"± 7" - не для чтения - роман

небу привиделась?
А ему... А ему сейчас привиделся сад бабы Мани - самый-самый на всю округу,  с крупными, чистыми, антоновскими яблоками. День и ночь торчала она пугалом между своих щедрых дарительниц, - отяжеленные ветки,  словно по ступенькам лестницы, ступали по рогатинам до самой земли. Но был в тех сутках короткий пробег времени, при котором она отсутствовала, и которое с большой точностью вычислила местная детвора. Антон стоял на стреме: упираясь ногой в рубероидный лист поверх кирпичного фундамента, и зацепившись пальцем за гвоздь, не до конца прошивший спил бревна и оконную раму, - неловкое движение и стекло разлетится вдребезги, - флюгером отслеживал действия хозяйки. Баба Маня замерла перед иконой, ее губы нашептывали морзянку и, тут объявился ее любимец - черный откормленный кот, совсем не вовремя затребовавший ласки, и баба Маня, после нескольких безуспешных попыток избавиться от него, вдруг больно отшвырнула его ногой и... громко выругалась. Вернувшись из детства, Антон улыбнулся.
- Ты што лыбишься? - посуровела баба Маня, - неспроста видение-то...
- Не знаю, я видел эту  бабу, точь - в - точь как на вокзале.
- А ладно, - спешно засобиралась она, - а ты, сходи в церковь, и делай как просили, неспроста это.
- Страшновато как-то, - признался Антон, - как войти, что говорить, и когда?
- А так иди, за всенощную.
"За всенощную" - Антон перевел как после ночи.
- Утром?
- Вечером, у пять часов, - баба Маня не скрывала разочарования  антоновой бестолковостью.
- Может быть вы?..
- Сказано, - теперь уже цыкнула она поверх Антона, как бы примериваясь для подзатыльника, - так ступай! Грешно отказаться, чай, знаю, крещеный. - Перед тем как шагнуть через ворота, смилостивилась. - Отец - то твой все собирался причаститься, да все некогда, -  вздохнула обреченно, - где таперыча душа его маится?
Отец хотел причаститься?..
В те редкие минуты, когда Антон основательно задумывался над смыслом своего существования, рука его безнадежно застывала в воздухе, так и не дотянувшись до карандаша, и белый лист бумаги, на котором должно было бы вырасти древо его рода, так и оставался белым, потому что - его дочь Елена - маленький листочек, потом его - антонова тоненькая веточка, следом, то есть в обратную сторону - к стволу - отцовская ветка, где-то рядом - мамина, а дальше, совсем неясные очертания эмоционального характера (один дед пил, другой был сапожником)... Долго, слишком долго собирался Антон обстоятельно поговорить с отцом о своих предках, но так и не успел. И тоже, как всегда,  было некогда... Как выяснялось, он и об отце, вероятно, не знал многого: отец собирался причаститься.

Храм, или церковь? а есть еще - часовня... На фасаде, - на выдвинутой вперед сферической его части, в центре - Богородица, во весь рост, в золотисто - небесном облачении, золотой нимб, во взгляде, устремленном на Антона, - грусть, - знакомая? грусть, - Антон поежился, - сколько раз за свою жизнь он двигался навстречу ему по утоптанной дорожке, и, всегда огибая его. Антон сдвинулся в сторону, взгляд последовал за ним, и он вспомнил! в какие-то моменты так смотрела на него мама. От сделанного открытия  по спине побежали мурашки. Слева от Богородицы - совсем еще юноша, с открытым, доверчивым лицом, в золотисто - зеленом одеянии, держащий в руке... что-то наподобие шкатулки, вверху строчки - Святой Пантилиимон, справа - мудрый, сосредоточенный во взгляде старец - Никола Чудотворный. Антон медленно пошел вдоль ограды. Высокие, сферические в верхней части окна, колонны, притопленные половиной  диаметра в основном теле здания - скорее для торжественности, колокольня - многоярусная, с золотым шлемом и золотым крестом, - выше только росчерки облаков. Большой, голубой купол основной части строения из красного кирпича в окружении четырех маленьких  луковиц, от крестов на них не видимые в высь токи, - так и напрашивались в мыслях аналогии с энергетическим обменом в нащупываемых наукой полях, частенько подсвечиваемых в последнее время на страницах популярных журналов. Над входом - Святая Троица. Внутри - приглушенные: свет и звуки, - иконы, иконы, иконы, - на стенах, на двух мощных колоннах в центре, красками и любительской рукой исполненные, фрагменты  сказочных сюжетов. Свечи, свечи, свечи...
