СТРАСТИ ПО "ПАДИШАХУ"

куда угодила деревянная стрела, нанёсшая более чувствительный удар. – Не больно, конечно. Но, понимаете, элемент неожиданности... – извинялся уже почему-то он, а не мать юных хулиганов.
Улучив момент, когда все взрослые, взбудоражено обсуждавшие проблемы воспитания, смотрели только друг на друга, Тимофей погрозил кулаком мальчишкам, хитро выглядывавшим на него из-за спины отца. На этот красноречивый жест он получил не менее красноречивый ответ в традиционном стиле – сморщенные носы и высунутые языки.
– Глупенькие, разве можно стрелять в людей? А если бы в глаза попали? – Лена присела перед мальчишками. Они исподлобья смотрели на неё.
– А чего кричала? – спросил Мишка, тот, что постарше.
– Откуда ты взял?
– Ого! Орала так! – возмутился Гришка.
– Я не об этом. – Лена оглянулась на подруг, смущённо пожав плечами. – Откуда вы взяли, что это я кричала? – тут она заметила, что буквально все заинтересованно смотрят на неё.
– Это ведь ты спишь у двери? – спросил насупленный Гришка.
– Я. – растерянно улыбнулась Лена на такую осведомлённость.
– Ну вот! – воскликнул он, удивляясь непонятливости Лены. – И голос твой!
– А чего кричала? – настойчиво повторил свой вопрос Мишка, дёргая Лену за руку.
– Ну... – Лена встала. Но не только Мишке и Гришке хотелось узнать причину столь замечательного крика; и Лена чуть не до слёз смутилась, не зная, куда себя деть под любопытными взглядами собравшихся во дворике людей.
Ей на выручку поспешила Катя.
– Чтобы не было дурных мыслей, сообщаю, – она обняла бедную Леночку и склонилась к погодкам, адресуя свою речь всем. – Вот эта тётя Лена, – Катя слегка встряхнула её, – забыла, что возле её раскладушки на полу спит вон тот дядя, которого зовут Тимофей.
– Тимофей! – с хихиканьем пискнула девочка, закрывая рот ладошками. До этого момента они с братом стояли так тихо, что, казалось, их и нет здесь. Катя нарочито строго глянула на неё и продолжила:
– Утром тётя Лена проснулась, глазки как следует не раскрыла, потому что ещё не умывалась, и наступила прямо ногами на дядин живот – правильно я говорю? Или ещё на что? А живот гораздо мягче пола – пол же из досок! Вот тётя Лена и подумала, что наступила на... Лен, на что ты наступила? Не хочет говорить, но я знаю, наверное, на мышь, змею или на крысу. Поэтому она очень-очень испугалась – а вы бы на её месте? – и закричала. Так что вы зря обстреляли этого дядю, он и так жертва, у него теперь живот болит. А вы что наделали? – Катя осуждающе покачала головой. – Так что, если уж стрелять, то правильнее было бы вот в эту тётю. Хотя, она тоже не сильно виноватая.
Двор встретил эту прекрасную, выдержанную в серьёзных интонациях речь благосклонными улыбками, фырканьем и смехом. Смеялись, картинно изогнувшись, бездетная юная пара и Валентина.
– А мы уж думали, что у вас там кого-то самым ужасным образом убивают! – смеясь, воскликнула Валентина.
Тимофей на то время, пока весь двор веселился, благоразумно отступил за спины девушек, стоявших плотной кучкой.
Отсмеявшись, обитатели дома рассредоточились, разойдясь каждый по своим делам. Девушки занялись утренним туалетом. В летней кухне уже пыхтела печечка. На ней стояли два чайника. Поймав Лену, Тимофей со смущённым смешком поинтересовался наличием у неё аптечки.
– Голова болит? – мгновенно догадалась Лена. Он утвердительно кивнул, стараясь не делать резких движений, и молча улыбнулся ей одними глазами.
– Я сейчас. – Она тоже улыбнулась ему и бросилась к домику.
Девушки уже нарезали бутербродов с сыром к чаю, вскрыли пачку печенья, так и оставили их в раскрытой обёртке, расставили стаканы с ложками. Лена вернулась почти сразу.
