Леший

пару раз, пока утырок с воем не отполз от меня подальше. Адреналин ударил в голову, и я дико заорал:
-Зашибу, гады, только подойди! – чем, очевидно, вызвал к себе некоторое уважение, потому как тени обступили меня полукругом и стали сжимать в кольцо, но в прямой контакт предпочитали не вступать. Вовремя появившаяся на моё счастье полная луна  светила ярко, что давало мне кое-какие шансы  в этой, общем-то, неравной борьбе. Под ногами стал пружинить мох, и, крутясь как волчок, размахивая корягой, я медленно продвигался к какому-то светлому отблеску впереди, служившему для меня теперь ориентиром. «Да это же озерце», - мелькнула мысль, и я порадовался своим возродившимся аналитическим способностям. Озерце ознаменовала конец болоту, возможно, и конец преследованию; озерце вселяло надежду. Кольцо вокруг меня между тем сужалось, и совсем скоро следовало ожидать последнего решающего навала. Собрав остатки угасающей отваги, я заорал и рванул вперёд на просвет, вращая над головой усталыми руками своё донельзя примитивное оружие. Кто-то угодил под беззвучно обломившуюся корягу и завизжал, кто-то попытался остановить мой проход в зачётную зону броском в ноги, но я успел подняться, пнул грудастую заплесневевшую девицу, отбросив её подальше от себя вместе со всеми моральными соображениями, и добрался-таки до сказочной даже ночью синевы, бухнувшись в неё как есть, грязный и окровавленный. Вода приняла меня нежно, и я сразу неуклюже поплыл, чувствуя её подталкивающую снизу силу. Обернувшись, я увидел, что болотные упырьки сгрудились у кромки воды, но за мной в воду никто не полез, и я перестал подсознательно ждать очередного захвата за ноги, уводящего в глубину. Силы оставляли меня, я почти не шевелил ни руками, не ногами, но как-то всё же плыл, ведомый неназойливым течением, которое вскоре осторожно ткнуло меня лицом в прибрежный песочек. Я поднялся было на ноги, но тут же упал на колени, и меня всего стало выворачивать: ржавой болотной водой, усталостью, отвратной слизью и чем-то ещё очень-очень гадким, и всё это набегающая волна аккуратно смывала из-под меня и уносила с собой, сводя со всей этой дрянью свои застарелые счёты. Наконец я исторг из себя всё, что можно, и устало завалился навзничь, чувствуя неимоверное облегчение в истерзанном теле. Страх тоже исчез. Я находился во владениях другой силы, не враждебной ко мне; улыбнувшись, я закрыл глаза. Жизнь, кажется, начинала налаживаться.


Глава 7
Проснулся я от солнечного света, пробившего сонную пелену, чувствуя себя довольно неважно. Эйфория от вчерашней победы прошла, желудок крутило, во рту было угарно-сухо, тело трясло и отзывалось на  движения одной большой ссадиной. Но в целом всё это уже  походило просто на сильное похмелье, знакомое почти каждому русскому человеку, а не на безвольное превращение в невесть знает что. Себя я (во всяком случае, пока – тьфу, тьфу,тьфу) отвоевал. От кого? Или от чего? Я повернулся к озерцу, прошептал «спасибо» сине-бирюзовым  лёгким волнам, и некоторое время стоял и бездумно смотрел на них, не торопясь уходить. Во всяком случае, теперь я знал, куда можно податься, если со мной проведут очередной сомнительный эксперимент.
В пансионате меня не ждали. Аделаида Ивановна долго непонимающе смотрела на меня воспалёнными, видимо, отслужившими панихиду глазами, потом беззвучно всплеснула руками и неистово заколотила хвостом в кадке, обильно орошая паркет водой.
-Да миленький вы мой… Живой, ведь, живой!... – и на человека похож, вижу, что похож… что ж это, не зря мы с Машкой тебе доверились-то, а?
