ШКОЛА КАК ЕЁ НЕТ

Но в протокол занесите, Светлана Игнатьевна! (смотрит вслед пробирающейся к выходу Глинской) Вы идите, Виктория Марковна, идите… Москва слезам не верит, департамент – тоже! И я поэтому совсем не удивляюсь, что некие ее ученики через несколько дней устраивают дебош в ее кабинете, оставляют банку спиртосодержащего коктейля, что зафиксировала вызванная охрана, портят оборудование и служебные документы, и бьют стекла. Мне только интересно, кто там возлежал – и в каком виде, не в голом ли? Мульпямяну, которую так защищает Юлия Фирузовна, соплячка Ковригина или – даже боюсь подумать! А потом вы уже сами знаете: пожар, дым, школа под угрозой эвакуации…
Л и т в и н е н к о : (нахально и зло) Мы бы вам персональный вертолет вызвали, товарищ завуч!
К о л о м е н с к а я : (стальным голосом) Хамство этой так называемой женщины – в протокол, пожалуйста. Да не волнуйтесь, коллеги, я закончила! Так что мы обсуждаем не отдельные случаи и не глупейшее новомодное сектантство  наших учащихся – знаете, без обуви вообще нельзя ходить в помещении, это провоцирует плоскостопие, каждвй ортопед знает! – так вот, не его обсуждаем. И даже этот мерзкий шабаш с карикатурным «советом старшеклассников», которые возомнили о себе… Ладно, это не сейчас. Мы обсуждаем систему! Систему анархии и беспредела, которую привезла нам из своего Северна дорогая наша Юлия Фирузовна. С ее сброшенных туфелек, этого демонстративного пренебрежения обувью и формой деловой одежды, начался этот ад кромешный. И это только цветочки!

(перекрикивает поднявшийся общий гомон)

Не надо мне рот затыкать. Я договорю до конца. Я собрала досье по всем этим фактам. Я и я представлю его на этой неделе в департамент районного образования. Я думаю, школу закроют на недельки и перетряхнут хорошенько. Давно пора. Так что готовьтесь к выходным, коллеги. Вон какая погода – рекомендую на барбекю!

Литвиненко обсуждает что-то с Ковалевым горячо; Игнатьевна с ужасом листаем протокол; Глинская скромно стоит у дверей, вернувшись и промакивает глаза полаточком – разговаривает с Дебенгоф. Ковалев встает, одергивает пиджак.

К о в а л ё в : Очень хорошо сказала Зинаида Леонидовна. А теперь я прокомментирую…
Ш и л л е р : (вскакивает, рвется на середину) Нет, я еще скажу…
К о в а л ё в : (растерянно) Елена Владимировна, ну вы меня как-то совсем пододвигаете…
Ш и л л е р : (возбужденно) И подвину! Имею право! Я заслуженный работник и доктор педагогических наук!
Л и т в и н е н к о : (сжимаясь в струну и вдруг резким жестом скидывая с ног туфли – так чтобы все заметили; остается стоять у стола, сложив пуки на груди) А вы у нас тоже в ортопеда перекрестились, Елена Владимировна?!
Ш и л л е р : (смотрит на нее поверх очков, гневно) А вы вообще помолчали бы, милочка. Уже наговорились! (к залу) Коллеги! Товарищи! В-общем, ребята… и девчонки. Послушайте меня! Я, может быть, последний раз тут выступлю, но я выступлю…
К о л о м е н с к а я : (ободряюще, с дивана) Елена, говорите! Мы вас в обиду не дадим! Все говорите!!!
Ш и л л е р : (благодарно улыбаясь) Я хочу сказать, мне в этом году пятьдесят пять. Я простая пожилая баба, разведенка, сын меня не любит, со мной не живет… я, кстати, из рабочего поселка Черемошники Скурихинского района области, это глушь страшная. Педучилище закончила и всю жизнь учусь. Но это не важно. (набирает полные легкие воздуха, как перед прыжком в воду) У нас вот что происходит… у нас большие перемены. И вы сами это видите. И эти перемены… (снова останавливается, снова глубоко вдыхает) Они к лучшему! Да, я знаю, они к лучшему.

Мертвая тишина. Только из рук Коломенской, сидящей на диване, падает бутылочка с водой и катится по полу.

