Удивительное рядом, или тот самый, иной мир Главы 6-18

да ещё и на расстоянии, и какова, так сказать, его «дальнобойность». Дело предстояло серьёзное, а потому пусть Коршан не ждёт никаких послаблений. Хватит Корнезару да Юринику за него отдуваться, пора принести пользу нашему, пока ещё общему делу. Для чистоты эксперимента даже хорошо, что он ничего не знает. Во-первых, не будет фелонить, а во-вторых, бояться. Ну, и мстить, конечно, что немаловажно, ибо мне вовсе не хотелось пасть его жертвой. Он-то думает, небось, что в воздухе он король, никто его не достанет, можно делать, что пожелаешь, и даже делать на голову ближнему! Ан нет, вот она, расплата!
   Долго ждать не пришлось. Коршан неожиданно пронёсся над нашими головами, но с такой бешеной скоростью, что я ничего не успел сделать. Но ничего, я был начеку, и задуманное просто-напросто обязательно должно было получиться. Я вынул эту штуковину из кармана и держал в руке. Вдалеке показалась крохотная чёрная точка, она быстро увеличивалась в размерах. Сомнений не было, это долгожданный ворон. Сейчас я его «осчастливлю», приземлю на хвост и «порадую». Я перевёл взгляд на карточку, затем обратно на него, чтобы ничего не пропустить и успеть насладиться живописным зрелищем. Когда он приблизился настолько, что стал отчётливо виден, я с превеликим удовольствием с силой сжал карточку в ладони несколько раз подряд.
   То, что произошло с его головой, я не видел, да это было и не важно. Зато я совершенно отчётливо видел другое, гораздо более красочное действо: прямо в полёте ворона как будто пережевали невидимые челюсти, промясорубили и выплюнули. После чего он, бешено кувыркаясь, дико закрякал и, потеряв ориентацию, рухнул в воду. Словно сбитый вражеский самолёт, только что без дыма из хвоста, зато с пухом и перьями. Свалился он недалеко от берега с оглушительным всплеском. Ничего не понимая, ворон с трудом выкарабкался, наконец, на спасительный берег. Эх, «дострелить» бы его, чтоб не мучился! Да жаль, пока это не входило в мои планы.
   Коршан несколько раз отряхнулся, нахохлился и принялся перебирать клювом свои оставшиеся пёрышки, намокшие и слипшиеся, перепачканные илом и тиной. При этом он громко и изощрённо ругался. Сквернословил на себя, воду, грязь, небо и… почему-то Корнезара. Причём последнему досталось больше всех! Разделал сбитый ворон несчастного и ни в чём не повинного Корнезара под орех, ругал в хвост и в гриву, я и слов таких доселе не знал! Впору было брать и записывать за ним.
   Так мы и уплыли, а он остался сушиться. Но поражённое до глубины души эхо ещё долго доносило до нас его злобные замысловатые выкрики.
   Я остался очень доволен подарком вредного кармана. Только теперь меня занимал другой вопрос: а что если не гнуть эту карточку, а дать по ней, допустим, шелбан? Насколько эффективным окажется новый метод воздействия? За неимением под рукой ворона я начал задумчиво поглядывать на отдохнувшего, но всё равно многострадального Корнезара.  А тот, словно предчувствуя неладное, вдруг жалобно спросил:
   – Что-то у меня нос чешется, к чему бы это?
   Хоть я и знал ответ, но предусмотрительно решил промолчать. Зато незамедлительно ответил наш бравый капитан Юриник:
   – К тому, что Коршан в следующий раз промажет мимо лба и попадёт в нос! Будь очень осторожен, смотри, чтоб глаз не зачесался.
   Юриник как в воду глядел с глазом. Ошибся он только с вороном. Это был не Коршан, а я, собственной персоной. Виноват, немного не рассчитал силу щелбана и место приложения удара. Корнезар сидел вполне спокойно, лишь иногда нервно подёргиваясь и озираясь. Но делать было нечего, он поставил меня в безвыходную ситуацию. Кроме него больше не на ком было ставить подобные эксперименты, а отказаться от них я никак не мог, хотя бы из познавательных побуждений. Он один здесь плохой, а остальные хорошие. Именно поэтому он был обречён, ничего не попишешь – судьба. Ведь кому суждено получить хорошую затрещину, не стоит опасаться плохого пинка.
