Леший

началось…
Машка немного помолчала, словно боясь  наговорить лишнего.
- В общем, чёрт ему привиделся. Сам-то он  говорит, мол, дар ему открылся, теперь запросто с чёртом за одним столом сиживает -  с перепою мужики и не такое могут насочинять, почище этого альфонса лохматого… Но кое-что всё-таки сходится.
- Что значит… сходится?
-  А ты подумай-ка. Чёрту ведь что надо? Душу твою забрать, дар твой бесценный. Вот леший вроде бы как ему в этом деле и помогает.. Ведь природа-матушка как устроила-то? В каждом человеке и плохое и хорошее перемешано, но отродясь ему велено самому во всём разобраться: что в нём плохо, ну а что хорошо. Понимаешь, милок? Самому. А леший со своей отравою заставляет находить у людей в себе только плохое. Каждому по потребности, марксист хренов… Слабину-то каждый в себе держит. Вот, например, водяная у человека душонка – ну так что ж? к водяному его теперь, в утопленники записываться? Или любит человек золото – ну, любит и любит – так, значит, к кащею его, болезного, в подручные? Или баба вон, на мужиков падкая – к кикиморам её, до смерти мужей неверных  защекотывать?…
По коридору кто-то протопал, судя по звукам, явно босиком и с мокрыми ногами. Машка быстренько просунула голову за дверь и обратно, затем зло сплюнула на пол:
- Бегают тут…
-Простите… кто бегает?
-Да сам посмотри, что языком-то по-зряшному молоть…
Я осторожно выглянул за дверь, и через три комнаты от себя увидел человека среднего роста, с водянисто-мучной кожей, с тиной на голове и плечах и с худыми ногами, которые венчали зримо  перепончатые ступни. Из одежды на нём были только неряшливо весящие пиджак и трусы. Человек трясся перед дверью, прыгал поочерёдно то на правой, то на левой ноге и что-то непрерывно бормотал. Затем внезапно он повернул голову в мою сторону, и я увидел его рыбьи белёсые глаза, которые, казалось, будто и не заметили меня вовсе,  отчего мне сделалось совсем муторно. «Водяная душонка…»
-Чего это он так … нервничает?
Машка зевнула.
-От лешего пришёл… Заклинания вспомнить не может, чтобы в комнату попасть… Что-ты, они же все чародеи у нас теперь, дверь открыть без своей абракадабры не могут.
Машка опять плюнула на пол.
Тут в разговор вмешалась Аделаида Ивановна.
-Ну-ну, Машенька, хватит пожалуй…  Человек с дороги, уставший, его пригреть для начала бы надо…
Как-то неожиданно проворно она оказалась рядом со мной, обвила мою шею руками и поцеловала в губы…  И вот мы уже лежим вместе на узкой кровати, она – сверху; и обволакивает, обволакивает меня своим телом, пока я не погружаюсь в сладкое бездонье… Потом -  как вспышка – на мне уже новое тело, жгучее и стремительное, стремящееся забрать своё, истязающее мою плоть, ноющую до исступления  -  и снова провал в спасительную одурь… Когда я наконец очнулся, в голове сильно шумело, но не настолько, чтобы не расслышать доносившийся шепоток:
-Ну, он или ни он?
-Ой, не знаю…  Вроде бы ещё ни с кем так сладко не было… Есть в нём силушка, есть… Да как угадать-то? Опять ведь грех на душу можем взять…
Я открыл глаза и шепоток сразу смолк. Говорят, что мужики от секса глупеют, но я почему-то резко поумнел, а поумнев, спросил строгим и чужим для самого себя голосом:
- A ну, нимфоманки -  быстренько выкладываем, какого лешего я вам тут нужен.
Они обе стояли передо мной голые, раскрасневшиеся от пережитого грехопадения, и молчали. Наконец заговорила Аделаида Ивановна.  
-Ну ладно… Видно, судьба. Нужен ты нам, мил человек, действительно – ох как нужен…
-Для чего это? – подозрительно спросил я, вдруг представив нескончаемые дикие оргии.