Ш и л л е р : Для меня тоже было сначала дико поведение Юлии Ираклиевны. Я подумала, что она роняет свой авторитет, мой авторитет, звание учителя! Но потом я пришла на репетицию… я поварилась в этой каше. Я поговорила с Таней Арнольди, она умница. С Наташей Михайловской. Вы знаете, я первый раз заплакала в классе… ото радости. И то, что они эту моду взяли пока – босоножить, это ничего. Надо просто ремонт хороший сделать! Я что хочу сказать: у меня дом был – школа. Но я себя ощущала, как на работе. И дети, я знаю, как на каторге. А сейчас я иду в школу, как домой… и в классе они у меня сидят, как дома, на перемену не выходят, чай пьем…
К о л о м е н с к а я : (зловеще, с дивана) Вы там с чаем своим доиграетесь! СЭС придет – будет и чай, на чай в довесок! Остановитесь, Елена!!!
Ш и л л е р : (грустно улыбаясь) А вы на меня не давите, Зинаида Леонидовна… долго я под вами проходила. «Шиллершей», или «Эсэсовкой», как дети говорят. Все, хватит. Я видела, как вы ребят наушничать заставляете, доносы эти собираете. Планируете, кого «завалить», кого «выкинуть»… И то, что вы меня втянули в ваши планы по смещению Владимира Владимировича, это грустно. Я просто старая дура была… Теперь я вам – не подчиняюсь! И дети – они не ваши, они не «придурки», не «сопляки», не «змееныши», не «оторвы», не «ублюдки», не «клопы»… как вы там их, у себя, в кабинете еще называете, а? Когда никто не слышит?!

Коломенская сидит с прямой спиной, сведя колени вместе.
Лицо как маска. Руки дрожат.

Ш и л л е р : (оборачиваясь) Всё! Я закончила… Можно к окну?! Точно, душно у нас в школе. И душно – все эти годы было. Гнилью пахло!

В наступившей тишине Ковалев выбирается из-за стола, выходит, а потом внезапно опускает на этот стол, судорожно опирается на него руками.

К о в а л ё в : (глухо) Ну вот, почти все и сказали… Даже неинтересно. Зинаида Леонидовна, я вас об одном спрошу: это вы дали Мульпямяну и Раевских ключи от пожарного выхода, от кабинета Виктории Марковны и еще какие-то?! Чтобы те испортили декорации и костюмы, сорвали постановку?
К о л о м е н с к а я : (писклявым севшим голосом) Бред!
К о в а л ё в : (снимает очки, трет рукой глаза) Бред, изложенный в официальном заявлении учащегося – пока не от них, правда, уже не совсем бред… А это было бы вам как раз на руку: пьеса провалена, учебные часы прогуляны, во всем виновата Юлия Фирузовна, гнать ее из школы поганой метлой, да? (грустно улыбается) Второй вопрос: это вы вышли в местную соцсеть и написали грязную анонимку про Юлию Чичуа, а также Викторию Глинскую – с аккаунта учащейся Софии Барбаш? Узнав ее логин-пароль?

Коломенская издает невнятный писк. Она начинает раскачиваться на диване,
Шуртис со страхом отодвигается от нее.

К о в а л ё в : (устало) Ну, это тоже легко проверить… Последнее: рецепт изготовления дымовой шашки на мобильный телефон Виктории Ковригиной с вашего телефона пришел?! Не отвечаете? Ну, и это можно проверить. Ни у Раевских, ни у Варвары, ни у Виктории, квалификации бы на поиск в Интернете не хватило… вы им помогли! Мне только интересно, Зинаида Леонидовна, зачем вам это? Если вы метили на мое место – вот оно, за мной (оглядывается) …пусто. Идите, садитесь. Правьте. Вы будете просвещенной императрицей, как Екатерина Вторая. Будете первой! Отличник народного образования, своя рука в департаменте. Ну? Согласны?! Так надо было вам мне это сказать просто…
Л и т в и н е н к о : (зло и беспощадно) А не впутывать детей! Кстати, может поделитесь секретными сплетнями про нас из своего журнала?!

Коломенская вдруг встает. И чуть не падает на каблуках.
Пошатывается – ее ловит оказавшийся рядом Андреев.

К о л о м е н с к а я : (устремляя палец в Ковалева) Вы… вы… вас просто раздавят… Неизбежно… Так нельзя. Вы – против Системы… а Система – это мы!

Коломенская идет вперед, к двери, невидяще глядя в перед, толкая сидящих, стулья.

Л и т в и н е н к о : (в тишине) Дорогой позора… Интересно, а кто у нас Полоний?