- Скажите, - Антон перегородил дорогу старушке в черном, техническом халате и в темном платочке, - мне надо поклониться Богородице, а я не знаю...
- Храм - то Рождения Богородицы! - она заключила в сложный знак, описанный рукой, почти весь доступный обозрению объем, - а вам какую надо? - и видя замешательство Антона, задержала ладошку на конкретной иконе, - вот Казанской Божией Матери и поклонитеся.
И пока Антон суммировал мысли для следующего прояснения, она упорхнула, и он потянулся вслед ей, и сумка, висящая на ремне через плечо? соскользнула, и непонятно, каким образом? привлекла к себе внимание, невысокой, но очень устойчивой, по ширине, женщине.
- Ходят тут!.. - с невероятным ожесточением прошипела она.
Она макнула его или в магазин, или в вокзал, или в какую другую толпу - в общем в то, чего он  при возможности так избегал, и к чему прикасался только при необходимости, и, пожалуй, впервые в нем столь горячо поднялась волна, требующая немедленной сатисфакции. Он понимал, почему это с ним происходило, - потому, что все свои защитные доспехи он оставил там, у входа, уверенный в том, что уж здесь - то в них нет никакой необходимости, - и так ошибиться... Успокаивая себя, Антон подошел к иконе, поклонился. И вдруг окунулся в такую же крайность, но уже с противоположным знаком: он говорил, и ужасался собой как бы со стороны, краснея и покрываясь потом от такого дремучего невежества. "Простите меня, Богородица, - шептал он, - меня просили передать Вам поклон от женщины Натальи из Коломны, то есть, из Рязанской области, но на Коломенском вокзале, она там не дала инвалиду денег, то есть потом догнала и дала еще больше... Что я несу? - мысленно спрашивал себя Антон, оглядываясь, и хоть как-то себя успокаивая, - никто не слышит! Прости меня, Богородица!" - прошептал он в последний раз, перекрестился, - как это делали другие, и... выбежал на улицу. Шапку надел уже далеко от церкви, почувствовав неустроенность на голове, и снова ощущая, вместе с наплывающим теплом, стыд от невероятной своей неуклюжести.
На следующее утро баба Маня появилась в его доме с прямоугольным, в меловой тряпице, осторожным свертком. Антон поведал ей с большими сокращениями о походе в церковь, и с мельчайшими подробностями о последующем сне, который признать после всего случившегося как мистический бред уже никак не мог.
- Иду я по улице, и слышу за спиной какой-то шум, и думаю, что нельзя мне оглядываться, побежал, а шум все сильнее и сильнее, и вдруг голос очень знакомый. Подожди! - кричит, - пожалуйста! Пытаюсь вспомнить - чей? А он все роднее и роднее - не могу не остановиться. Закрыл глаза, разворачиваюсь, и открываю с жутким страхом, и вижу бежит за мной та толстуха из Коломны, о которой я вам рассказывал, только вся в светлом, радостная, красивая. Подбегает ко мне и давай руки целовать со словами - ой, спасибо мил человек, ой спасибо! За что благодарите? - спрашиваю. - Спас ты меня! За то и благодарю! - и еще что-то очень важное она мне сказала, но я вспомнить никак не могу. И вот, - Антон протянул к ней руки, - ни с того, ни с сего покраснели...
Баба Маня внимательно присмотрелась к ним, прощупала.
