СТРАСТИ ПО "ПАДИШАХУ"

безуспешно. – Дежурная улыбка не сходила с лица Тимофея, – Ни у кого я не вызвал ни должного понимания, ни должного доверия, как торговец, и никто не пожелал воспользоваться моими услугами.
Улыбка его стала ещё шире и скептичнее, а глаза совсем спрятались за ресницами. Потому что, говоря об услугах, он лукавил. За одну услугу, ту самую, что касается дамы сердца, ему были не прочь заплатить, и платить регулярно и очень прилично. Девочки могли бы об этом догадаться. Уж очень он привлекателен для женщин со своей стройной фигурой, тонко скроенной загорелой физиономией с загадочными, чуть насмешливыми – в самую меру – серыми глазами, обаятельной улыбкой и массой густых волос.  Если бы отнеслись к нему не так ревностно, как к собственности, с трудом добытой, и оттого очень желанной. Они страстно захотели, чтобы этот парень, так романтично оказавшийся в их компании, принадлежал только им! Но, несмотря на вышеописанную привлекательность, у Тимофея, как он сам о себе с иронией думал, осознавая этот факт, по всей видимости, или какой-то прокол в генотипе, или неправильное восприятие жизни. В этой, ожидаемой от него, услуге он отказал.
– И давно вы приехали? – допытывалась Ирочка.
– Как сказать... пятого числа.
– А сегодня шестнадцатое. Ого!
На Тимофея градом посыпались насущные вопросы – что вы ели, где вы спали! Где брились! Девушки выяснили, что ел овощи и фрукты, их тут полно и легко добыть – прекрасная диета!
– А дизентерия?! – ужаснулась Катя.
– Ну что вы, я мыл!
– Я бы на таком рационе умерла на третий день! – воскликнула Мила. Девчонки дружно отреагировали на этот возглас оживлёнными смешками. Мила смутилась, что случалось с ней крайне редко.
– Катька, а ты? – ехидно заулыбалась Алёна.
– На второй. – Лаконично с невозмутимым видом ответила Катя.
Спал в хорошую погоду на природе, а в дождь на пресловутом вокзале. Всего два раза – уточнил Тимофей, чувствуя всем своим существом опечаленность Лены.
Лена сидела, не поднимая головы, потому что глаза её были на мокром месте и нос, как всегда в таких случаях, покраснел. Она сидела и бросала, и бросала камешки.
Девушки быстро сориентировались. Итак, считая день сегодняшний, до двадцатого четыре дня! А если деньги придут позже? Тимофею и пикнуть не дали, как взяли в оборот. Смеясь, девушки утешили его, что вместо одной дамы он нашёл сразу целый гарем, скромный такой, и если быть точными, то не гарем, а штат друзей, и поздновато, конечно, но лучше поздно, чем никогда! Питаться травой? Нет! Лучше быть тигром, чем конём! Умереть с голоду они ему не дадут. Пусть он не щепетильничает – получит деньги, устроит им пирушку. А им совершенно нетрудно шестерым прокормить одного. Тем более, серьёзно, но со смешинками в глазах, заметила Катя, желудок у него, по всей видимости, "скукожился" за столько дней фруктово-овощной кормёжки.
– А спать он где будет? Опять на улице? – заволновалась Сонечка. – А этот ужасный дядька? Он такой здоровенный! – она непроизвольно огляделась – вдруг этот Валера вернулся?
– Пристроим у нас. – Быстро ответила Мила, – Мама разрешит?
Тимофей пытался протестовать против такой постановки вопроса, но ему не дали и рта раскрыть – его голос в счёт не шёл.
Сонечка кивнула утвердительно:
– Он же один!
– А нас много! – захохотала Катя.
– Если б было наоборот, – отмахнулась Сонечка, – тогда бы она всех разогнала. И мы ведь ей всё расскажем, а она такая жалостливая!
Тимофея всего передёрнуло при этих словах. Он и без того сидел как на иголках – не ожидал, что забота может восприниматься столь болезненно. На Лену он не смотрел, но чувствовал её за своей спиной, и вид у него был довольно-таки несчастный, хотя он и старался подбодрить себя и свести всё к шутке. В принципе, ему ничего другого и не оставалось.
