Санация, гл.1 "Внедрение" + пролог

Интуитивно выставив перед собой руку, Миша спас себе жизнь. В кожу будто вонзилась сотня иголок, а пострадавшая конечность незамедлительно одеревенела. Садовский сел на траву и, прижимая ладонью, рану безразлично смотрел на зверя. Наш герой выбрал бы смерть от руки волчицы, чем позволить себе навредить ей. Однако зверя почему-то больше не интересовал вымотанный соперник. Завиляв хвостом, как обычная дворняга, Бурка высунула язык и помчалась в гущу деревьев.
 Садовский неуверенно встал, но трава предательски поплыла у него перед глазами, и он упал. Со второго раза парню удалось пройти несколько шагов, пока не подул сильный ветер, на который страдальчески отозвалось израненное тело, и вновь Миша был повержен. Третья попытка оказалась удачной. Медленно переставляя ослабевшие ноги, наш герой направился за волчицей. На ходу Садовский принимал человеческий облик и пытался затянуть раны. Получилось добиться сомнительного результата: следов когтей действительно не осталось, однако боль никуда не ушла. Действительно, от перемены мест слагаемых сумма не меняется, закон оказался справедлив не только в пределах математики.
 Поиски Бурки не затянулись: на внезапно появившейся, как человек с рекламным буклетом, зелёной поляне стоял высокий человек в деловом костюме и смотрел на зеркальную гладь воды. Рядом с ним в бесчувственном состоянии лежала Бурка, в луже крови и костей. Внутри у Садовского что-то тревожно оборвалось, и он в бешенстве направился к пруду. Мужчина обернулся, украдкой взглянул на волчицу и, выждав, пока парень замахнётся, отошёл в сторону. Кулак зачерпнул пустоту, и Миша снова оказался на земле.
 - Это означает, что ты готов к разговору? - прокрутив в руке зажигалку, уставился на бойца Горностаев…
Часть 4.2 «Стая»
 Садовский сидел на краю большой кровати из красного дерева и наблюдал за тем, как плавно вздымаются худые плечи Насти. Минут двадцать назад облик волчицы исчез, и теперь на пахнущих стерильностью простынях номера мирно сопела любимая девушка нашего героя. Сон умело, как профессиональный визажист, скрыл следы недавнего инцидента, подарив лицу Насти безмятежность и покой. Наш герой осторожно накинул одеяло, поцеловал девушку в лоб и вышел из комнаты.
 Горностаев развалился в бархатном кресле и, меланхолически оценивая очередную картинку, появившуюся на экране, переключал каналы.  Тошные сериалы, грызня телеведущих, мультфильмы и спортивные новости отказывались приводить Ивана Петровича в хорошее расположение духа. Кнопки оказались безнадёжно вдавлены внутрь, и вскоре поверхность пульта стала похожа на равнину с маленькими ухабами и пригорками. Кроме функциональности пульт вскоре утратил и целостность, разлетевшись о стену.
 - Как я только тратил время на этот бред? – презрительно кивнул Горностаев на новенькую плазму. Плазма не обиделась и продолжила источать убойные монологи Задорнова.
 - Просто вы отвыкли от спокойной жизни, - рассеянно ответил Садовский.
 Мужчина зевнул, слегка сощурился и плевком ворошиловского стрелка превратил беспечную муху, сидевшую на подоконнике, в свежее зелёное пятно. На фоне банальщины в лице матёрых надписей в стиле «здесь был Вася» яд королевской кобры смотрелся оригинально и свежо.
 - Как Настя? Поросёнок должен был ей понравиться, - ухмыльнулся обладатель специфичных слюнных желез.
 - Спит. К утру должна быть в норме, - благодарно кивнул Миша, не замечая подвох. Не всё ли равно, свинина или человечинка стали трапезой для любимой девушки?
 - Отлично. Завтра у нас сложный день, - загадочно произнёс Горностаев, придирчиво осматривая торс нашего героя, завёрнутого в толстый слой бинта.  – Раны не беспокоят?
 - Слегка. До свадьбы заживёт.