- Может морозил? - спросила она, и тут же отказалась от своего вопроса, - не... так не морозят... - и притихла, только губами выдавая звучавший внутри нее диалог (в монологе паузы были бы короче), и спохватилась, не закончив его, - а где ты почиваешь?
Антон провел ее в свою комнату, где накануне произвел перестановку для осуществления своей одинокой жизнедеятельности, чтобы в соседней существовала только память об отце, о родителях, не боясь быть без надобности потревоженной: чтобы только для мысленного общения или беседы с ними. В ней круглый стол, - на нем вначале водрузился постоянный стакан с водкой, но, подумав, исчез, - диван, шифоньер для нетронутой одежды, на стенах семейные фотографии: отца, мамы, сына, дочери, вместе родителей и уголком детей - в совсем не симметричном возрасте, ковер, прибитый к стене отцовской рукой, - для Антона кресло, слева от двери. В Антоновой комнате - почти все остальное. Прижав сверток к груди, баба Маня вытянула фигурку над спинкой кровати, пропела надсадной струной:
- Вот тут-то, в уголку, смастери полочку, и поставь! - следом обмякла и осторожно вскрыла тряпочный конверт, обнаруживая внутри икону. - Казанская Божия Матерь! - поцеловала, и окрестила ею Антона, - побереги его Пресвятая Богородица! Отца и Сына и Святага Духа. Аминь!..
Простившись с бабой Маней, Антон наткнулся в сарае, под потолком, среди неоструганных досок на уже готовую треугольную полку, украшенную непритязательным, из-под лобзика, фанерным орнаментом, покрытую бесцветным лаком. Ее размер длинной стороной целиком соответствовал ответному размеру иконы. Это был знак? Богородица держала на левой руке ребенка - Иисуса, правой придерживала Его, - впрочем если быть точным, то рук Ее видно не было, но композиция была таковой, что они непременно присутствовали. Иисус ручкой касался покрывала ниспадающего с Ее головы. Как бы статические лики вдруг ожили, изменились их выражения - осуждали? - вероятно за его чисто практический подход, как к художественному рисунку? Да!.. - он нашел утвердительным выражение Ее глаз. У Антона внезапно разболелась голова. Он сделал несколько шагов назад, тяжело опустился на стул, изумленный той силе, с которой икона воздействовала на него. Скромная деревянная рамочка, под стеклом оргалитовая пластинка с наклеенным типографским оттиском, - не четырнадцатый - семнадцатый век, - а пахнущая свежей краской и, где-то совсем рядом лежащая отгадка, - Антон напрягся и отыскал ее в ворохе сомнительных и противоположных мыслей - самую логичную, и наверное  правильную. Человек, прочтя несколько слов, составленных из последовательных значков - букв, мгновенно перевоплощается: он влюбляется, впадает в ярость, страшится, совершает поступки, подчас коренным образом меняющим его жизненный путь, и даже лишающим самого ценного - жизни, и причиной тому обыкновенные буковки, независимые от того, какой рукой написанные, или отпечатанные на пишущей машинке. Каждая буковка - магический знак! А икона - это необъятная система знаков, - формула, предложенная Кем-то тысячелетия назад, - не разгаданная и сегодня, до конца не понятая, и потому отвергнутая значительной частью человечества, для которого и была создана. Для ее разгадки дается целая жизнь, но так не хочется тратить ее на умозрительные сложности, когда рядом... В этом месте Антон решил себя приостановить, боясь додуматься до чего-нибудь чрезмерного, - он видел себя частичкой, все быстрее увлекаемую в будоражащую воронку, из которой после определенного момента не было шансов возвратиться на поверхность.
Выбираясь из нее, Антон как бы следовал мимо скамейки в парке напротив Троице-Сергиевой Лавры, он присел на ее краешек в ожидании Татьяны. На другом конце двое беседующих. Один из них: "Я сейчас не о Боге, о другом. Вот тебе самая реальная