-Да видишь ли, киселёк-то тот, что у лешего – особенный для нас, для здешних… Меня вот – женщиной делает, а ни рыбой – ни мясом; Машке – красоту даёт…  Коту правда, впрок не пошёл, в остервенение только вогнал, хвост мне чуть не отгрыз – решил, что в доброго молодца превратился, а как был скотиной говорящей, так и остался. Леший-то потчевать нас этим кисельком  потчует – но не за просто так, разумеется, сквалыга чёртов… Услуги мы  ему тут должны за это оказывать, Залукоморье его расширять, самим противно – уж мочи нет – а что делать? – мне опять в кадку? - а Машке в страшилище трёхсотлетнее превращаться? И к нам, значит, ключик нашёл, окаянный…  А я бабой простой хочу остаться до конца дней своих, мужика найти путёвого… Детишек-то, понятно, завести не удастся… И венчанной не ходить…
Она всхлипнула.
У меня внезапно разболелась голова.
-Так, быстренько пошли отсюда…  Устал я от вас.
Они мигом словно испарились. Я накрыл голову одеялом и быстро погрузился в спасительное забвение…

Глава 2
Просыпался я утром  долго, всё никак не мог сбросить липкую паутину сновидений. Кое-как встал, ополоснулся  мутноватой водичкой из умывальника, подёргал руками и ногами для поднятия боевого духа. Потом вздохнул, оделся и спустился в вестибюль, где уже игриво поигрывала хвостом в кадке Аделаида Ивановна.
- Доброе утро, мил-человек. Как спалось-то?
- Да вроде бы ничего… вашими стараниями, - не удержался я от шпильки в ее адрес. Впрочем, она не повела ни ухом, ни хвостом.
-Поесть-то у вас можно где-нибудь?
-Ну а как же… - проворковала Аделаида Ивановна.
Судя по её интонациям чаровницы-баловницы я ожидал появление скатерти-самобранки – никак не меньше;  но всё оказалось гораздо прозаичнее. Аделаида Ивановна достала какой-то замусоленный талон, потребовала от меня 150 рублей за комплексный завтрак, обед и ужин и отправила в столовую, которая находилась за углом. При этом велела поторапливаться и после приёма пищи немедленно возвращаться к ней, потому как скоро должна подойти Машка.
Я вздохнул и побрёл через уже опостылевший вестибюль на улицу.
На улице рос дуб. На  его кряжистом суку сидел громадный чёрный котяра с белым узором на груди и исподлобья пялился на меня.
-Ну здорово, сволочь… - произнесло вдруг животное утробным голосом не голосом, но явно членораздельно.
Я взбеленился. Увидел лежащий камень и направился было к нему, но вновь произнесённые с угрожающим шипением слова заставили меня остановиться:
-Желудями закидаю…  А то и сук на башку свалится.
Пришлось пойти на мирные переговоры.
-Тебе чего от меня надо, недоразумение ты сказочное? Зачем машину угробил?
-Неча под дубом было ставить. Мой дуб.
-Табличку прибей, мурло ушастое!
-Не хами. Убаюкаю.
-Хрен тебе. Я тебя сейчас сам убаюкаю -  так убаюкаю, что и налево, и направо одни частушки матерные будешь голосить!
Кот вдруг широко открыл глаза и уставился своими зелеными зрачками мне в переносицу. В носу сразу же зачесалось, и я чихнул.
-Это что ещё за метода? – язвительно спросил я,  постепенно успокаиваясь.
-Ну, не получилось…  Бывает. Щас зато получится.
Не знаю, чтобы у него получилось, но тут откуда-то выскочила Машка, схватила меня за руку и потащила прочь от дуба, приговаривая:
-Предупреждали тебя, олух, не связывайся ты с ним, вредный он, и кисель ему не на пользу…
Она дотащила меня до столовой, усадила за стол, притащила с кухни жаркое с зеленым горошком и стакан компота.
-Лопай давай, да дела пора делать!
Жаркое было вкусное. Компот сладким. Горошек я проигнорировал. Машка сидела напротив в своём сарафане и смотрела, как я ем. Выглядела она уже не так сексапильно, как вчера, черты лица заострились и бросалась в глаза одряблость шеи.
-Стареем? – допивая компот, спросил я.
Она вздохнула.
-А ты как думал? Киселёк только вечером будет, да ещё отработать надо…
-За мой счёт?