Тут же откуда-то появилась и Машка в зрелом цветущем возрасте, смеясь и плача одновременно, и повисла у меня на шее, неистово покрывая поцелуями моё опухшее расцарапанное лицо, успевая при этом приговаривать:
-Сейчас-сейчас, мой хороший… Сейчас мы из тебя снова красавца сделаем… Вижу, что досталось, но это не беда, не беда…
Она потащила меня наверх в комнату, принесла баночку со знакомой остро-пахнущей мазью и, ни мало не смущаясь, с чуть блуждающей на губах чувственной улыбкой, уложила меня на кровать и заботливо растерла  лицо и тело, после чего укрыла простыней и чинно уселась на стул.
-Ну-ну,  волнуйся, не буду у тебя силушку забирать, она тебе и самому пригодиться. Расскажи-ка лучше о подвигах своих. Как пропал вчера с дружком своим окаянным, так до обеда ни слуху от тебя, ни духу – мы уж и не чаяли снова с тобой свидеться…
Мой рассказ она слушала очень внимательно, не перебивая, без показных «ахов» и «охов», с умеренной игрой лицевых мускулов; на мой вопрос, что она обо всём этом думает, не торопясь ответила:
-Водяной он и есть водяной, на любую пакость способен… Отыграется теперь на этом… как его там… Ну, не важно. Про озерце я много чего слышала, и купаться в нём не раз пробовала, да не приняло оно меня… Хорошо хоть, в себе не похоронило, как некоторых горемык. А тебе вон вишь, какую услугу оказало… Неспроста это. Ты держись за него.
Она помолчала и заговорила о другом, о чём мне, признаться, совсем не хотелось сейчас слышать.
-К лешему тебе надо идти…  Вчера ещё он тебя ждал -  поди,  голову ломает, куда это ты подевался. Если не доложили уже .
-Опять кисель пить придётся?
-Ну а как же…  Думаю, он тебя другим увидеть чаял. Теперь бояться начнёт. Ну, да ладно. Ты отдыхай пока, силушку налёживай, а я к Аделаиде пойду, она там, бедная, скоро из лохани своей выпрыгнет…
Я остался один. Мне уже заметно полегчало, спать не хотелось, думать тоже; я встал, подошёл к открытому окну и, вздрогнув, увидел в полутора метрах от меня качающегося на ветке кота. Ветке явно приходилось нелегко, но она справлялась. Некоторое время мы поиграли в гляделки, затем я решил взять инициативу в свои руки. После водяного кот казался мне в общем-то безобидным, хоть и вредным, созданием.
-Чё пялимся, хвостатый? Машину сделал?
-Опять хамишь… - кот с некоторым сожалением вздохнул. – Поговорить мне с тобой надо.
-Ну, говори.
Мне стало интересно, что эта зверюга может ещё проурчать.
-Посторонись… - неожиданно промурлыкал кот в стиле а-ля Матроскин и, не дожидаясь моей реакции, спружинил от ветки  и ловко прыгнул прямо в окно, так что я едва успел пригнуться, но всё равно больно получил хвостом по уху.
-Мстим? – прошипел я, растирая ушиблено место.  
-Рефлексы твои проверяю. Извини, как-то не очень верится, что ты от водяного  ушёл. Квёлый ты какой-то.  
-И что – теперь веришь?
-Всё равно не очень. Но придётся принять за исходный пункт,  - важно произнёс кот.
Я пожал плечами.
-В чём дело-то вообще?
-Тема такая, - продолжал чревовещать кот, используя лексикон, явно заимствованный из подслушанного разговора тёртых перцев.  –  Грядут перемены. И, похоже, эти перемены связаны с тобой. Когда всё закончится, я бы хотел занять здесь надлежащее мне место.
-Это какое же? – не удержался я, чтобы опять не съязвить. – Автосервис открыть? По ночам машины гробить, чтобы днём их ремонтировать? Может, заодно и сафари по окрестным местам устраивать начнёшь?
Кот с достоинством пропустил мою тираду мимо ушей, показывая всем своим видом, что он мне всё-таки не ровня, хотя обстоятельства и вынуждают его вести этот разговор.
-Экологом хочу тут стать, – брякнул котяра; помолчал, и важно добавил:
-Главным.
-Кем-кем? А почему не наркологом? Этому-то точно здесь работы на много лет хватит.
