Стелла, роман, первая часть

владеет? Я правильно выражаюсь? Не смейся!
- Браво! Никогда бы не поверила в то, что ты…  Есть такая, – Глория. Стелла даже книгу за неё дописала. Наша дочь увидела её в первый  и в последний раз в тринадцать лет. Глория с мужем приехали за архивом Эдгара, муж приходится Эдгару внуком, но он не творческий человек. Бабушка послала Стеллу к ним в дом с пирожками. Стелла постучалась, ей разрешили войти, и она, рассказываю с её слов, чуть не выронила из рук поднос с пирожками, когда увидела Глорию в лучах солнца: высокую, стройную, худенькую, с зелёными большими глазами, в белой блузке и джинсах, с проницательным взглядом и приятной улыбкой. Она показалась нашей дочери божеством. К тому же она, Глория, в то время уже написала свою первую книгу. И Стелла влюбилась в неё с первого взгляда. Ей так хотелось показать Глории свои первые рассказы, чтобы она прочитала их, восхитилась ими. Больше она их не видела. Они должны были забрать архив, но почему-то быстро уехали. Стелла, когда приезжала на лето, всё время ждала Глорию. Потом стала читать архив…
- Глория? – переспросил супруг.
- Да. Я даже чувствую, когда разговариваю со Стеллой, кто она в данный момент: моя дочь или Глория, так глубоко отпечатавшаяся в её памяти. Стелла выросла, прочитала повесть Глории в Интернете, и эта повесть её потрясла. Оказала сильное влияние на все творчество нашей дочери.
- Чем же? Я этого не знал.
- Узнал! Теперь ты спокоен за наших дочерей? Моя работа с ними, особенно со Стеллой, не вызывает у тебя больше беспокойства? Я на правильном пути?
- Продолжай! Сдаюсь! Выбрасываю белый флаг, - подняв руки вверх, сказал Анатолий.
- Стилем и откровенностью. В её предложениях больше поэзии, чем прозы, лёгкости, мелодичности. Тексты несравненны, анализ материала впечатляет. Есть настолько блестящие отрывки и вариации, что их хочется читать и изучать, это я про её повесть «Троица большой любви». И Стелла остановилась! «Мам, я так никогда не напишу!» - сказала в отчаянии она. Мне пришлось приводить немало доводов и убеждать Стеллу в том, чтобы она не опускала руки, что они обе прекрасны и каждая по-своему оригинальна. И когда Стелла написала книгу по мотивам повести Глории «Троица большой любви» и комментарии к книге, она почувствовала: дух Глории соединился с её душой. Она поверила в себя, а я успокоилась. Это опасно. Стелла была в двух шагах от отчаяния, как Ференц Лист, который услышал игру Паганини… и так далее. В искусстве такое бывает. Один, прочитав другого, бросает писать. Так бывает и у художников, и у композиторов, и у других творческих людей.
- Словом, чувствуют, что прочитанное – это то, к чему ты так стремишься и чего не добьёшься? - уточнил отец.
- Что-то в этом роде. Творческий люд очень ранимый.
- Но она всё ждёт, что Глория наконец появится. Они встретятся и поговорят по душам…
- И Стелла комплексует по этому поводу. Ты знаешь? Одним словом, уверенная в себе, в своих поступках, а вот встречи с Глорией, своим кумиром, побаивается. Вот и сидит в том доме и ждёт… И, конечно, пишет – это главное. Ждёт, что Глория и Андрей наконец вернутся за архивом. И образ, в который часто входит наша дочь, скажет ей: «Стелла, ты – настоящий творец!» А ей этого и надо. В искусстве часто бывает так: хвалят тебя, хвалят… И вдруг лишь один человек скажет своё особое мнение, и всё летит к чёрту!
- Но, позволь, нашу дочь публикуют, у неё контракты, солидные издательства желают с ней работать и тут…
- Только Глория, её одобрение работ нашей писательницы имеет для Стеллы значение. Как заключительный аккорд в музыкальном произведении, если хочешь.
- Вердикт! Не думал! Когда же они встретятся? Пора бы уже появиться Глории и Андрею, - сказал отец.
