безлюдье, веяла чертовщиной. Только что он вспоминал свои юношеские грезы и прощание со столицей, и вот она тут как тут и чуть ли не в сатанинском обличье…
Не меньше получаса поезд плавно катился по Московскому нутру, пару раз останавливался и замирал, как осторожный зверь, чтобы через несколько минут, скрежетнув железом о железо, опять набрать неспешный ход.
Величественное и странное, без искры божьей, произведение миллионов человеческих рук проплывало перед глазами Прянишникова, никак и ничем не убеждая в том, что оно сотворено во благо людей.
Как завороженный, он смотрел в окно, не в силах думать, и только когда яркие огни стали пропадать, а поезд начал разгоняться, облегченно уронил голову на подушку.
Раз не было сна, он решил додумать о чумазом, который может.
Тот же Колмогоров, хотя был дворянского происхождения и, благодаря воспитательницам-тетушкам, знал языки, вырос все же без отца-матери и должен был сам заботиться о хлебе насущном в стране, где после войн и бунта каждого можно было наречь чумазым.
Совсем молодым человеком он и такие, как он, волею судьбы заняли освободившиеся научные кафедры и доказали, что чумазый может. То же самое доказали чумазые конструкторы передовой военной техники, космических ракет и термоядерной бомбы, от которых не сильно отстали и чумазые деятели искусств.
«Что же стало причиной чумазого взлета, который несомненно был, а значит, может быть воспроизведен?» - спрашивал себя Прянишников, уже зная ответ.
Он знал этот ответ потому, что его знали все люди от рождения, потому, что он был во всех откровениях, а благодаря советскому строительству, был показан на практике.
Ответ этот был в тех двух заповедях, которые стыдливо прячутся в канонических библейских текстах и ярко выражены в Коране.
Первая заповедь запрещает человеку бояться, когда страх подчиняет нравственное начало животным инстинктам. Вторая – обращать других в господ: «Приходите к слову, равному для нас и для вас, чтобы нам не поклоняться никому, кроме Аллаха, и ничего не придавать Ему в сотоварищи, и чтобы одним из нас не обращать других в господ, помимо Аллаха.»
Приверженности этим заповедям вместе с известными порицаниями тех, кто стремится стать господином, и тех, кто смиряется с невольничьей участью, достаточно для ликвидации в обществе эксплуатации человека человеком. А как только о них забывают, то дружно всходят сорняки инстинктов, воссоздавая рабовладение, родоплеменные отношения, сословия, касты – многообразную толпоэлитарную пирамиду, мешающую людям состояться.
Туман, в котором блуждает человечество, - это накопленная цивилизацией энергия разрушения и властвования уводимых с прямого пути поколений. Это могущественная сила, завершающая глобальное строительство неправедного царства, которое она назовет божьим. Два главных орудия строительства теперь выявились окончательно.
Первое - это ложь, прячущаяся в упаковке интернационализма, гуманизма, демократии, прав человека и тому подобных понятий, уводящих людей в вымышленную реальность короткой памяти, в которой господа были всегда, а если и исчезали ненадолго, то появлялись вновь и вроде бы сами собой, как объективная данность, как солнце днем, как луна и звезды ночью.
Второе – государство, отвечающее за поддержание страха и способное принести в жертву переставшую бояться часть своего народа, и даже весь народ, которому оно якобы служит.
«Ваш отец диавол; и вы хотите исполнять похоти отца вашего. Он был человекоубийца от начала и не устоял в истине, ибо нет в нем истины. Когда говорит он ложь, говорит свое, ибо он лжец и отец лжи» , - обвинение Иисуса не только не опровергнуто до нашего времени, но звучит в нем с новой силой…
И все же в густом тумане, окружившем человечество, есть огоньки, связанные «сетью ясных огненных нитей». Огоньки угадываются смутно. Связывающая их огненная сеть сияет яснее, доказывая, что они есть, они ищут, находят друг друга и их не потушить, - и это действительно можно назвать чудом.
«Они есть!» - застучали Прянишникову колеса поезда, и от этого стука его сердце забилось часто и радостно.
«Они есть!» - и были всегда, накачивая энергией сценарии развития, угодные богу.
<…>
В наступившей после этого темноте колеса поезда застучали сильнее, и все стучали и стучали, а потом перестали, и темнота сменилась светом, в котором Прянишников увидел другой зеленый поезд, стоящий на разъезде.
Ему было двадцать с небольшим, он ехал в незнакомый город, куда получил распределение.
Ночью поезд ушел с южной трассы, чтобы обогнуть Москву большим кругом, но выбился из графика, и теперь его не выпускали на скоростную магистраль, ведущую к Ленинграду. Осиротевший, без электровоза, состав уже полдня стоял на подъезде к станции, в поле, у лесочка. Около поезда бродили, лежали и сидели на травке пассажиры. Все были одеты легко. Старые ворчали, молодые смеялись.
Многие пассажиры, осмелевшие за время стоянки, отошли от поезда к лесу и расположились на пригорке и по опушкам, разложив одеяла. Две-три девушки нарвали полевых цветов и сидели с веночками на голове.
Игнат ходил туда-сюда, искоса посматривая и на девушек, и на удобно разложившиеся семейные пары, и на образовавшиеся веселые компании, и на недалекие опустевшие вагоны.
Путь, на котором стоял поезд, просматривался с обеих сторон, и был пуст. Никто к ним не ехал и не шел.
Где-то в стороне слышались отзвуки далеких гудков и проносились с большой скоростью выдерживающие расписание поезда. А на их пустыре было тихо и безмятежно, словно им некуда было спешить.
Казалось, никто и не спешил. Место, где оказались пассажиры остановившегося поезда, было не хуже других мест, куда они стремились.