 Если бы слова Садовского имели реальную подоплеку, то узы брака не познал бы он никогда. Раны заживали на Мише, конечно, не так быстро, как на собаке, однако даже с человеческой точки зрения регенерация тканей серьёзно тупила. Следы от когтей даже не покрылись характерной защитной плёнкой.
 - Ты лучше меня знаешь, какое лекарство избавит тебя от мучений.
 - Нет. Я этим больше не занимаюсь, - отрезал Садовский.
 Взгляды мужчин красноречиво встретились, как два бойких фехтовальщика, после чего Иван Петрович неожиданно уступил:
 - Ладно, я всего лишь предложил.
 В дверь настойчиво постучали, и Горностаев заметно оживился. Слегка поправив покосившийся галстук, Иван Петрович мельком оценил в зеркале свою мужскую стать и соизволил открыть.
 - Обслуживание номеров. Это вы просили принести уксус? – вопросил бойкий женский голос.
 - Да, милочка. Как раз вовремя.
 Иван Петрович бесцеремонно сгрёб бутылку, откупорил её щелчком большого пальца и присосался к горлышку. Марина, так звали гонца с уксусом, если верить бейджу, повисшему на блузке, как сторожевой бульдог на воришке, относилась к чужим тараканам добродушно. Стряхнув с глаз настырную челку, женщина с докторским интересом взглянула на Горностаева и вкрадчиво спросила:
 - Мужчина, а вы, случаем, не больной?
 - Сушняк полный. Думал, от жажды умру, - поделился тот и, вспоминая суть вопроса, втащил буксирующую женщину в номер. – Нет, Марина, я в самом расцвете сил.
 - Карлсон, прям, - неосторожно брякнула та.  – Только пропеллера не хватает.
 - Карлсону нужен не пропеллер, а Малыш, - охотно вжился в образ Горностаев. Опытные сердцееды утверждают, что грамотный флирт – ниточка к сердцу женщины. Иван Петрович сразу прокладывал километровый мост, не размениваясь на мелочи.
 - Ошиблись с полом, - нашлась Марина.
 - Карлсон повзрослел, и вкусы его резко изменились, - подмигнул Иван Петрович и обхватил женщину за талию. Тактичный маневр не оценили по достоинству: сверху его обдало бычьим дыханием – Марина была на голову выше своего соблазнителя.
 - Если Карлсон не отстанет, то схлопочет по шарам, - недоброжелательно осклабилась девушка, взглянув на свою туфлю 45-го размера. По габаритам Марина могла быть каким-нибудь мастером спорта в отставке.
 - Карлсон не обидчивый и стерпит капризы дамы!
 - Это мы ща посмотрим!
 - Давайте без драки! – вмешался в назревавший, как нарыв, конфликт Садовский. – Марина, если не хотите, чтобы он рано или поздно вас съел, немедленно уходите!
 - А он может? – не удержала поводья женского любопытства девушка.
 - Ещё как. Ничего личного, но вы интересуете его, как кусок мяса.
 Горностаев смущённо улыбнулся и продемонстрировал раздвоенный змеиный язык и клыки, с которых стекала мутная жёлтая жидкость, прожигающая паркет на добрый сантиметр. Незамедлительно хлопнула дверь, и в коридоре послышались гулкие шаги осознавшей прелесть жизни Марины.
 - Эх, а я уж понадеялся на сытный ужин, - пожаловался Иван Петрович. Взяв приступом холодильник, он вернулся с завёрнутой в фольге жареной курицей. На Садовского мужчина не обижался, разве что слегка разочаровался в своих способностях ловеласа.
 Миша в это время смотрел с высоты третьего этажа на темнеющий холст неба. Взгляд у него был мечтательно-созерцательный, как у Малевича, набрасывающего контуры своего чёрного многоугольника. Кучерявые облака плыли важно и грациозно, как лебеди, грустным взглядом ослика Иа сопровождая свой путь. Звёзды, загорающиеся на вечернем полотне, напоминали праздничные свечи, а щеголеватые самолёты, совершавшие вечерний рейс, - хвостатые кометы. Лишь лунный серп одиноко прокладывал дорожку света к нашей планете, нагло смещая солнечную фазу.
