Из Чернобыля с любовью

Скажи мне, тебе корысть-то какая во всём этом?
     - «Белое солнце пустыни» смотрел? Слова таможенника Верещагина помнишь — за державу обидно?

                                                             ***
     Десять диверсионных групп по два человека в каждой, нагруженные минами и фугасами едва смерклось, ушли к врагу.
     Заднепровский уже не крестил вслед уходящих и не говорил «храни вас бог». Он видел Скифов и обученных ими ребят в деле.
     Мыслями он часто возвращался к Свободину; молчание тревожило пожилого человека; отсутствие известий порождало самые фантастические предположения. Погибнуть они не могли. Он бы давно почувствовал тот холодок, возникающий при думах о хорошо знакомом человеке. Но неприятное волнение охватывало всякий раз, и крепко сжимались кулаки и поделать ничего нельзя. «Семён Михалыч, - беспокоил пространство Заднепровский, - отзовись, чёрт возьми!»; но только ночью звёзды, мерцая, смотрели безразлично на происходящее на этой планете безрассудство и проносились мимо планеты.
      Со стороны противника всю ночь слышалась автоматная стрельба, Тимофей Кузьмич, как и селяне, знал причину ночной пальбы — это развлекались пьяные «нацики», и по причине алкогольной или наркотической интоксикации начинали ранним утром обстрелы реактивными снарядами позиций ополченцев и мирных поселений. «Ничего, ничего, - грозил часто противнику Заднепровский, - отольются вам, нехристям, женские и детские слёзы».
      С рассветом вернулись диверсанты. Как стало привычной традицией, возвратились с непустыми руками. Волокли за связанные ноги на длинном ремне солдата Нацгвардии.
      Скиф-раз встретил Заднепровского вопросом, надеюсь, он знает анекдот об измятых десяти тысячах, это где муж, используя образность, поведал о разбитом автомобиле; ну, да, рассмеялся Скиф-раз.
     - А гору шоколада видел? - серьёзно спросил он, - в натуре, живая гора шоколада.
     Тимофей Кузьмич пожал плечами, нет, говорит, торт шоколадный приходилось кушать, гору шоколада, нет, не видел. Тогда смотри, весело заявляет скиф-раз и сдирает мешок с головы пленного. Увидев чернокожего солдата, Заднепровский перекрестился, говоря часто, чур, меня, чур.
     Вращая дико белками глаз, негр мычал — во рту торчал матерчатый кляп.
     Скиф-раз прочитал документы пленного солдата. Джошуа Райт, штат Калифорния, Соединённые Штаты Америки.
      Вокруг пленного потихоньку собиралась толпа.
      - Вот те раз, какую рыбку выловили наши рыбачки! - удивлённо раздалось в толпе.
      - И что ему здесь надо? - послышался женский голос.
    Скиф-раз ответил, что сейчас это постараемся узнать и спросил, как учат в школе при первом знакомстве с английским языком — Do you speak English?
     И снова кто-то крикнул из толпы, что ты ему спикаешь, он же негр, ты ему по-негритянски вопросы задавай, на африканском языке! Собравшиеся люди весело рассмеялись. Крикнувшему ответили, что негры сейчас живут не в одной Африке, разъехались, как блохи, по всему миру и говорят на разных языках. Тот же голос вновь поинтересовался, это что-то вроде гастарбайтеров, что ли. Что ли, ответили ему.
     Заднепровский рассмеялся чисто услышанной перепалке и заметил Скифу:
    - Вот ты вопросы задаешь человеку, а как он тебе отвечать будет, коли у него во рту кляп.
    Скиф-раз не смущаясь нагнулся и вынул грязную, мокрую от слюну тряпицу и повторил вопрос. Пленный  упрямо продолжал хранить молчание, бешено вращая чёрными зрачками глаз. Скиф-раз взял негра за мочку уха с вдетой в неё серьгой и потянул вверх.
    Обратился на этот раз по-русски.
    - Запомни, дитя саванн и душных джунглей, у меня и не такие крутые парни, как ты, from United States, обсирались жидким калом от боли и страха, как дети малые.