-Трудно с тобой… - вздохнул кот. – Ну да ладно. Попытаюсь объяснить. За последний год тут многое изменилось, и не в лучшую сторону. Болото разрослось – это водяной постарался. Кощей подземных ходов нарыл – того и гляди, провалишься и сгинешь там. Черномор с бабой ягой воздух оккупировали, всякая гадость оттуда, когда не ждёшь, на голову  тебе льётся. Про моральный климат и говорить нечего: богатыри спиваются, персонажей новых завелось – жуть, один другого краше. И всё с нелёгкой руки лешего, чтоб ему киселём своим подавиться. А я – за порядок: хочу, чтоб как раньше всё было, чтоб туристы спокойно ездили и прибыль давали, чтоб заповедник процветал. Понял?
«Так… Эколог хренов. От киселя чуть не одурел, решил теперь с другой стороны зайти. Страхуется. Мы не за белых, мы не за красных, мы – зелёные», - пронеслось у меня в голове. «Чувствует себя обделённым, умник. Должность ему нужна, такая, что вроде бы и не на виду, а перекроить всё по-своему можно…»
-Слушай, - произнёс я уже вслух. – Мне как к тебе обращаться-то? Котофей Иванович? Или, может, Говорун Прохиндеевич? С чего ты вообще решил, что я буду способствовать твоему карьерному росту, если цел останусь? Ты мне пока глубоко не симпатичен.
-Понимаю, понимаю… - промурлыкал кот. – Но ведь я и полезным быть могу. Вот, к примеру, захочешь ты отсюда выбраться – скажем, за помощью – так я помогу, выведу. Никто не сможет – а я смогу. А звать меня можешь, как душе угодно: меня как только не называли, я ко всякому обращению привык.
«Хорошо излагает, собака…» - вспомнилось мне. Других мыслей не было. До встречи с лешим я решил пока не забивать голову второстепенными делами.
-Ну, ладно… Ты иди пока, я обдумаю всё.
-Ну думай, думай… Увидимся ещё. Поберегись!
И снова чуть не сшиб меня с ног, совершая трехметровый прыжок из комнаты обратно на ветку. Дуб устало прошелестел листвой, и скоро всё стихло.
«Сволочь.  Хотя, если не врёт… Но потом, всё потом»
Я прилёг и как-то незаметно задремал. Разбудила меня Машка, принесла поднос, велела поесть и собираться. Пока я нехотя жевал жаркое, она, по-бабьи склонив голову, наблюдала за мной, будто собираясь о чём-то спросить, но так и не спросила. Тогда вопрос задал я:
- Как вам тут раньше-то жилось, при государственном заповеднике? Скучаешь по тем временам?
Машка подумала.
- Богатыри спиваться начали – что ни охота, так гулянка на весь лес; мамаша моя с кащеем да черномором из-за денег лёгких передралась; Аделаида хвоста своего стала пугаться, а я – старости стыдиться… Водяной на женщин начал зариться, ну а коту слава в голову ударила, откуда и спесь-то взялась.  Пенсии, правда, нам сделали всем, персональные –  ежемесячно специальный автомобиль приезжал, выдавали. За выслугу лет и так далее. Кот вообще заслуженного артиста получил. Он тут такие концерты закатывал – заслушаешься! Если кто и жалеет по прежним временам – так он больше всех.  
Так, психологический портрет кота я составил правильно. Это значило, что потенциально ему всё-таки можно было доверять. Степень этого доверия, конечно, ещё предстояло выяснить.  Я стал расспрашивать дальше:
-А лихие времена после кончины советской власти как пережили? Не зарились на вас?
-Ну как же… Приезжали – и местные, и откуда подальше. Кто коттеджи строить, ну а кто и вовсе -  лес вырубать. Ну, мы с Аделаидой их встречали и вели чудеса показывать. Прямо к богатырям, чтобы время зря не тратить – не всё ж тем бражничать-то… Второй раз никто уж больше не возвращался.
-Подожди-ка…  А почему к вам так легко попасть? Заколдовали бы место – и  живи себе спокойненько.
-Сами виноваты… Раньше-то оно так и было -  только сказочники да гусляры дорогу находили. Ну, а потом вроде бы как скучно всем стало – решили и себя показать, и на людей разных посмотреть. Оберег вот сообща-то и сняли.
-Ну и как, насмотрелись?
-И не говори…   Но всё бы ничего, пока леший кисель