- Искусство, мой родной, искусство! Стелла выбрала литературу. А химия, алгебра, биология,.. на которые она истратила бы столько драгоценного времени, только бы забили ей голову бесполезными знаниями. Теперь ты доверяешь мне? Разогнала я в твоей голове туман?
- Абсолютно! И прости мне, мой неудачный выход на сцену…
- Это мне нравится больше! Я что, экзамены сдаю? – засмеялась супруга.
- Значит, всё началось с одиннадцати лет? После травмы?
- Как у Эдгара, он тоже начал писать стихи с одиннадцати лет. И он, к твоему сведению, тоже влияет на творчество нашей дочери. Пусть лучше они – Глория и Эдгар, чем бездарные профессора, купившие научную степень, и горе-учителя, которых заменила я тем, что не вмешивалась в её творчество. Как писал в одном из своих стихов Эдгар: «Значит, пришёл приказ!»
- Объясни! – удивился Анатолий Максимович.
- И Небеса в неё вдохнули жизнь. То есть: «Я оставляю тебя среди живых, ты ж будешь мне служить!» - так распорядились на Небе, оставив нашу дочь среди живых.
- У нашей дочери задание? Бог?! Хм! Начинаю верить. Её результаты заставляют верить. Мне тоже нравится, что она пишет и как… Ну…
- Закончим разговор, раз уж начали, - сказала мать.
- Я же…
- И знай, мне так кажется, что Стелла никогда не выйдет замуж. Она сделала свой выбор – литературу. Искусство требует жертв. В нашем случае это – семья. Возможно, я ошибаюсь.
- А Глория? Она же замужем за Андреем.
- Это другая история. Думаю, мы о ней, придёт время, узнаем. Стелла узнает. Я тоже удивляюсь. Столько ведь лет прошло. А теперь о Дарье и Кире. Дарья, как ни странно может тебе показаться, тоже писала. Она писала рассказы, пробовала писать новеллы, даже начала писать роман. Я чувствовала это. Она работала, но боялась показать их мне и, что ещё больше Стелле. Она соперничала со Стеллой и хотела написать лучше того, что написала Стелла. Мечтала, ждала, что её рассказы тоже напечатают. Я ей не мешала. И когда пришло время показать кому-нибудь свои работы, как это бывает у всех творческих людей, она не знала, как это сделать, вернее Дарья боялась, что я не одобрю её творчества. Однажды она оставила их в своей комнате, намеренно, конечно, в расчёте на то, что я их прочитаю. До этого случая она их прятала. Я читала их целый день, Дарья уехала к подруге и сказала, что приедет только к вечеру, дав мне понять, что у меня в распоряжении целый день. Чтобы я не спешила и не ошиблась. Я прочитала десять рассказов и одну новеллу. Объём работ впечатлил меня. Она, как выяснилось, писала много. Но, к великому сожалению, рассказы оказались слабыми. Художественное повествование рассказов было слабым. Сюжетная линия развивалась медленно. Темы были обречены и не вызывали к персонажам интереса. Я думаю, это от того, что фабулы рассказов были обычными и не захватывали меня как читателя с первой строки. В некоторых рассказах было отчётливо видно её подражание рассказам и новеллам Стеллы. Концовки произведений - большинства рассказов были неопределёнными, они «рассыпались». Читатель не смог бы понять, что же она хотела сказать. Разумеется, читатель задал бы ей вопрос: «Куда ты меня привела?» Короче, она поняла, что я их прочитала, и… Я тебе рассказываю так сумбурно… Время позднее.