Девушки горели желанием накормить Тимофея, у них ещё были и бутерброды с сыром, и печенье, и яблоки, но ни одна из них не решилась предложить ему перекусить. Они свернули своё пребывание на пляже, заспешив домой, где они смогут хорошенечко от души накормить его, не ставя в неловкое положение ни его, ни себя. Возбуждённо, но негромко переговариваясь и радостно пересмеиваясь, они собрали свои вещи, всё время держа Тимофея в кольце, словно опасаясь, что он сбежит от них.
– А как же дрова? – вдруг спохватилась Лена. Они все в растерянности поглядели на Сонечку.
– Дядя Володя будет вечером после шести. Я с ним подъеду и покажу ему нашу кучу.
– А не украдут? – заволновалась Щукина.
– Нет, что вы! – засмеялась Сонечка, и лукавые огоньки засверкали в её глазах. – Это не тот товар!
Девушки пристально посмотрели на свою кучу дров, пытаясь накрепко запомнить её очертания. Всё-таки их труд! Ополоснуться в душе любили все без исключения.
Тимофею было не по себе. Он продолжал сидеть, пока девушки собирали вещи, одевались, кружа вокруг него. На губах его застыла защитная улыбочка. Лене эта улыбка очень не понравилась.
– Ну, всё, пошли! – скомандовала Катя, ибо Мила добровольно сняла с себя бразды правления. Она стояла, чуть улыбаясь, рядом с Тимофеем, очень эффектная в чёрном с белым опасно открытом сарафанчике, готовая по первому сигналу отправиться в путь. Тимофей медленно встал, встряхнулся и замешкался.
– Пошли, пошли! – засмеялась Алёна, и они вдвоём с Милой одновременно, словно сговорившись, подхватили Тимофея под руки. В компании девушки вели себя гораздо смелее и раскованнее. А вот если бы Лене дали определить степень свободы обращения её подружек с Тимофеем, она бы подобрала слово покрепче – развязнее.
– Ну, если так! Я сдаюсь. – Тимофей тоже засмеялся.
– Только так, под конвоем! – подтвердила Щукина и усмехнулась, глянув на Милу и Алёну.
***
Они дружно двинулись вверх к шоссе мимо ставшей родной кучи дров. Старый холостяк помахал им рукой на прощанье. Каратисты тоже не обделили их вниманием – они проводили колоритную компанию заинтересованными и недоверчивыми взглядами. Рыжий пожал плечами.
Девушки безостановочно весело болтали, находя смешное буквально во всём. Они горели энтузиазмом – их морская жизнь теряла однообразие, приобретая остроту, неповторимые черты авантюрности. Они шли тесной кучкой; Лена брела сзади центральной тройки; Мила и Алёна щебетали чуть меньше остальных, больше всё "ох!" да "ах!", и не отпускали Тимофея от себя ни на шаг, шли с ним вплотную, бок о бок, при охах и ахах очень естественно прижимаясь к его плечам.
Нешуточные страдания, терзающие Лену весь этот день, в конце концов привели её к мысли, что вышагивать сзади, лицезря монолитную тройку, дело неблагодарное, и поэтому она, чуть ускорив ход, медленно вышла вперёд. И теперь уже её стройная тоненькая фигурка маячила перед носом Тимофея и его ревностных спутниц. На ней коротенькая пёстрая, сине-красно-жёлто-зелёная, юбочка в сборку, собранная на талии тройной резинкой, сшитая специально для этой поездки, белоснежная батистовая блузка свободного покроя с широкими рукавами до локтей, на голове широкополая шляпа-сомбреро из жёлтой соломки. И без того тонкая талия в таком наряде была обворожительно тонкой и возбуждала навязчивое, непреодолимое желание проверить её размер на обхват пальцами рук. Да и такими стройными длинными ножками никто из девушек, даже такие высокие, как Мила и Алёна, похвастать не могли.
Пожалуй, этот выход вперёд стал наиболее удачным её действом за весь день.
