ты там телишься? – Лере тоже не терпелось подёргаться в африканской пляске. – Что ты за мужик, если не умеешь бабе бюстгальтер завязать? – Недомужик вмиг порозовел и кое-как справился с трудной задачей. Отсбруенные кобылки теперь упоённо крутились каждая вокруг партнёрши, старательно натирая скользящими подошвами умятую землю, утратившую травяной покров. – Давай, Джон, поддай жару! – Но как он ни старался, у него ничего терпимого не получалось. В конце концов, неспособный Митрофанушка прекратил попытки превратиться в Терпсихора и уселся у стола зрителем. От дальнейшего издевательства его спас набег дикарей от других стойбищ. Услышав волнующие звуки адреналиновой музыки и увидев трудящуюся в поте лица троицу, они массово нахлынули на импровизированный толчок и, теснясь друг к другу, конвульсивно задёргались в психозе, несмотря на валящую с ног духоту. Насмотревшись, Иван Всеволодович, кое-как вихляясь, приблизился к Вере.
- Ладно, приходи в девять к дискотеке, - предложил негромко.
Она, обрадовавшись, улыбнулась и согласно кивнула головой, а он, чтобы не обижать чёрную, то же самое предложил и ей, и от неё получил согласие. Удовлетворённый провокатор-вредитель, гад и просто сантехник и не думал появляться на дискотеке, решив сделать приятный сюрприз подругам, поспорившим о его благосклонности к одной из них, и с чистой душой поспешил на ужин, где был самой британской любезностью, вызвав тщетные ожидания следующих практических шагов к сближению. Уморив червячка, пошатался по предместью, не приближаясь к дискотеке и, утомившись от безделья до зевоты, уединился в келье, второе место в которой всё ещё пустовало. Сначала смотрел тоскливый футбол, потом пошлую «петросянщину» и незаметно заснул, подчинившись дальневосточным биологическим часам, не отрегулированным ещё на местное время.
Утром его по глупости сманила на экскурсию по городкам побережья громкоголосая настырная экскурсоводша. Из всей целодневной поездки в автокрематории ему отрывочно запомнились Орлиное Гнездо, многолюдные базары с калейдоскопическим многоцветьем фруктов, дороже, чем у них, на Дальнем Востоке, и смешавшиеся в одну кучу дворцы царских и советских вельмож. Выпав уже в темноте из душегубки, поспешил к морю. На затемнённом безлунном пляже никого не было, кроме единственного пожилого мужчины с абсолютно седой серебристой шевелюрой, охлаждающегося на ближайшем к воде лежаке. Иван Всеволодович быстро разделся, сложил шмотки на соседний лежак, с разбега бросился в прохладное море и, не оглядываясь, долго плыл, перебравшись, наконец-то, через буйки. Когда силы иссякли, обернулся и не увидел ни берега, ни береговых огней. Возникло ощущение, что он один во всём мире завис в необъятных водных просторах: кругом безмолвная вода, влажный воздух и низко нависшее тёмное небо, переполненное яркими южными звёздами. Страха, однако, не было. В какой-то момент ему даже захотелось плыть, не видя ориентиров, дальше, и он с трудом переборол в себе это убийственное желание и постарался сосредоточиться. Нашёл Полярную звезду и, ориентируясь по ней и по убегающим пологим валам, поплыл на север, экономя силы. По счастью, вскоре заметил вдали чуть видный мигающий огонёк и рванул к нему, а скоро и выплыл из-за скал, закрывавших огни побережья. На берег выбрался, шатаясь.
- Что-то вы, батенька, долгонько плавали, - встретил его седой. – Я уже стал беспокоиться и посемафорил фонариком.
- Спасибо, - хрипло поблагодарил бесшабашный ночной мореплаватель, тяжело садясь рядом. – Вы мне очень помогли.
- Ночное море очень коварно, - обрадовался спаситель вечернему собеседнику, – оно затягивает, словно неразделённая любовь: и в первом, и во втором случаях быстро теряешь ориентиры и голову.