     Негр замычал. Скиф-раз сильнее сжал мочку с серьгой и выше поднял в локте руку. Голова пленного поднялась на максимально возможную высоту, которую позволяли путы, крепко державшие его тело.  
     - Ну, ты, упрямец! - с издёвочкой проговорил Скиф-раз и, перехватив пальцами серьгу, выдернул из мочки.
     Негр заскулил, извиваясь на земле. Брюки бедолаги ниже пояса потемнели, и в воздухе резко запахло аммиаком.
     Народ расступился.
     Скиф-раз брезгливо помахал рукой перед носом и спросил, прикрыв нос и рот носовым платком:
     - Как же ты, макака, собрался воевать против нас с энурезом? Сидел бы дома, в родной Америце, и грел в песочке на пляже свои говённые яйца. - Потом рассмотрел серьгу и свистнул. - Вот это трофей — орёл с американского герба!
      Вместе с болью, пленный, видимо, испытал прилив сил и крикнул, догадываясь, что его не поймут:
     - I am a citizen of the USA! After my back there is the great state!*
     Скиф-раз присел на корточки рядом, вынул из ножен штык-нож, перехватив за лезвие, начал несильно стучать рукоятью по лбу:
     - Сitizen  USA,  great state за спиной! - со злорадством произнёс он, кривя губы. - Вот не поверишь, меня это нисколько не впечатлило. Был бы ты из Гвинея-Бисау, было бы к тебе больше уважения.
     Заднепровский жестом руки попросил Скифа прекратить экзекуцию.
     - Хватит с него потрясений на всю жизнь, если живым с полей сражений вернётся, -  и приказал отпустить пленного. - Пусть катится к чёртовой американской матери на все четыре стороны, чтобы глаза не видели этого засранца!
     Скиф-раз с пренебрежением во взгляде разрезал путы и указал рукой направление.
     - Go home, fucking Yankee!**

                                                             23
    Не перебивая, Свободин выслушал сына, обратился к землякам, что будет разговаривать, ему ответили, пусть Мирослав выступит в роли почтальона и передаст приветы родным. Мирослав отозвался, всё слышал и обязательно выполню поручение.
   *Я – гражданин США! за моей спиной великое государство! **Вали домой, грёбанный янки!
     Услышав голос знакомого человека, земляки Свободина почувствовали себя
минуту побывавшими на родине. Настроение поднялось. А не сразиться ли нам снова с проклятыми радионуклидами, высказались мужчины, неоднозначно поскребли пальцами по шее и выразительно посмотрели на Семёна Михайловича. Он окинул земляков добрым взглядом, у него тоже после разговора с сыном улучшилось настроение, и сказал, что не видит причин отказаться от микстуры, но в чисто и только медицинских целях. А как же, Михалыч, загоревшись желанием спасти стручки от обезвоживания и действия радиации, мужчины согласны были принять любые условия для поддержания их жизнедеятельности.

                                                          ***  
     - Давайте, хлопцы, поговорим прежде, - предложил Свободин, - спирт от нас никуда не уйдёт. Кстати, - он оглянулся по сторонам, - а где наш герой, Толик Крапива? Из всего рассказанного почти всё исполнилось: и секретная часть под землёй, и танки, и питание, и связь в отличном состоянии.
    - Чего не хватает? - поинтересовался Ефим.
    - А ты подумай, - предложил Свободин.
     Мужики крепко задумались; но никто так и не смог вспомнить, чего же не хватает. Однако, в процессе раздумий следили за Михалычем, как он повесил трубку и направил шаги вдоль стены ведя рукой по драпировке. Когда его рука обнаружила под материей удлинённую вертикальную выпуклость, он остановился, отошёл два шага назад, продолжая держать руку на бархате, и снова двинулся вперёд. Обнаружив на прежнем месте объёмную деталь, Семён Михайлович задержал ход, повернулся к мужчинам, наблюдавшим за его манипуляциями, стараясь не пропустить ни слова, и выразительно посмотрел на них.