– Цитрамон, анальгин? – она вопросительно смотрела на него, а Тимофей смотрел на её грудь, дрогнувшую от резкой остановки после стремительной пробежки. Вздохнув, перевёл взгляд на её ладонь, приподнял руку и замер в нерешительности.
– Лучше бы выпить, конечно, что-нибудь совсем другое, но уж, что есть, то есть. – он ещё раз вздохнул и решил начать с более слабого варианта. – Ладно, выбираю цитрамон. Которую брать?
– Слева, если смотреть с твоей стороны. Она серенькая, а анальгин белый.
– О чем шушукаемся? – рядом, словно из воздуха, вдруг объявилась, как джин из бутылки, Ира Щукина. Она с превеликим любопытством заглядывала в раскрытую ладонь Лены. И с этого момента события стали развиваться по вечернему варианту.
***
Как семена одуванчика на ветру, разлетелась среди девушек весть о том, что у Тимофея болит голова. И это заурядное, каждому знакомое физическое состояние, правда, малоприятное, а временами просто невыносимое, переросло в целое событие, которое девушки превратили в приятную для себя возню. Сочувственно поглядывая на него, они стали заботливо выяснять, какая часть головы болит, как болит и т.д., при этом не забыли принести и подать ему в бокальчике воды, чтобы запить таблетку. Алёна вдруг вспыхнула – так вспыхивают, когда вдруг осенит какая-нибудь необыкновенно удачная и очень приятная мысль, – заявив, что от головной боли есть ещё одно средство! У Тимофея блеснула смутная и робкая надежда, что, может быть, девушки стрельнут для него у Валентины вина, хотя бы рюмочку? Но нет, средство оказалось менее для него привлекательным. Алёна похвасталась своим умением делать массаж головы и тем самым снимать изрядную долю головной боли. Разочарованный Тимофей – правда, он умело скрыл своё разочарование – попытался возразить, указав на таблетку. Если ему не поможет таблетка, тогда... Но девушки загорелись и стали горячо уверять его, что одно другому не только не мешает, а дополняет.
– Ну, нашли игрушку! – Валентина остановилась возле них, с деланной насмешливой суровостью оглядывая компанию. – Нечего так с мужиками возиться, это им во вред. – И без перехода сообщила. – У меня растет мята; если надо, я в саду. – Она повернулась к Тимофею и хитро улыбнулась ему, – А ты что боишься девушек, не съедят же они тебя! Вокруг меня бы так попрыгали!.. Как кончат трепать твою голову, выпей лучше вина.
Она поставила на стол маленькую бутыль, тоже оплетённую, как и вчерашняя большая, и отправилась, минуя цветник, в сад. Тимофей благодарно улыбнулся ей вслед. Валентина – молодец, догадалась принести вина! В принципе, она права, ничего крамольного ему не предлагали, если бы не Лена, это с одной стороны; с другой стороны, сама атмосфера всеобщего кружения вокруг него, неослабного внимания, из-за чего он переставал принадлежать самому себе и отчасти поступать в соответствии со своими, ну, хотя бы желаниями, пусть и была чем-то приятна – может быть, своей новизной, – но всё же несколько угнетала. Кому понравится впадать в зависимость и жить как на сцене?! И, конечно, смущала. А девушки с удовольствием затаскивали его в эту яму!
Мила и Алёна уже заняли свои вчерашние позиции, одна справа, другая слева. Его сопротивление возбудило такой дух противоречия, спровоцировало такой гвалт, что в какой-то момент, несмотря на всё нарастающую головную боль – пообщайтесь-ка в шуме! – а, может быть, как раз благодаря этой боли, он отбросил сомнения на счёт реакции Лены, у которой были свои воспоминания о массаже головы. Он рассмеялся, безнадёжно махнув рукой, и сдался. Уже в который раз!