- Они тебе не понравились? Не знал, что Дарья тоже писала. Она ведь сейчас…
- Не перебивай, дослушай. Мы обе сделали вид, что ничего не произошло. И она поняла, что писать прозаические произведения - не её дело. Она, конечно, переживала, но недолго. Стелла тоже знала, что старшая сестра пишет, но не проявляла к этому ни малейшего интереса. Не знаю, почему? Ты же знаешь свою дочь. Она так уверена в том, что лучше её никого нет, тем более в семье, я имею в виду только творчество. Дарье это не нравилось, но она терпела. Поняв, что из неё не выйдет писательницы и, тем более, ей не добиться результатов сестры, думаю, в этом всё и заключалось, показать Стелле, что она не хуже её,  Дарья прекратила писать, не спросив даже меня о том, что я думаю о её произведениях.  На этом бы всё и закончилось. Но она полюбила литературу, работая над рассказами. И я стала замечать, как Дарья в кругу подруг рассказывает им о творчестве великих писателей. У неё получалось. И тогда она поняла, что из  посредственной писательницы она может превратиться в профессионального педагога. Что мы сейчас и видим. Я часами занималась с ней, здесь, в посёлке Октябрьском, перед поступлением в педагогический институт. И теперь Дарья настоящий педагог. В свои двадцать восемь лет она ещё и известный филолог. Поэтому её и оставили в институте на кафедре. Наша старшая дочь защитила в прошлом году кандидатскую, у неё хороший муж - лётчик и послушные дети, любящие своих родителей, которые обожают своего дедушку, то есть тебя, больше бабушки, потому что бабушка всегда рядом со Стеллой. Это о Дарье. Теперь о Кире, нашей третьей дочери…
- Достаточно, Марина. Я уже всё понял. И полностью доверяю тебе. Продолжай в том же…
- Доверяй, но проверяй. Банально, да? Теперь доверять уже поздно! Они состоялись. Многие их подруги, у Дарьи, разумеется, их больше, ибо у Стеллы подруг почти нет, вернее нет, не считая Глории, которая намного старше её и которую она всё ждёт, ждёт, чтобы та прочитала её книги. Так вот, о чём я? – запуталась в своих мыслях супруга, отчитываясь перед мужем за судьбы дочерей.
- О подругах, - напомнил глава семьи Демидовых.
- Да-да! Подруги Дарье завидуют. Скажем так, они обе нашли дело своей жизни, любят своё призвание и преданы ему. Кира, наша младшая дочь, которой четырнадцать лет, тоже выбрала себе профессию.
- Хм! - удивился глава семьи. - Уже?
- Уже! Она будет врачом. Я думаю – хирургом. Поверь мне, Кира добьётся в медицине больших результатов. Она станет настоящим специалистом в своём деле.
- Почему именно хирургом? Большинство женщин  терапевты.
- Мы с Бертой Соломоновной хотим, чтобы Кира стала нейрохирургом. Это…
- С Бертой Соломоновной? – спросил глава семьи.
- Она с ней в Москве занимается. Иногда даже берёт с собой на операции. Кира не боится крови и чувствует себя в операционной как дома. Так говорит Берта. Её муж – мой клиент…
- Вот и дела! По всей вероятности, я много чего пропустил. Марина, ты – прелесть!
- Это ещё не всё! Здесь, в Октябрьском, есть медпункт, и Евдокия Ивановна разрешает Кире приходить и смотреть, как она работает. Точнее, она ей передаёт опыт. А Евдокия хороший фельдшер. Поверь, я знаю. Евдокия Ивановна так же, как и Берта, моя подруга в Москве, берёт Киру с собой в городскую местную больницу, когда дежурит, которую почему-то выстроили на самом высоком месте, что, конечно же, создаёт определённые трудности зимой, особенно в снегопады, для доставки больных. И нашу Киру больные зовут, по имени-отчеству – Кира Анатольевна. Она разносит им таблетки, измеряет давление и температуру. Словом, Евдокия Ивановна довольна ей.
- Вот это да! А ты помнишь, как она потрошила куклы, делала им уколы, измеряла давление, бинтовала их, накладывала гипс?
- Тогда-то я и заметила: наша младшая дочь будет врачом. Я всё время помогаю ей в том, чтобы она чувствовала себя  доктором.
- Да, больше двух дней куклы не жили. А я ругал её за это. Вот дурень…
- Тем самым мешал мне! – засмеялась мать.
- Я не думал…
- Её тянет к взрослым. Часто, вечерами, когда мы приезжаем сюда, в Горячий Ключ, на всё лето, а ты остаёшься в Москве, она сидит с бабушками и…
- С бабушками?
- Она учится у них медицине…
- Медицине?
- Да, нетрадиционной медицине. Но это тоже медицина. И Кире о ней нужно знать. А кто, если не бабушки, в глубинке нашей