 - Знаешь, чем мы с тобой отличаемся? – подошёл к перилам балкона Иван Петрович.
 Раздался щелчок зажигалки - и истерическое пламя взвилось, как пришпоренная лошадь. Край сигареты начал робко тлеть, и клубы дыма начали расползаться во все стороны ядовитым туманом. Горностаев с наслаждением затянулся: драконий жар ураганом прошёлся по гортани, осев в итоге слоем едкого никотина на лёгких.
– Ты веришь в искупление вины, пытаешься оправдать свои поступки самопожертвованием и отсутствием выбора. Но что это меняет? Доктор, который из ста операций проведёт три неудачных, будет помнить не столько моменты триумфа, сколько свои провалы. Так как отнятая жизнь стоит в разы больше спасённой. Моя же логика простая: если поступок, каким бы страшным он ни был, даёт видимый результат, то жертва, которая была принесена в процессе, является необходимой. Мы же не рыдаем по дереву, когда исписываем очередную тетрадь или ломаем грифель карандаша.
 - И зачем нужно было превращать Настю в мутанта? Я не так наивен, как моя девушка! – бунтарски дрогнули скулы Садовского.
  Миша давно заметил, что все громкие заявления с момента произнесения начинают подвергаться сомнению. Бросаешь вызов мирозданию   – будь готов к тому, что сначала бумерангом прилетит к тебе твоя же перчатка. Если справишься, то готовься к массовому расстрелу. Наш герой сел в лужу недалеко от старта: наивно предположил, что получит от Горностаева лаконичный ответ.
 - Человек как графин. Вместо жидкости в этом графине содержатся чувства. Любовь одно из сильнейших, поэтому занимает достаточно большой объём. После твоей смерти графин Насти оказался пустоват. Скорбь – лишь послевкусие былой любви и привязанности, как зола и угли, оставшиеся после костра. Занимает места меньше, чем любовь, а графин всегда должен быть полон. Угадай, чем твоя девушка наполнила его?
 - Гневом, - тихо проговорил Садовский.
 Губы нашего героя будто наполнили свинцом. Слова, произносимые Мишей, стали похожи на речевые потуги человека, отходящего от заморозки зубов. Проблема была не в уважении, и даже не в страхе. Горностаев своей отрицательной энергетикой, от которой на клумбах вяли цветы, а птицы опадали на землю, как перхоть, замуровывал в парне собеседника.
 - Интересное свойство гнева в том, что количество его неограниченно. Мы любим родственников, избранников, друзей в некоторой степени, в то же время гневаться можно сразу на весь мир. Каковы масштабы, однако! – искренне восхитился Иван Петрович.
 Садовский, однако, усомнился в любовных масштабах самого оратора. Своих родителей заботливый и чуткий Горностаев отправил в дом престарелых, куда заглядывал, в лучшем случае, пару раз в год. Избранницы рокового мужчины жили не больше трёх дней, после чего уныло путешествовали по пищеварительному тракту в компании желудочного сока.  Друзей же он не заводил, предпочитая деловые отношения в стиле «сеньор - вассал».  
- Это жгучее чувство заполнило Настю до краев, пленило её разум. Несколько часов в день она смиренно сидела на твоей могиле, а потом обдумывала планы мести, даже пыталась выйти на контакт с Даламбером. У меня не оставалось способа остановить твою девушку, кроме как запустить вирус в её организм.
 - Куда же делась гарантия, что Настя не пострадает за время моего отсутствия?!  Вы не сдержали своего обещания, Иван Петрович, и подвергли риску жизнь моей девушки, - ткнул пальцем в грудь Горностаева Миша.
 Если с точки зрения этики этот жест мог вызвать порицания, то с позиции Ивана Петровича наглец мог расстаться с указкой навсегда. Фортуна в этот раз щедро сохранила Садовскому конечности.
 - А ты не выполнил задание, из-за чего мы и переместились во времени. Настя поставила под угрозу