Его тут же усадили на скамью возле стола. Завтрак, естественно, был отложен. Алёна встала за спиной Тимофея. Девушки сначала сгрудились вокруг них, потом одумались и рассредоточились, чтобы не устраивать явных смотрин, не смущать ни Тимофея, ни Алёну, ни себя, и принялись, исподтишка следя за действиями Алёны, создавать видимость деятельности, забурлившей, конечно же, вокруг стола.
Алёна профессионально встряхнула кистями рук и приступила с волнением и огромным, нескрываемым удовольствием, к делу, сжав губки и сосредоточенно сдвинув брови. Мила, суетясь вокруг стола, независимо улыбалась – подумаешь какое дело, массаж! Но все знали, что в данный момент она остро завидует Алёне – не могла не завидовать её мгновенной и такой удачной реакции на головную боль. Помять, потискать эту крупную красивую мужскую голову, с умным видом зарываясь пальцами в шелковистой массе волос, с таким же успехом могла и она. Честно говоря, все они с удовольствием повторили бы процедуру массажа, если б только это было возможно, допустим, как в очереди за хлебом – хлеб покупают все. В результате действий Алёны ещё одни тормоза были сорваны.
Но эти тормоза больно ударили по Лене. Невидимый удар их всколыхнул в её душе неистовую бурю. Её охватывала дурнота только от одного этого зрелища, как не её руки касаются его головы, а глаза девушек пристрастно окидывают захватнически собственническими взглядами её Тимофея и насмешливо-завистливыми – Алёну. И этот массаж, с её точки зрения, длился нескончаемо долго.
Тимофей закрыл глаза, сидел с отрешённым видом, чуть развернув голову лицом вверх, изредка почти незаметно чуть приподнимая веки, сквозь ресницы сверкая на девушек затаённым взглядом.
Блаженствует! – так определила Лена состояние Тимофея. Глаза её сузились и похолодели, в душе нарастала, вытесняя шквальные порывы бури, никогда не испытываемая до этого момента тоска.
Алёна, вполне вероятно, помассировала бы ещё минут пять, если б Тимофей вдруг резко не дёрнул головой в сторону.
– Всё. Спасибо. – Он попытался пригладить волосы рукой, но тут подоспела Мила с массажной щеткой. Чем она хуже Алёны? Заметив что-то мелькнувшее над головой, он увернулся от рук Милы, одна из которых была вооружена массажной щёткой.
– Девочки, это перебор! Вы меня оскальпируете! Я так с вами без головы останусь.
Он перехватил у Милы щётку, несколькими взмахами ликвидировал хаос на голове, сотворённый стараниями Алёны, и тут же вернул щётку густо покрасневшей Миле. "Браво, мужик!" – мысленно похвалил себя Тимофей и кинул взгляд в тот угол, где вчера сидела Лена. Угол был пуст.
– Чай готов! – провозгласила лучезарно улыбающаяся Катя. – Рассаживаемся! Тимофей, быстрее пей своё вино, а то чай остынет!
Вдвоём с Киселёвой они уже взялись за чайники: у одной в руках был заварочный, у другой – большой эмалированный чайник с кипятком. Тимофей два раза окинул взглядом застолье – Лены не было. Он уже готов был спросить, куда это она запропастилась, как вдруг она вынырнула из-за виноградных лоз. В руках держала листочки какого-то растения.
– Катька! Подождите разливать! – закричала она, – Кто хочет с мятой? – она призывно потрясла рукой с листочками. – Дар Валентины! – весело уточнила она.
Пить чай с мятой изъявили желание все, даже Тимофей, который терпеть не мог ни мяты, ни мятных конфет или жевательных резинок. Просто ему хотелось, чтобы Лена подошла к нему, протянула руку и положила в его стакан эту противную мяту, и он на таком близком расстоянии, может быть, определил бы её настроение – её довольный вид ещё ни о чём не говорил – и намекнул бы ей каким-нибудь способом о своей верности.
– Одну секундочку! Сейчас вымою их! – Лена ловко юркнула между скамьёй и виноградными лозами и метеором пролетела к колодцу и потом обратно.
– Скорей, скорей! – весело, даже азартно, торопили её девушки. – Чай стынет!
И девушки, и Тимофей с улыбками провожали перелёты Лены туда и обратно.
– Всё!