     - Чо?! - выдохнули шёпотом они, ожидая чего-то неординарного.
     С любовью погладив ладонью бархат, он прошептал «нежный» и широким размахом обеих рук распахнул ткань.
     На стене висела карта подземных коммуникаций связи секретного объекта с грифом «совершенно секретно» в правом верхнем углу и размашистой подписью ниже.
     - Ну, ни хрена ж себе! - завибрировал воздух от выдохнутого воздуха.
     Решительно двигаясь дальше, он раздвинул все шторы. Каждая скрывала за собой карту определённых проходов и тоннелей, арсенала и оружейных комнат, казарм, танкового гаража. Судя по карте, он по объёму был больше, чем они думали.
      Последней оказалась подробная карта-схема всего секретного подземного объекта со скрытыми уровнями, воздушными шахтами, коридорами и тоннелями, которые ветвились подобно корневищу дерева; некоторые, обозначенные красной краской расходились из центра объекта и вели...
      Семён Михайлович осторожно снял карту и положил на стол. Ласково разровнял бумагу и обвёл тихим радостным взором земляков.
     - Толик не врал, - произнёс он, - правду говорил; действительно, ходы и тоннели ведут в разных направлениях к крупным городам Украины. Посмотрите, - взял карандаш и провёл им по схеме, - вот этот путь, отмеченный красной линией — Киев.
       Мужчины облепили стол, как пчелы цветок, сгрудившись и напряжённо сопя, всматриваясь со всем вниманием в хитросплетение линий на схеме.
       - Чёрная линия — Донецк, выход наружу где-то в районе... - присмотрелся и сказал, - не вижу точно, кажется, Карловка, километрах в сорока от Донецка и пяти-семи – от Пречистенки.
       Остальные города — Харьков, Сумы, Полтава, Запорожье — не интересовали.
      При мысли о родном Донбассе, Донецке и других селах, хуторах и маленьких поселениях учащённо забилось сердце.
      С картой вышли из помещения и начали разыскивать на стенах указатели и знаки.
      В процессе поисков обнаружили ещё один ангар. Вслед за вспыхнувшим освещением, когда в очередной раз пересекли невидимую линию порога, взглядам мужчин предстало удивительное зрелище: ровными длинными рядами один за другим стояли танки. Семь рядов боевой техники. В одном ряду насчитали двенадцать машин, насколько хватало освещения, последние скрывались в сумраке ангара, куда не доходил свет фонарей.
       Мужчины ахнули, восторженно:
      - Да это же целая танковая армия!
      В воздухе приятно пахло соляркой, машинным маслом, металлом и невообразимой мощью и силой, которую источали эти прекрасные машины. Сама атмосфера пропиталась убедительной твёрдостью и могуществом.
      Магнетизм боевой техники приковывал к себе внимание, и невозможно было оторвать взгляд от простой красоты этих боевых машин. В простоте крылось истинное изящество, в изяществе скрывалась истинная красота.
      Мужчины разбрелись по ангару, восторженно цокая языками и выражая восторг тихим красивым словом. От танка к танку доносился одобрительный возглас « вот это да!», «такое во сне не приснится!», «да с этой техникой горы своротим!».
     Как ни притягивала к себе боевая техника, Семён Михайлович переборол желание любоваться ею и направился исследовать стены. Чутьё подсказывало, разгадка кроется где-то близко.
     Среди встречающихся на стене различных знаков, стрелок, надписей, Свободин, наконец, отыскал запылённый участок стены в тоннеле, который уводил в гулкую темноту. Включив фонарик, Семён Михайлович смахнул рукой пыль и ахнул. Указатель на стене сообщал — Донецк, и стрелка указывала направление, также под надписью находились три ряда цифр, зачем они и что обозначают, Свободин не понял.
     От волнения во рту Свободина пересохло. Напрасно стараясь смочить нёбо и сухой язык слюной, он всё же сумел прокашляться и крикнуть, чтобы шли на его голос.
     Мгновение спустя