Вот мы и встретились 17 и 18

оттопыренными, ушками. В правой опущенной руке он нёс одностволку, которая качалась горизонтально в такт шагам, словно паровозный поршень, вперёд-назад, а следом, чуть отставая, брёл шаг в шаг второй, среднего роста и более плотный, одетый так же, только за поясом у него торчал топор. Вооружены и опасны. До них было уже метров двадцать. «Ну, целкачи», - злорадно подумал Иван Всеволодович, - «сейчас вы у меня попляшете», - прицелился, поймав на мушку качающийся ствол ружья, и плавно нажал на спуск. Бельгийка и снайперский глаз не подвели: картечь ударила по стволу, высокий от неожиданности и силы удара выронил ружьё, тут же подобрал и остановился в недоумении. И тогда Иван Всеволодович жахнул вторым выстрелом под ноги, выбив фонтанчик снега. Усёкши, что с ними не шутят, пара упала в снег и начала разворачиваться, чуть приподнимая зады, по которым очень хотелось садануть дробью, но нельзя – потом не оправдаешься никакой самозащитой. А те, вскочив и низко пригибаясь, побежали зигзагами к лесу и, пока снайпер перезаряжал оба свои ствола, скрылись за деревьями. Он и там мог бы их достать пулями, но… сказано же, что нельзя!
- Стой!! - закричал он что есть мочи. – Стой!! – но где там! – они даже не оглянулись, так им не хотелось возвращаться в посёлок. Но почему?
Иван Всеволодович побежал вдогонку, но, потеряв из виду, свернул к речке и выбежал на тропу. А вот и их следы. Не сбавляя хода, преследователь, надеясь, что ружьё их после травмы способно, если способно вообще, стрелять только по кривой, из-за угла, ринулся следом и готов был бежать до неизвестного зимовья, но вдруг выбежал на небольшую полянку на берегу и притормозил, увидев, как беглецы собираются перебраться на другой берег. Река здесь вбирала оба рукава в один и с шумом протекала между сближенными на десяток метров берегами, а с берега на берег было опрокинуто высоченное старое и облезлое дерево, образовав искусственную переправу, вот к ней-то и устремилась пара. Перейдут, засядут скрытно на том берегу, и не подступишься, не возьмёшь, и из повреждённого ружья достанут, жердями отобьются, голову снесут на переходе.
- Стой!! – опять закричал Иван Всеволодович. – Стоять!! – но только подстегнул беглецов, не желающих ни стоять, ни разговаривать, ни, тем более, сдаваться.
Первым легко перебежал, балансируя, коренастый и устойчивый низкий, а когда следом ступил высокий, то сразу стало заметно, что у него нелады с вестибулярным аппаратом, да и центр тяжести повыше – ружьецо пошатывало, и он продвигался медленно, приставными шагами. «Сейчас я тебе помогу!» - зло подумал Иван Всеволодович, вскинул бельгийку и саданул по бревну чуть впереди неуверенных длинных ног. Полетели щепки, и этого было достаточно, чтобы одна нога высокого со страху соскользнула с намерзшей поверхности дерева, замоталась-задёргалась в воздухе, ища равновесия телу, не нашла, и хозяин спрыгнул в реку по ту сторону переправы и стал не виден. «Прекрасно», - обрадовался стрелок, - «помокни, охладись, быстрее побежишь в берлогу и не станешь караулить меня». Но есть ещё второй, сухой, он-то, перехватив вымокшее ружьё, вполне в состоянии отправить преследователя, если тот сунется на переправу, тоже в воду, но уже с дыркой в теле. Что же делать? Рисковать не хочется. И что делать, если загнанная парочка раздумает сопротивляться и сдастся? Вести к себе в палатку и там ждать втроём вертолёта и удара исподтишка? Тоже не хочется. Иван Всеволодович ещё раз вгляделся в переправу, до которой было шагов с полсотни, но там никого не увидел. Хуже всего, что зверёнышы поняли по его пугающим выстрелам, что их не укокошат, и можно ещё спрятаться, лишь бы не вывезли в