Редкие белые облака, гуляя по голубому небу, наводили на землю недолгую тень, и, словно пугаясь сделанного, спешили побыстрее открыть людям солнце. Невысокое осеннее солнышко ласкалось к ним, устроившимся на неостывшей еще земле. Слабый ветерок временами стихал, думая, дуть ему или нет. В отдалении скучал поезд, готовый ехать, если его поведут...
<…>
Проснулся Прянишников от осторожных толчков в плечо.
- Поднимайтесь, - сказала будившая его проводница, попросив собрать постельное белье.
Прянишников потянулся к телефону. Половина четвертого. Все-таки он уснул, а будильник не поставил. Если бы не проводница, на которую у него не было никакой надежды, через полчаса он бы поехал в Питер, и в третий раз, если считать два приснившихся, не попал бы на место.
Голова была удивительно ясной, хотя Прянишников дремал не больше часа. Он быстро собрался, благо собирать ему было особенно нечего, и пошел умываться. Все, о чем он думал, опять было с ним, и, бодро шагая в туалет, он с удовольствием прислушивался к стуку колес.
«Они есть, есть, они есть», – уже привычно хотел услышать под собой Прянишников, но услышал другое, - очень похожее, но другое. Ритм был тот же, но вместо «они» он слышал «мы».
Он не мог ошибаться, и это был не сон. «Мы есть, мы есть», - стучали ему колеса.
Вернувшись в купе, невысокий седеющий человек с круглым лицом встал перед зеркалом, дольше обычного зачесывая назад свои волосы.
«Все существа стремятся к счастью, поэтому нужно относиться ко всем существам с состраданием», - попытался он подшутить над собой словами народной мудрости.
«Мы есть», - продолжали стучать ему колеса, и чувство уверенности в том, что он все же добрался к себе, отодвинуло иронию, наполнив душу теплом и покоем.
9 августа 2014 г.
ПОЗДНЯЯ ЛЮБОВЬ
«Все мои бессонные ночи
Я вложила в тихое слово
И сказала его - напрасно.
Отошел ты, и стало снова
На душе и пусто и ясно.»
А. Ахматова
Ирина (1)
Окно выходило на юг. Летом работники умственного труда закрывали его желтыми пыльными шторами, спасаясь от засветки мониторов. От жары шторы не спасали. Послеобеденное июльское солнце легко доводило температуру внутри комнаты до тридцати градусов. Дожидаться конца рабочего дня в такой обстановке казалось сущей мукой.
Чтобы не мучиться, Ирина каждый год упрямо записывалась в отпуск на июль, и каждый год начальник отдела отдавал предпочтение пенсионеркам, сдвигая отпуск Иры на месяц раньше или позже.
Когда десять лет назад она устроилась на работу, то была самой молодой в отделе среди женщин и оставалась в таком положении до сих пор. Женщины еще и не приняли ее с самого первого дня и, наверное, получали удовольствие, категорически отказываясь меняться с ней очередностью отпусков. Казалось, они собираются работать вечно; некоторые ходили на работу уже и с палочкой, и под ручку – все равно до последнего.
Кроме отпуска, Ирина еще просила организовать в комнате ремонт: поменять батарею отопления, которая зимой плохо грела, поставить пластиковое окошко и кондиционер, - но когда год назад ей исполнилось сорок пять, она решила, что пошел обратный отсчет лет, и ей теперь ничего не надо; пускай просят другие, а она досидит до пенсии и без ремонта.
Ирина мечтала, что на пенсии будет отдыхать и заниматься своими делами. Ведь работа забирает у нее все время и энергию. Она так устает, даже от вынужденного ничегонеделанья, что сил вечерами хватает только на то, чтобы приготовить ужин и поесть семьей в спокойной обстановке. В выходные свободного времени у нее тоже нет: и убраться нужно, и постирать, и съездить на дачу, и зайти в магазины, и просто выспаться за неделю. Пошить, почитать, заняться разведением домашних цветов, да и просто спокойно погулять – все ее хотения откладываются на потом. Скорее бы пенсия. Тогда обязательно у нее начнется новая жизнь. Эти вечные стоны о том, что на пенсию не прожить, - не для нее. Она умеет считать и тратить деньги. Пенсии ей хватит. Пример свекра и свекрови у нее перед глазами. Ни дня лишнего они не работали. Живут зимой в городе, летом в деревне – скромно и очень хорошо. Когда было здоровье, свекор зелень продавал, ягоды и прочие дары сада, огорода и леса. Если бы они еще поразумнее жили – без гулянок и пьянок, то и теперь были бы здоровы и с деньгами …
Дима Третьяков сегодня к ней не заходил, его услали в командировку. Она подумала, что это хорошо. Последнее время он стал действовать на нее магически, располагая к откровенности, - и не хочешь, а расскажешь, чего не надо.
Дима был единственным человеком, который помогал ей освоиться в отделе, когда с помощью Светки ее взяли в «Программные системы». Полгода перед этим она безуспешно искала работу, долго плакала дома от того, что никому не нужна, и закрепиться на счастливо обретенном новом рабочем месте казалось ей очень важным. Для этого она готова была даже программировать, чего никогда не любила, плохо умела в институте, и о чем за десять лет после его окончания если и вспоминала, то только в кошмарном сне. Но ведь все позабыла, - даже то, что знала. И непременно пропала бы без опеки человека, который не просто подсказывал, а показывал, что и как работает, вплоть до набора кода и отладки программы в четыре руки, и при этом еще не очень язвил над ее серостью. Бог послал ей такого человека – Диму.
Это теперь Ирина освоилась: нашла свою нишу, изучила некоторые всегда нужные программы и научилась успешно переписывать их на новое «железо», - нужды ломать голову и
