рукоятку. Прицелившись искоса, разбивает следующую тень с резким, оглушительным хлопком.
На главном ряду туман пробивает свет из шатра Биг-Буро острым треугольником беспечно откинутого полога.
Оттуда тоже раздаются свистящее, ударом заканчивающиеся, звуки, и заразительный смех. Но не из шатра, а над ним. Смех двух демонов – негромкий, суховатый и более низкий, густой. Нипочём им эта ночь, превратившая Южный Рынок в котёл с туманом. Буро изобрёл удочку...
Ах, какая удочка! Забудь он про эстетику, это был бы уже не Биг-Буро!
Запускался процесс щелчком искры. По леске сбегал огонёк, гнал перед собой кусочек сорбента. Крючок - гарпун, так что они по-сути не удили, а стреляли. Зазубренный артефакт тени бы не повредил, но крючок – сорбент.
Взобравшись на антресоли шатра, распахнув «чердачное» окошко, приятели демоны гарпунили бестолковых теней, выдёргивали, разглядывали, отпускали...
Буро по-привычке некоторые порывался съесть и одёргивал себя, смеясь вдвойне. Часто попадались тени, облепившие какой-нибудь артефакт, бутылку с водой. Отнятую и немедленно выпитую!
Крепко зажатая десятком хрупких лапок, гравюра в раме под стеклом заставила приятелей хохотать до упаду! Жаль, тень – лапки и спинка, цокающие шипы. Головы не найти, спросить невозможно: «Тени на континент с каких-то пор за артефактами выходят? Обустраивают океан?!»
Вытащив три подряд комплекта коллекционных марблс, знакомых, в соседних шатрах с вельможами ими не раз играл, Буро понял, что завтра ему глаза отводить или смиренно каяться.
– Не я к ним пробрался? – прогудел Буро, взывая за поддержкой. – Честная добыча!
Паж кивал с полной серьёзностью, зная, Буро, конечно, вернёт.
Не успели пресытиться, как следующий бросок выудил им... Халиля... Ай да добыча!
Разгадка проста: Халиль с вечера ещё подорвался. На Краснобае в след тени наступил, вчерашней, в прохладе рыночной материальной стены день пережившую.
Не очень-то ему хотелось к Оливу... Совсем не хотелось.
Пока колебался, действие яда усилилось. В горле комок, дракона не позвать. Пешком смог дойти к Южному, а тут и ночь уже...
Когда вдаль до предела брошенная, леска встретила сопротивление на высоте человеческого роста и задёргалась, приятели мигом спрыгнули вниз. Паж ужаснулся, но не удержался от смеха: богатый улов!
Буро успокоил его, примолкшего, распутывая леску:
– Порядок, путём... Поправим брата-алхимика, – это он за коктейли Халиля так называл, слегка ревнуя к таланту. – Выправим... Дошёл, молодец.
Выправили. Словно всё это время бежал, выпив противоядие, Халиль согнувшись, сидел, не мог отдышаться.
На пороге шатра туман порозовел...
Выглянули. Отшатнулись обратно.
Не сговариваясь, демоны пихнули бутылочку с лекарством в руки Халилю, а его самого за дальние ширмы.
Минуты не прошло, как в тумане, сделавшемся вишнёвым киселём, раздались вежливые хлопки. Буро кивнул Пажу, не отправиться ли тебе к алхимику? Мотнув головой, Паж отверг такой вариант.
Хозяин образовался на пороге, обе руки гостье протянул и, пожимая её точёные ручки, поклонился:
– Коти... Сколько сезонов ветра и тумана, Коти, сколько лет...
Актинья-астра, зловещий цветок на призрачном стебле, прирученным зверем зависла на уровне её колена.
– Да, Надир. Здравствуй, Надир. Доброй ночи – добрый рассвет.
В шатре багряное зарево разбежалось по ширмам и стенам, преобразив до неузнаваемости жилище континентального демона.
02.26
Дружеский визит. Просительский. Не с пустыми же руками к старому другу идти.