-Соображать начал… Что, боязно стало?
Я допил кисель и решительно поднялся.
-Пойдём. Не мешало бы для начала узнать, с чего мне вдруг  вообще надо бояться.
Генеральный план компании был поведан мне в какой-то зачумленной кладовой, где, по словам Аделаиды Ивановны, нас вряд ли могли подслушать. Началось всё, естественно, с переживаний по поводу – тот я или не тот; когда «охи» и «ахи» достигли своего накала, мне пришлось прикрикнуть на них. Я сказал, что понятия не имею, тот я или не тот, а также, они – те или не те. Как более великовозрастная и опытная женщина первой сдалась Машка. Она сказала Аделаиде Ивановне, что устала от вечных ожиданий и готова рискнуть. Тогда последняя тоже решилась на ва-банк и дальше  всякую хрень вещала преимущественно она. Ничуть не смущаясь Машки, она сказала, что мне надо к бабе-яге, что это редкостная сволочь, давно бы вошла в долю с лешим, но тот её не привечает. Кроме лешего, она ведёт интриги против водяного, ищет свой  рецепт киселя и вообще –  вряд ли она мне по зубам, но попробовать всё же стоит, потому что выхода у них нет и…  Услышав мой зубовный скрежет, она тут же спросила, есть ли у меня вопросы к ней и Машке. Вопросы у меня были.
- Зачем мне вообще соваться к этой вашей бабе-яге?
-Потребности она твои определит…
- Так… Как я к ней попаду?
-А  Машка и проводит… А то тут знаешь – на неведомых дорожках следы неведомых зверей. Да и богатыри постарались -  капканов везде понаставили…
- Тридцать три – или сколько их там -  богатыря, что ли?
-Ну да - они здесь вроде как для охраны, но кроме как бражничать да шуметь по-любому поводу ничего уж и не могут… Цепь вон золотую на печатки себе разобрали, когда модно было, кота в дупло запихали (три дня вылезти не мог, орал, как недорезанный) – вот и все их последние подвиги…
-Подожди, если они для охраны, то почему сами лешего на место не поставят?
-  Да пробовали… Слабы они против него. Всю силушку прображничали…. Дядька  ихний от злости  балуется иногда кисельком, когда полетать хочет, чтобы, значит с черномором подраться. Про этого мало что известно – колдует что-то там сам по  себе, держится от всех в стороне, особенно от дядьки.
-К чему это леший дядьку киселём потчует?
-Да я так думаю – для смеха едино… Цирк устраивает, глумится.
-Что тут у вас ещё за персонажи имеются? Как насчёт водяного?
-У-у, это чума болотная. Свой счёт на души ведёт. С ягой воюет по этому поводу, лешему же люто завидует… Но пока в драку не лезет, киселёк ему ох как нужен, так что в обмен на него всех своих кикимор заставляет по болотам шастать, корешки искать… Сколько раз сам пытался его сварить – бестолку всё. Секрет только леший знает.
Я поднапряг память.
-А кащей как поживает? Над златом чахнет?
-А что ему будет-то? Барыга он и есть барыга. Дружок у бабы-яги, вечно вместе в каких-то проектах участвуют.
-Ещё какие-нибудь фольклорные  личности имеются? Соловей-разбойник, например?
Они переглянулись.
-Царевна сбежала давно – и слава Богу, а то совсем себя Катькой вообразила – со всеми мужиками переспала. Раз до сих пор не вернулась – значит, сгинула где-то. Волка вот жаль, добрый был зверюга  -  подстрелили по недоразумению… Про Соловья твоего тут слыхом не слыхивали – это видимо, из другой оперы. Тут теперь новых персонажей полным-полно, из этих… натурализовавшихся.
-Кого-кого?
-Кто душу продал. Уж не знаю кому – лешему-ли, чёрту-ли…
Мы ещё немного поболтали в том же духе, пока я не понял, что спрашивать-то, собственно, больше и нечего, и придётся топать к бабе-яге, если действительно хочу хоть сколько -то разобраться в этой баламути. Разбираться не очень-то и хотелось – слишком всё происходящее смахивало на плохой сон, да и подмоги никакой… Я было заикнулся Аделаиде Ивановне, что мол, позвонить бы откуда-нибудь,