Трясущийся от запоздалого страха Иван Всеволодович пообещал:
- Я обязательно учту ваше предостережение в будущем.
- Вы весь дрожите, - заметил, наконец, маячный. – Немедленно идите в помещение и примите что-нибудь согревающее, а то простудитесь, - и добавил тихо: - А я ещё посижу: мне уже терять нечего.
«Итак, я всё же не выдержал испытания отдыхом и сегодня уезжаю к родителям. Очень бы хотелось увидеться с вами ещё раз, но я даже не надеюсь, что вам это будет не в тягость. Одно греет, что глядя на аметист, вы, наверное, будете иногда вспоминать незадачливого дальневосточного бродягу, ненароком попавшегося вам на дороге. Вспоминайте, пожалуйста, без отвращения. Всего вам доброго и ярких успехов на сцене. Ваш фанат – Иоанн сын Всеволодов».
Написав это письмо на следующее утро после потери ориентиров в ночном море, Иван Всеволодович попрощался с неразговорчивой администраторшей, сославшись на то, что должен срочно ехать к родителям, и, облегчённо вздохнув, вышел из санатория. Помахал ему ручкой и сноровисто отправился на стоянку такси.
-7-
Повинуясь тайному указанию аметистового мага, Мария Сергеевна на первой ознакомительной читке попросила главрежа сменить ей главную роль второстепенного плана – дочери - на второстепенную – служанки. Надо было видеть и слышать, с какой яростью накинулся на неё Аркаша, словно она попросила о чём-то сверхзапретном.
- Только ты, - заорал он, выпучив оливковые глаза и брызжа пенной слюной, - способна вставлять мерзкие клинья под накатанную телегу рабочих репетиций! Только тебе всё не нравится с самого начала! Я не потерплю!! – взвизгнул он, и его стало даже жалко. – Не позволю, чтобы меня постоянно поправляли, расстраивая генеральную линию спектакля, досконально продуманную режиссёром! Это моё дело – вести спектакль, а ваше – неукоснительно подчиняться! Дисциплина, строжайшая дисциплина – основа успешного театра! Ясно? – Все обречённо молчали, тихо радуясь, что заносчивой Машке попало. – Только я вижу весь спектакль, а ваше актёрское дело – следовать за моим взглядом! Ясно? – Всем было ясно, что его опять не подпустили к телу. – Я! Я за всё в ответе! Ясно?
Но Мария Сергеевна была не из тех, кто терпеливо сносит незаслуженные окрики. К тому же яростный спор о том, кто первее – актёр или режиссёр – шёл между ними давно и безрезультатно. Она в запале приводила ему в пример самый массовый и самый народный спектакль – футбол, победа в котором зависит, в основном, от футболистов, от их мастерства и самоотдачи и очень мало – от тренера-режиссёра, и если побед нет, то меняют именно его, даже если он и наипервейший в рейтинге. Актёр, пусть даже дисциплинированный, но вялый, без искры божьей, не принесёт успеха спектаклю и, в лучшем случае, вызовет снисходительную зрительскую зевоту. Мария Сергеевна была убеждена, что актёр, деятель сцены, должен сам, без понукания и подсказки, выбирать себе роль, чтобы вжиться в неё, близкую по духу и складу характера, а режиссёр может только подправить нюансы игры, а не давить грубо. Аркадий Михайлович же, ссылаясь на Станиславского и других мшаников, стоял на том, что любой актёр, независимо от таланта, - всего лишь винтик в театральном механизме и обязан завинчиваться туда и на столько, куда и на сколько потребует всемогущее видение и предчувствие режиссёра.
- Да вы посмотрите, в конце концов, на нас с Элизабет, - решила Мария Сергеевна не обострять отношений и по-женски обойти препятствие с фланга, - ну какие мы мать и дочь? Даже по масти не подходим друг другу.
- Выкрасишься, - ловко выкрутился сообразительный режиссёр. Но и изворотливая актриса не осталась в долгу:
- У меня аллергия на химию.