В красном она была, в юбке длинной с тонким воланом понизу, в шали, и с белёсой хризантемой-блюдцем. Буро, ко всякому привычного, продрало холодом по спине, едва глянул на это блюдце, с колеблющимся вертикальным зрачком... Порадовался, что лысый, волосы дыбом не встали. Скоро опять порадуется, когда Котиничка воды нальёт в блюдце и кое-кого... Кое-что кушать позовёт.
Паж, глубоководный ныряльщик, и тот потерял дар речи от принесённого морской галло к общему столу.
Оба знали, что это такое и для чего оно может использоваться, но вообразить не могли способа вынести – это – на сушу. Да она не несла ведь, позвала. Прилетело само.
Неприятное, по-счастью, ошибочное подозрение у Буро возникло сразу при взгляде на блюдце, обрамлённое лепестками: «Галло узнали, что охотника Дзонгу, что Густава нашёл я...» Нет. Это в принципе не имело значения. Крайне прагматичные, пребывающие в холодной вражде меж собой, обитатели закрытого клуба не сожалели о погибших. Буро защищал своё место обитания, они точно так защищали покой Гала-Галло. Пожали бы плечами, признав его правоту.
Хризантема-актинья в руке у галло – приманка, гудок зовущий тень слишком большую, чтобы тащить её. Тень достаточно чуткую, чтоб унюхала издалека, прилетела, когда позовут, когда добавят росой на «лепестки» щупалец несколько капель воды связных Впечатлений. Туман густой, позволит прилететь...
Позволит принести угощение, что зависло между бархатных крыльев. «Финальный-синий» назвал бы дроид их цвет в полёте. Определённо синий и несомненно чёрный. Задержи взгляд, пытаясь определиться, разглядеть какой же именно, и всё, пропал. Назад тому два дня один несчастный, начинающий пловец на отмели так и сделал...
Из поднесённой ей стопки Котиничка плеснула в хризантему. Дымок поплыл рядами Южного и достиг побережья. Гигантская бабочка взмыла над волнами и устремилась на зов. Она летела с нарушенным свистом, немелодичным, непустым. Межу крыльев её находился подарок старому знакомому.
Котиничка знала, разумеется, что Биг-Буро ача, и подарок принесла ему, как ача, настолько редкий, что не найти и в Великом Море. Милая Коти. Сама приготовила и не пожадничала. Морской Собакой этому бедолаге уже не стать.
Буро содрогнулся.
Меж тем, человека между створками крыльев давно не было. Полудроиды живучи, но всему есть предел. Слоями чередуясь, там пребывало всё до капли оставшееся от человека: слой горячий – слой ледяной. В форме человека. Торт. Экстра-дженераль. Лакомство. Вкуснотища. Недопереваренный тенью нектар.
Без иронии, это вещь, которая позволяет наслаждаться каждым глотком. Каждым как первым. Так дегустаторы перемежают вкусы. Плюс адская острота собранного предсмертным отчаяньем. Жаждой вырваться, близостью и недостижимостью спасения. Метод противоположный методу Буро. Изготовляя ловчие тени, он, как движущую силу использовал расслабляющую страсть, отнимающую волю, Котиничка – страсть усиливающую её, волю к жизни для последнего рывка, которого, увы, не будет.
Буро выдохнул и подставил бокал ача, руку протянув прямо в смертоносные, продолжающие складываться и расправляться крылья, подождал, пока паром наполнится рог и пригубил. С удовольствием пригубил. Паж последовал его примеру совершенно невозмутимо.
Но из тени не пьют. Фу, дурной тон.
– Мы же не в Великом Море?
Котиничка попросила блюдо, дунула. Нарушенные слои утратили очертания тела и полились в него, начиная с пальцев ног... Не кончаясь. Долго не кончится, ведь это пар.
Из тени-кардинала утекая, человек-торт ложился в блюдо, как был слоями. Вокруг него дрожал воздух, рябил, воспроизводя глубинное течение. Лицо умершего расплывалось и прояснялось. «Шамаш...» – подумалось Пажу при взгляде на внезапно прояснившиеся черты.
Цвет бабочки кардинала менялся к грязно-оранжевому.
Паж облизал губы, то пересыхали, то леденели.
