберта знает об этом?
- Альберт ещё не говорил ему, видимо, боится. Когда я работала над анализом поэзии Эдгара, вошёл Борис Юрьевич. Он меня испугал. А когда он сказал, что приехал за архивом, я чуть в обморок не упала. Мы поговорили. Он встал и сказал: «Архив в надёжных руках, теперь я спокоен». Если коротко, то примерно так всё и было.
- Коротко! Коротко! Да ты только что изложила мне фабулу книги или, как там у вас говорят?
- Новой книги? Нужно эту вначале дописать, об Эдгаре, а потом…
- Уже представляю, как ты сидишь в кабинете Эдгара и пишешь роман «История большой любви». И рукой твоей водят страсть и чувство глубокой благодарности к Глории за то, что она в конце своей рукописи, чувствуя в тебе страсть к писательству и талант, пишет о тебе. Не этого ли ждала ты, дочь моя?
Стелла расплакалась. Мать подошла, обняла её и поцеловала в затылок так, как она делала это, когда Стелла была ещё маленькой.
- Нет, - вытирая слёзы, сказала Стелла. - Я назову книгу просто – «Глория».
- Одним словом и просто, как божий день! Ты плачешь?! Это так не похоже на тебя. Ты, такая сильная, умеющая владеть своими чувствами, не замечающая ничего вокруг и…
- И не стесняюсь своих слёз. С какой стати! Это слёзы скорби и одновременно радости.
- Радости?! Понимаю, о чём ты. Вот что значит любовь с большой буквы! Альберт любит тебя, просит твоей руки, присылает за тобой самолёт…
- Это – другое! Таких чувств, которые Глория испытывала к Андрею, к Альберту у меня пока нет. Такая любовь – редкость. О ней пишут романы, стихи, поэмы, снимают фильмы. К тому же, по всей вероятности, и это доказывает жизнь, божественная любовь должна заканчиваться, к великому сожалению…
- Романтической трагедией, - продолжила мысль мать.
- Именно! Печатью, поставленной Небесами: «Сомнению не подлежит!»
- Красиво сказано, Стелла! Красиво и глубоко!
- Только ради любимой можно…
- Пойти на сознательную, страшную смерть, которую можно назвать не иначе, как героизм. Ты уже говорила об этом. Что будешь делать теперь, когда тебе стало всё известно?
Стелла посмотрела на мать и ответила:
- Завтра поеду в церковь, а сейчас пойду в кабинет. Продолжу работу над книгой об Эдгаре.
- Я буду дома. Позвоню Анатолию и спрошу, как у него дела. Приготовлю обед, накормлю Киру, уложу её спать, почитаю, а вечером приду к тебе. Там и договорим. Поговорим о твоей жизни, надеюсь, уже новой. О жизни после того, как ты всё узнала о Глории. О жизни «до» я всё знаю.
- Отлично! Только постучи, когда будешь входить, чтобы я не испугалась.
Мать поднялась на второй этаж, а дочь пошла работать в свой кабинет.


                                    ***  
   

ИТАК, УВАЖАЕМЫЙ ЧИТАТЕЛЬ, Стелла сидела в своём кабинете, в посёлке Октябрьском и работала в доме, в котором последние годы своей творческой жизни провёл Эдгар, о поэзии и прозе которого Стелла писала аналитическую книгу,