***
– Мама! – призывно завопила Сонечка, как только они вошли в уютный зелёный дворик. Из всех жильцов на месте оказались лишь чета с сорванцами-погодками. Мальчики первыми прибежали на зов Сонечки.
– Господи, и почему ты всегда так громко кричишь! Сколько раз тебе говорить, кто-нибудь отдыхает или спит, а тут твой вопль! Мёртвый из могилы встанет. Что случилось?
Валентина вышла из-за цветника и, вытирая руки, подошла к группе девушек, во главе которой стояла её Сонечка. Она изучающе, но без особого любопытства пробежала взглядом по Тимофею – для неё вообще было странно, что у таких видных девушек до сих пор не завелось кавалеров – и опять обратила свой взор на дочь, вопросительно приподняв брови.
– Дров что ли не собрали?
– Нет. Ну что ты, мамочка! Дров собрали целую кучу, вечером сбегаем с тобой туда, когда дядя Володя поедет.
Сонечка в нетерпении даже чуть подпрыгивала, ухватив мать за локоть, возбуждённо горящими глазами умильно просительно заглядывая ей в лицо. Девушки тоже вели себя необычно – где-то краем сознания Валентина удивилась им – стояли, окружив своего единственного кавалера, и не двигались, словно чего-то ждали от неё, от Валентины. Сорванцы затаились возле колодца и выглядывали оттуда, как два следопыта, напавшие на след врага.
– Мамулечка, нужно пристроить у нас одного человека! – без предисловий выпалила она.
– Но у нас нет мест! – Валентина выдернула свой локоть из цепких пальчиков Сонечки. – Ты же знаешь, сейчас вообще трудно что-либо подыскать. Самый сезон!
Валентина неодобрительно взглянула на молодого человека, машинально отметив странность улыбки, мелькнувшей на его губах в ответ на её слова. Сказать что-либо ещё она не успела. Девушки, окружив её, стали наперебой с необыкновенным жаром излагать душераздирающую историю мытарств данного молодого человека, их старого знакомого, как они не преминули представить его.
Мила и Алёна, словно сговорившись, крепко держали Тимофея за руки, ухватив его каждая одной рукой выше локтя, а другой поближе к запястью. О! Они понимали, они чувствовали, что, отпусти они его сейчас, он убежит, не выдержав словесной экзекуции. Они благоразумно вместе с Тимофеем отступили чуть назад, не пихая его Валентине под нос в качестве вещественного доказательства. И, пока шло изложение печальной курортной истории, Мила и Алёна утешали Тимофея оживлёнными комментариями к отдельным репликам девушек, повествующих его историю, сводя, по их мнению, особо ему неприятные, к забавному фарсу.
Тимофей слушал, улыбаясь, и осторожно пытался высвободиться, но все его старания только усугубляли положение, усиливая хватку девушек. Тяжко вздохнув, он беспомощно огляделся и, наконец, нашёл взглядом Лену. Она сидела на скамье возле стола под навесом. Шляпа надвинута на лоб, из-за чего глаза её то пропадали под полями шляпы, стоило ей чуть шевельнуться, то появлялись вновь в самой глубине укрытия, ярко посверкивая оттуда, составляя со слабой снисходительной улыбкой, застывшей на губах, опасное сочетание. Он попытался всем своим видом показать, что он не в восторге от своего положения, что ему хочется быть рядом с ней (конечно, ответил её взгляд, на скамейке удобнее!), что он не в силах пока изменить это нелепое положение. Но у неё как-то странно дрогнули губы, и она отвернулась от него, устремив взгляд на шумную группу с Валентиной в центре. Тимофей переступил с ноги на ногу. Брякнуться куда-нибудь, хотя бы на скамью, где сидит Елена, и не шевелиться, и ничего не слышать.
Наконец Валентина не выдержала и, протестующим жестом подняв обе руки вверх, зажмурив глаза под сдвинутыми бровями, громко крикнула:
– Всё! Всё! Я всё поняла! Вы просто бессердечные девчонки!
– Почему? – в наступившей тишине голос Кати прозвучал по-детски обиженно и недоумённо.
– Устроили балаган, и