посёлок. Почему? «Нет», - решил в конце концов Иван Всеволодович, - «без подмоги не обойтись. Надо ждать вертолёта. Прилетит, пойдём по свежим следам с воздуха, тогда и приглашать по-хорошему или по-плохому». Повернулся и, часто оглядываясь, не крадётся ли следом низкий с ружьём, пошёл в полотняную крепость. На подходе завернул на вертолётную площадку, обошёл её по периметру, утаптывая границы, на всякий случай прострочил и по диагоналям. Начертил посадочные знаки и словно приманил: из-за высокой сопки, что на повороте верховьев реки, раздался мощный стрёкот, а следом появилась и железная птица, да не какая-нибудь, а внушительная «восьмёрка», к тому же с пугающими армейскими звёздами на фюзеляже. Для такой никакие ветры не препятствие. С оглушающим рёвом, пригнув кусты потоком воздуха до самой земли, МИ-8 плавно и без долгого прицеливания сел на площадку. Винты ещё не перестали, успокаиваясь, вращаться, а обрадованный Иван Всеволодович уже спешил к нему в надежде, что прилетели не одни лётчики, а и ещё кто-нибудь, с кем можно отловить негодяев. И не ошибся: из огромного чрева, не ожидая установки лесенки, выпрыгнули – бог ты мой! вот это помощь! – пятеро в камуфляже с автоматами на шее. Что это? Зачем? Вертолёт не за ним? У военных какие-то учения? Да нет, отлегло от сердца, вот и Жора. Когда большой винт окончательно успокоился, все прилетевшие кучно двинулись к аборигену. Первым подошёл свой.
- Привет, - Жора внимательно, оценивающе рассматривал угрюмое и отрешённое лицо старшего товарища. Да и каким оно могло быть у того, в кого недавно стреляли? Было бы ещё хуже, если б попали. – Привёз тебе в помощь бригаду, принимай, - и крепко пожал руку Ивана Всеволодовича.
Следом подошёл камуфляжный, отдал честь и представился:
- Старший лейтенант Старков. Имею задание этапировать сбежавших и укрывающихся здесь рецидивистов. – Понятно стало, почему парочка не хотела возвращаться в посёлок. – Где они? – Лицо у старшого было совсем юным, чёрные реденькие усики чуть топорщились над пухлой губой, а в глазах отчётливо видны были восторг и уважение, которые он испытывал, разглядывая настоящего таёжного кержача, обросшего по-медвежьи.
- Где-то в зимовье за рекой, - устало ответил Иван Всеволодович, - искать надо, - и успокоил: - Найдём, по следам найдём. Пошли? – предложил, торопясь завершить гнусную облаву на мерзавцев, которым не место в тайге.
Пока шли, Жора рассказал, как их вычислили. Когда Казанова привезли, тот сразу сообщил, что от него ушли, ограбив и оставив без помощи, двое работяг, с которыми он промаялся последний месяц. Посмотрели их паспорта и тотчас обнаружили, что фотографии не принадлежат сволочам. Кадровичка, естественно, каялась, что не очень-то сверяла личности с фото, что у неё впервые такой случай, в общем, поставили в известность милицию. Оттуда привезли кипу фотографий разыскиваемых уголовников, среди которых Казанов уверенно узнал своих рабочих. Оказывается, они весной дали дёру из колонии строгого режима, куда попали за ограбление с убийством, а где добыли паспорта, следствию предстоит ещё узнать, и не исключено, что за этим стоит новое таёжное преступление.
- В экспедиции пока молчок, пока не поймали, никто ничего не знает, все думают, что ты застрял здесь только из-за погоды.
- Так оно и есть, - нехотя подтвердил Иван Всеволодович. Он за эти дни безделья так устал, что ничего не хотел и замкнулся на себя и на тех двоих. – Что с Казановым?
Жора рассмеялся.
- Да ничего серьёзного: сильно передрейфил и объелся нашего фирменного баночного борща. Желудок промыли, всадили пару уколов в задницу, и забегал, как ничего и не было, - и, помолчав, добавил: - Уволился, однако, и сегодня собирается отвалить.