Как обычно бывает, при шоке от запредельных дроидскому чуждых нравов чужой, мысль метнулась в поисках близкого, откуда нормальность мира имеет отсчёт. Для Пажа – в Шаманию. Вспомнил и подумал...
«Чёрт! Такой риск и такой шанс для него... В море, док, лучше в море... Нет, не лучше. Но если уж само море на Южный Рынок к тебе пришло, имеет смысл воспользоваться».
– Госпожа Великого Моря, – с поклоном обратился он, – разреши мне быть по-морскому откровенным. Ради этого бесподобного дженераль, позволь мне сходить за другом, ему было бы за лекарство. Ни ему, ни мне, если откажешь, не представится впредь подобной возможности.
– Сходить далеко ли? За ширму? – беззлобно, моментально съязвила галло, уж такая природа у них. – Мы с Надиром не успеем посплетничать! А впрочем, секретов и нет, зови.
Буро засмеялся, наивно с их стороны.
Но Паж имел в виду не Халиля, а Чуму. Не питьё, а контейнер.
Вот и получилось, что столь непохожих людей объединили надежды, замешанные на случайностях.
Галло заворожила Чуму. Раньше, чем успел осознать, кто перед ним. Паж по своему обыкновению, позвал, не распространяясь, куда и зачем, а он и не спрашивал, если док зовёт.
Увядающая, осклизшая тень-хризантема высыхала на полу...
Жуткая бабочка, поводила крыльями, складывая попеременно разными сторонами...
На блюде, предназначенном к вымачиванию гор соломок или катанию с горки на нём, лежал состоящий из слоёв тумана неживой человек.
– Галло, – шепнул Паж, представляя их, – Великого Моря.
И кашлянул, смутившись: с чего вдруг шептаться? Голос как-то сам.
Сумасшедшей красоты видение в багровых всполохах сидело на фоне... Скромная и хрупкая, как девочка, спокойная и прямая, как смерть.
Халиль, гораздо более странный тут, чем ядовитые тени, не разделял восхищение Чумы. Ютился поодаль, очочки на ворот повесив, не смея чашку пригубить. Хотя налили ему совершенно другое. Изредка вскидывал чернейшие, звёздной ночью полные, глаза на Женщину в Красном...
А Чума, за порог ступив, от её истинной красоты, от скорбного, суховатого, потустороннего лица не отрывался...
Мадлен бы понравилось, этаких привечают в Гала-Галло! Как ни умны, как ни проницательны старейшины закрытого клуба, не без слабостей и они! Честолюбие подталкивало лучшим охотникам, независимым отказать, а принять льстеца, почитателя. Так вырождаются закрытые сообщества.
Вели светскую беседу...
Тема соответствующая моменту. Кто, как ни галло может о ней подробно, живописно рассказать.
– Островки цветущие... – так начала рассказ, мечтательно, негромко. – Если б не толща воды вместо неба, летних пустошей пейзаж.
Окраины ледяного ада Морских Собак, как правило, океанские цветники. Насквозь не просматриваются. Без течений, без теней. Штиль душный, глубоководный, как перед грозой.
Чистая Вода забвения неукротимо триллионы лет спорит с водой кратчайших Свободных Впечатлений, производя стужу, которой нет подходящих слов. Цифр, эпитетов... Кардиналы немногие из теней, способных обитать подле неё.
В этих адских местах обсидиановая порода земных недр выходит непосредственно в океан, и Чистая Вода забвенья бьёт ключом не разбавленная, порождая лёд и ад, пытаясь разбить кратчайшие Свободные Впечатления, производя лютый холод.
По ошибке заплыв в такое место, вплыть из него столь же сложно, сколь из кардинала. Требуется неимоверное усилие воли, потому что здесь любое движение тела и мысли удваивает боль.
Те существа, которые всё же выплыли из ледяного ада, уже не избавятся от привычки плыть по прямой, от тенденции брать на старте максимальную скорость. Они слишком долго и страстно взращивали такой рывок. Не вернётся и чуткость к течениям, к глубинам. Собакам всё равно.
Как тип демонов, они исходно порождены не своей волей или паникой, а особенностями поймавших собаку мест: адов и крыльев