   Уже в следующее мгновенье Корнезар, нелепо взбрыкнув ногами в воздухе, плюхнулся в воду. Когда же мы его выудили оттуда, словно большую глушённую рыбёшку, он, всхлипывая, произнёс:
   – Я, наверное, заболел. Сначала моё лицо растягивалось, словно резиновое, а теперь и вовсе мне кто-то засадил в глаз. Хотя я точно помню, что рядом никого не было. И чесался-то, между прочим, нос, а не глаз! Да что же это такое? А у вас ни у кого ничего не чешется? Ничего необычного не произошло?
   Все ответили отрицательно, в том числе и Юриник, который при этом выглядел слегка смущённым. Он даже нежно ощупал своё лицо, освежая в памяти пережитые ощущения. Дорокорн, пытаясь хоть немного успокоить Корнезара, сказал:
   – Я от кого-то слышал про довольно ощутимые солнечные удары. Может, это солнце тебя и ударило… в глаз? Чтобы не забывался. Так сказать, в целях профилактики!
   – А почему меня, а не тебя? Чем я хуже?
   – Потому что ты был теплее всех одет, понимаешь?
   Тут вступил в разговор Дормидорф:
   – Хм, и ворон вёл себя сегодня не совсем обычно, будто ему вша под хвост залезла! Он часто раньше нырял с разгона в прибрежный ил?
   – Да я как-то раньше не замечал за ним…
   – Может, он влюбился в кого? – выдвинул я робкое предположение. Все резко повернулись и недоуменно посмотрели на меня. Я добавил, поясняя свою мысль, – ну, пару он себе мог найти или нет? Где-нибудь на чердаке или в лесу, да мало ли где, кровь взыграла, выброс гормонов и всё такое.
   Меня прервал смех Корнезара. Все с интересом наблюдали за его реакцией. А когда ему сказали, что моё предположение вполне правдоподобно и объясняло бы всё, он наотрез отверг его, намекнув, что знает точно, что такого не может быть в принципе, потому что не может быть никогда. Мы, поражённые, терялись в догадках, но не верить Корнезару у нас не было никаких оснований, ведь как-никак он лучше нас всех знает Коршана, соответственно, и его пристрастия.
   Мы решили отнести всё произошедшее к разряду загадок и, на всякий пожарный случай, получше присмотреться к ворону, может быть, ему нужна психологическая поддержка и ещё не всё потеряно? Мне не очень нравилось то обстоятельство, что капитан Юриник периодически как-то подозрительно странно посматривал на меня, чего раньше за ним не замечалось. Я недоумевал, в чём же меня, честного человека, можно заподозрить, но сам спросить не решался. Когда страсти немного поутихли, Юриник всё же задал мне вопрос, но так, чтобы Корнезар не слышал:
   – А ты, случайно, нашего любезного джина из трубки не выпускал?
   «А-а, вот где собака зарыта!» – подумал я и честно ответил:
   – Нет, не выпускал, даже и мысли такой не имел! Да он и не нуждается в том, чтоб его кто-то выпускал. Он у нас вольная птица, сам себе голова. Не думаю, что случившееся с Корнезаром и вороном дело его умелых рук. Его шутки сводятся к невинным проказам, самая большая неприятность от них – шишка на лбу или разбитый нос, разве это серьёзно? А тут, видишь ли, совсем другой почерк.
   – Да уж, почерк совершенно не совпадает с его манерой, тут я с тобой соглашусь. Но Мокся ведь непредсказуем. Помнишь, как он ловко всё подстроил и обтяпал, когда я из-за него в стенку врезался? Может, он быстро совершенствуется, так сказать, повышает квалификацию своего каверзного уровня?
   – Да он же летать не умеет, как он тогда до ворона добрался? Подпрыгнул, что ли?