На что возмущённый деспот громко фыркнул:
- Какая такая аллергия? У тебя может быть только аллергия на плохое исполнение роли, заданной режиссёром, ясно?
Но ей всё ещё не было ясно:
- И по возрасту мы никак не родственная пара – почти одногодки.
- Нарисуем матери морщины, - в горячке выпалил взвинченный Аркадий Михайлович и осёкся под нахмуренным потемневшим взором Ё-Лизы. – Ну… не знаю… не знаю, - забормотал он, пряча глаза. – Наши театральные корифеи и в семьдесят прекрасно справлялись с ролями юношей, - заелозил вспять, стараясь не потерять лицо руководителя.
Пришла пора и строптивой, незаслуженной и ненародной, встать на дыбки:
- Это им так казалось от гипертрофированного самомнения, подыгрывать же таким юношам, по меньшей мере… неловко, - она хотела выразиться точнее: «противно», но не решилась мазать грубостью монументы. – Согласитесь, что внутреннее состояние актёра, соответствие его физического и душевного состояния образу, а не профессиональная наигранная маска, делают роль привлекательной для зрителя. Неужели не ясно?
- Да что тебе может быть ясно? Без года неделю на сцене, и туда же! Мнишь мастером! – снова начал заводится эмоциональный режиссёр, но его остановили.
- Маша права, - положила конец теоретической сваре примадонна и жена, - надо заменить, - и к Марии Сергеевне: - На кого? Как ты думаешь?
Обрадованная успехом спорщица, не задумываясь, назвала:
- На Аню.
Все разом повернули головы, чтобы взглянуть – будто никогда не видели – на претендентку на место около тела. А она и вправду всеми статьями – и лицом, и телесами – очень походила на сценическую мать.
- И морщин никому делать не надо, - добавила Мария Сергеевна, и этот веский аргумент решил вязкое дело в пользу зарозовевшей Анюты.
- Ни-ког-да! – отрезал, нервничая, всемогущий режиссёр. – Вы что, хотите завалить спектакль?
- Попробуем, - внимательно осмотрев сценическую дочь, как будто тоже видит её впервые, высказала общую точку зрения Елизавета Авраамовна. – Справишься? – спросила по-матерински строго.
Любимая дочь-соперница покраснела ещё гуще.
- Я всё буду делать так, как скажет Аркадий Михайлович.
«Предательница!» - определила новую роль Анны Мария Сергеевна.
Начали работать сидя, языками, и, чем дальше работали, тем скорее душещипательная драма превращалась почему-то в гротесковую комедийку.
- Не то, не то, не то… - канючила присутствующая драматургиня, заламывая худющие руки и часто подталкивая спадающие к кончику носа очки. В конце концов, Аркаша разозлился:
- Что не то? Мы из вашего «не то» театральный шедевр делаем. – Он нервно забегал по сцене, натыкаясь на сидящих «не тех». – Народ с ночи будет за билетами толпиться, во всех газетах напишут…
- …некрологи, - услышалось энтузиасту в спину.
Он быстро обернулся и поискал глазами мрачного шутника. Не обнаружив, продолжил:
- Нашему современному зрителю обрыдли тягучие нравоучительные пьески, требующие драматического сопереживания. Переживаний у наших людей и на жизненной сцене хватает, а на нашей мы должны – просто обязаны! – дарить им радость и забвение от повседневных тягот. Поэтому - долой заумные, так называемые, классические пьесы! Новая культура требует только развлечений. Я, конечно, не против классики, но её пора обновить, приспособить к нынешнему энергичному молодому зрителю: убрать максимум тяжеловесных декораций, одеть артистов по-современному и дать им молодёжный язык, обогащённый понятным сленгом. – Он остановился перед Марией Сергеевной. – И побольше юмора, не английского, а чёрного, дворового и посмачнее, чтобы не смеялись, а ржали, - и громко засмеялся, показывая, как надо ржать.
- А как насчёт пошлятины? – опять спросил кто-то в узкую напряжённую спину.
И опять театральный