Шуртис, несколько секунд еще сидевшая, оторопело вскакивает:

Ш у р т и с : (вопит) Убили ее… угробили! Такого человека! Она ж за нас! Не прощу этого! Тиран! Фараон! Истукан проклятый!!!

Шуртис вылетает из зала.

К о в а л ё в : (устало подходит к окну, даже хромает; не одевая очков, рассеянно смотрит в окно, на парк, оборачивается с тихой улыбкой) Коллеги! А погодка-то и вправду аховая… До двадцати додавливает! Может, в воскресенье всем коллективом… дружным – и на шашлычки, а?!







[ЗАТЕМНЕНИЕ]
Телефонный разговор. Разговаривают Ковалев и Литвиненко.

Звонок (рингтон).
Ковалев: (сонно) Алло, слушаю…
Литвиненко: (тревожно и сухо) Не разбудила?
Ковалев: (сонно) Ну, не совсем…
Литвиненко: Очень быстро. Ты не знаешь, где обычно собирается по вечерам наше «криминальное трио»?
Ковалев: (чуть яснее) Э-э… Мульпямяну, Раевских, и Вика?
Литвиненко: (резко) Да!
Ковалев: (более-менее бодро) Нет… а что?
Литвиненко: Тогда слушай. Игорь Иванов недавно поругался с Викой…
Ковалев: (совсем бодро и удивленно) А они дружат, что ли?!
Литвиненко: (сердито) Не перебивай! Она не отвечает на его звонки, сбрасывает. На мои тоже. Она мне тогда звонила, по ситуации с Игорем, потом объясню…
Ковалев: (энергично) Что нужно сделать?
Литвиненко: Во-первых, напрячь всех своих возможных и невозможных друзей, как-то попытаться, можно ли узнать, где находится сейчас она с телефоном. Хоть и Эф-Эс-Бэ! Во-вторых, выпить кофе и немедленно – слышишь? Немедленно приехать ко мне. Я в школе, в твоем кабинете.
Ковалев: (неуверенно) Тома… но тогда же про нас будут точно сплетни!
Литвиненко: (зло) Плевать на сплетни. Игорь почему-то уверен, и именно сейчас, что Вика в страшной опасности… В-общем, жду!
Гудки зуммера (связь прервана)


Сцена 3.

Сцена изображает заброшенный парк – примерно то же место, в котором сидели в 1-м акте Мульпямяну, Раевских и Ковригина. Деревья, гаражи, бетонные блоки, мусор. Очень темно, только один тусклый фонарь. Сейчас на блоках сидит Ковригина, читает какую-то книжку. Иногда она смотрит на телефон, морщится и сбрасывает звонки. На ней джинсы, сланцы, спортивная куртка темная с оторванными карманами и прорехой на локте. Под курткой – та самая грязноватая тельняшка.
Из темноты появляется девушка – Татьяна Арнольди, в белом плаще, брюках, кроссовках. Она испуганно озирается, ожидая увидеть трио.

К о в р и г и н а : (хмуро, не отрываясь от своего занятия) Привет. Бабки принесла?
А р н о л ь д и : (нехотя) Да… Все.
К о в р и г и н а : (поднимает голову, ухмыляется) А че так быстро-то?
А р н о л ь д и : (отворачиваясь) Материно колечко продала. Подарок был.
К о в р и г и н а : А-а… (тянет) Ну, давай! (протягивает руку, не глядя).
А р н о л ь д и : (шмыгая носом) Пересчитай только!

Ковригина пересчитывает. Арнольди обеспокоенно посматривает по сторонам. Переминается на месте.

А р н о л ь д и : (неуверенно, но сунув руки в карманы) Я могу идти?
К о в р и г и н а : (встает, фыркает) Можешь. Погодь… вот, короче, бери. И больше это никому не приноси. Никому, поняла? Ни мне, ни Муле, ни Вите.

Ковригина отдает ей эту пачку денег, Арнольди с ужасом отдергивает руки, тогда Ковригина запихивает их в карман ее плаща.

А р н о л ь д и : (ошеломленно) Как это так? То есть… вы не будете больше с нас собирать?!
К о в р и г и н а : (угрюмо) Не будем. Никто не будет. Стопудово, зуб даю.

Арнольди отходит, но вдруг возвращается и заглядывает в глаза Ковригиной.

А р н о л ь д и : Вика… Вика, а тебе не страшно?!
К о в р и г и н а : Неа. Не страшно.
А р н о л ь д и : (счастливо смеется) А мне тоже сейчас совсем не страшно. Когда тогда меня голую увидели, я боялась ужасно… Что пальцем тыкать