   – Не знаю. Ты, конечно, прав, летать он не умеет, но откуда нам знать? Может, он камнем в ворона швырнул, а Корнезару кулаком засветил. Он ведь вполне мог услышать наш с Корнезаром недавний разговор про зачесавшийся нос и вместо носа решил «порадовать» его в глаз! Хотя, с другой стороны, не понимаю… зачем ему это… в нос было бы, по-моему, гораздо интересней и красочней.
   Мы прекратили разговор, потому что не могли ничего утверждать наверняка, одни предположения и догадки. К тому же существует «золотое» правило: не пойман –  не вор. Всё это прекрасно, только я поймал себя на мысли, что так увлёкся обсуждением обстоятельств этих необъяснимых и загадочных событий, что почти забыл про тот совершенно незначительный факт, что истинным виновником является ни кто иной, как я сам! У меня это с детства. Бывало, настолько увлечёшься оправданием себя любимого, пытаясь аргументировать какие-нибудь нелицеприятные поступки, что в какой-то момент начинаешь совершенно искренне верить в это сам, досадовать и возмущаться на только что самим выдуманные обстоятельства. Как я понимаю, эта убедительная искренность и заставляла слушателей верить и сострадать мне. Не скажу, что всегда, но довольно часто. Вдруг глядишь, и вот уже мы вместе негодуем и досадуем, стараясь найти выход из создавшегося трагичного положения.
   Продолжавший снимать с себя для просушки на палящем солнце мокрую одежду Корнезар уже дошёл до обуви. Оказалось, что у него в сапоги были вделаны ножны, чего мы раньше не заметили. И в них торчали два тонких длинных ножа со странными ручками, по одному в каждом сапоге.  Необычность этих ручек заключалась в том, что при длине лезвия около сорока сантиметров, а ручек около двадцати, общая длина ножа могла варьировать от сорока до шестидесяти сантиметров, что было очень даже удобно. Достигалось это благодаря ручкам, которые, как у ножа-бабочки, делились вдоль пополам и, раздвигаясь в разные стороны, опускались вниз. Если держать кинжал остриём к земле, то ручки, опускаясь, закрывали собой половину лезвия. В укороченном виде нож легко помещался в ножнах, а при необходимости легко извлекался оттуда и увеличивался аж в полтора раза, превращаясь в серьёзное оружие. Впоследствии оказалось, что Корнезар очень неплохо владеет этим оружием, да к тому же умеет метать ножи на приличное расстояние. А с виду такой щупленький да слабенький! Интересно, какие ещё сюрпризы нам заготовлены впереди?

   Первый сюрприз был в виде небольшого отряда людей на правом берегу, вооружённых до зубов. Корнезар показал им знак рукой, на который они ответили.
   – Люди из  племени Амекари! Поджидают, бесовское племя, – пояснил он, кивнув в их сторону. – Дальше нам с ними идти километров пять вглубь леса, там у них селение. Будьте осторожны, эти люди самолюбивы и заносчивы. Они считают себя самыми достойными из людей и готовы на всё, чтобы убедить в этом других. У них в племени культ денег и материальных ценностей. А сами-то, недоумки, ха-ха-ха, не понимают, что это и есть одно из их слабых мест. Это пристрастие рано или поздно  обязательно окажет им медвежью услугу. При наличии такой прекрасной универсальной слабости ничего другого и не надо. Они уже обречены, ха-ха-ха, на этом-то мы и сыграем, как маэстро на скрипке, только немного позже. Я давно точу на них зуб, напыщенные и раздутые олигофрены! А их главарь – рожа такая, прямо кирпича просит – просто одержим манией величия и всякими глобальными идеями во славу процветания, величия и национальной безопасности своего ущербного народца. Банда разбойников, потомки отбросов со всего света. Прямо с души воротит, но надо взять себя в руки, выглядеть любезно и вести переговоры достойно.
   Он закончил свою речь и с омерзением сплюнул в реку, пренебрежительно приподняв верхнюю губу, словно хищно оскалившись на недостойных