- Как уволился? – удивился спаситель, но удивление его было тусклым, малоэмоциональным.
- Да так вот: враз всё решил, и никто не удерживал, - Жора почему-то не стал углубляться в причины поспешного бегства злополучного геологосъёмщика, так и не прижившегося в экспедиции. – Тебе только зазря досталось из-за него.
Иван Всеволодович поморщился как от внезапной боли.
- Ничего не зря, ничего зазря не бывает, на всё есть причины и объяснения. Может, судьба так распорядилась, подготавливая меня к чему-то, чего я ещё не знаю, чего и представить не могу.
Жора как-то неопределённо хмыкнул, заинтересованно и испытующе посмотрел на старшего и сразу же отвёл глаза, чтобы не встретиться взглядом, и не стал ни подтверждать, ни опровергать философский тезис фаталиста.
Подошли к переправе. Старший лейтенант придержал Ивана Всеволодовича, направившегося было первым, и приказал:
- Ребыкин! Вперёд! Быстрым темпом! – он действовал разумно, не рискуя следопытом. Молдой солдат ответил: «Есть!» и, ступив на дерево, умело побежал по нему, почти не вихляясь. Переправившись, спустился на берег, обегал ближайшие кусты, вернулся и почему-то побежал по переправе назад. – В чём дело? – строго спросил командир.
Запыхавшийся солдат объяснил:
- Там, в реке, утопленник.
Тут уж Иван Всеволодович, не слушая окриков старлея, сам пошёл по дереву. Оказалось, река сразу же за переправой делала метровый скачок со скалистого ложа, вырыв яму глубиной выше человеческого роста, а дальше её перекрывал широкий завал из нанесённых половодьем сучковатых и ветвистых молодых деревьев и кустарников, громоздившихся плотиной и под водой, и выше, а под этим завалом застрял высокий, с тоской глядя открытыми глазами сквозь прозрачную воду и сжимая рукой так и не понадобившееся ружьё. Вполне вероятно, что, спрыгнув на скалистое дно, он не удержался там, его смыло в холодную яму, погрузило с головой, где изношенное сердечко не выдержало ледяного удара, и ослабленное тело утащило сильным течением под завал, где бедняга и захлебнулся, отдав душу дьяволу. Разглядев всё, Иван Всеволодович не пожалел гадёныша, подумав: «Собаке – собачья смерть», но тут же, пожалев собак, изменил формулировку: «Мерзавцу и смерть мерзкая». Насмотревшись на подводного охотника, он перешёл на другую сторону реки и призывно махнул рукой оставшимся, а когда переправившийся командир остановился рядом, предложил, как приказал:
- Надо идти за вторым, а этот подождёт, никуда не денется, - и пошёл впереди по хорошо видимым на свежем снегу следам, не ожидая согласия.
Следы вели вниз по течению реки, всё время отклоняясь влево, пока не упёрлись в перпендикулярный ручей, и потянули облаву вверх по ручью, но не долго. Скоро в затишке, окружённом могучими кедрами, обнаружилась низенькая, в рост человека, избушка, сложенная из цельных стволов и перекрытая половинными плахами, с маленьким оконцем сбоку. Когда-то, в далёкие советские годы в низовьях реки, ближе к морю, были, говорят, два поселения староверов, и зимовье, очевидно, их крепких рук дело, осталось как напоминание об изгнанном настоящем русском народе. Не останавливаясь, Иван Всеволодович грузно прошагал к оконцу и, чуть отстранясь, чтобы не получить чем-нибудь по лбу, приказал, а не предложил:
- Выходи! Нож и топор оставь, руки держи вверх.
Дверь избушки сразу же отворилась от удара ногой, как будто низкий только и ждал приказания, и в проёме обозначилась фигура беглеца, держащегося за низкую притолоку.
- Привет, легаши! – бодро прокричал он, и лицо его кривила пьяная улыбка, но глаза глядели зло и насторожённо. – Ба! Какой почёт! – увидел солдат с автоматами. – Нате, курвы, берите! – артистически рванул ворот телогрейки и, отделившись от притолоки, вышел.
- Руки! – закричал старший лейтенант и наставил на него