Копчёный и другие (повесть)

появившись, Перголин (как-то сразу и само собой на новом месте его фамилию переиначили в Пердолин) застал обитателей коптильни в крайнем возбуждении. Они все столпились у кабины здоровенной фуры, порыкивающей мотором у самых ворот. Высунувшийся в окошко водитель махал бумажкой и что-то орал. Ему орали в ответ. Вокруг, стараясь дотянуться до шофёрской руки, скакал взъерошенный Копчёный и визгливо тявкал.
     Виктор Павлович успел как раз вовремя. Тихон уже дёргал дверцу кабины. Что бы вытащить «водилу» для скорой расправы.
- Стоп! Что происходит?!
     -     А куда он прётся?! Виктор Палыч? Чуть Копчёного не задавил! Мы говорим: не туда. А он прётся! Мы говорим: у нас не склад! А он: у вас, у вас! И какой то сраной бумажкой в нос нам тычет.
     -    Так, товарищ, покажите бумагу! Хорошо, всё верно. Заезжайте. Разгружать будем вон в ту сараюху, ворота видите?! Убрать придурков? Очень хорошо! Товарищи, машина к нам. Обеспечим разгрузку и складирование. Вот вы, э-э…, Трофим…, Тимофей…
     -    Тихон.
- Да, Тихон. Погрузчик готов?
- Готов, но всё на соплях. Запчасти нужны.
- Запчасти будут! Всё будет. Вот этот… человек, у вас для чего?
- Для всего.
     -     Очень хорошо. Пусть ставит коробки на поддон. А вы их – погрузчиком – вдоль коридорчика и на склад, где у вас рыбка, сколько влезет. Что не поместится под навес. Товар хрупкий, так что осторожней. Бой сверх нормы вычту из зарплаты. Нина Ивановна! Тетрадочку и тщательнейший учёт! Водитель, где водитель?! Кузов открыли? Товарищи, приступайте! Водитель. Пройдёмте ко мне в кабинет. Я только что обосновался, не всё ещё готово. Мы потом проедем с вами в город, там, в «Тропикане» Ирэна Ашотовна вам печать поставит. Нет, нет, не беспокойтесь, под мою ответственность, идёмте…
     И, подхватив шофёра, Перголин утащил его в бывшую коморку Нины Ивановны.
     -  Вот тебе и раз, - Тихон почесал затылок. -  Валер, ну чего там?
     Валера, уже успевший забраться в фуру, растерянно оглянулся:
- Водяра. Ей Богу, водяра! Полный кузов коробок.
     -    Батюшки светы! – Ивановна уже слюнявила карандаш. – Вы, ребятки, поосторожней. Откуда же её столько?
     Тихон взглянул на номера.
- Осетия.
- Чего?
     -     Осетия. Кавказ. Полный кузов палёной водки. А мы её складировать будем.
     -     А может она ещё хорошая? - Валера постучал согнутым пальцем по коробке, словно пытался на слух определить качество её содержимого. – Надо её попробовать.
     -    Попробовать то мы её попробуем. Но чудес не бывает. Ладно, поехали.  
     Валера работал в кузове, а Тихон отвозил коробки на погрузчике и составлял их вдоль коптильного коридора и на складе, так чтобы не заставлять ящики с рыбой. Ивановна бегала взад вперёд и тонко взвизгивала:
     -    Осторожнее, ребятки, осторожнее! Как бы бой не случился.
     
    Виктор Павлович расхаживал по двору с «мобильником» возле уха, толи разговаривал с кем-то, толи просто делал вид. Шофёр, разувшись, лежал в траве, возле него булькал транзистор, навевая сладкий сон.
    Около двух, возле ворот посигналила легковушка и Перголин, разбудив водителя, отбыл с ним в неизвестном направлении.
    Тихон заглушил мотор и спрыгнул на землю.
     -  Перерыв. Валера, давай. Ивановна, пиши бой.  
     В кузове громко хрустнула упаковка.
     -  Только не всё разом, ребятки, не всё разом, а я вам сейчас редиски намою, редисочки.
     Ивановна запылила в бытовку, а мужики умылись и прошли под навес, устало, развалившись на лавках. Валера потряс бутылку, посмотрел на свет. Вздохнув, глянул на этикетку:
     - «Пшеничная оригинальная». Во, блин!
     Скрутил пробку, вяло перекрестясь, забулькал из горлышка. Тихон, страдальчески морщась, смотрел на него.
- А-а-а-а-а-а…
- Ну, как?!
     Смаргивая набежавшую слезу, широко раздувая ноздри, Валера делал короткие вздохи и шёл мелкой дрожью.
     -  Я… в детстве… на спор… бензину выпил. Детство вернулось! Фу-у-у…
     Петрова перестало корёжить, он улыбнулся.
     -  На, Тишь, пей. Проверенно. Дрищ обеспечен, но жить будешь.
     Подошла Ивановна.
     -  Уже глушите? Этот то ладно, ты то, Тишь, хоть редисочкой закуси.
     Угостила редиской, сама не побрезговала, - достав из кармана лафитничек, - сняла пробу. Под редисочку, под хлебушек ржаной, уговорили вторую «особую». Обмякли, расслабились, разговор пошёл.
     -  Ишь, как она там торкается, - Петрович погладил живот, – как дитя в утробе.
     -  Тьфу, охальник, за столом такие вещи.
     -  Не боись, не рожу. Знаешь. Ивановна, чем культурный человек отличается от некультурного? Культурный человек может мордой в салате лежать, но пукнуть за столом ни-ни.
     -  Если ты такой культурный, чего кроссовки снял, душегуб?
     -  Ноги горят, Нин. Беда! Один раз мне посоветовали: тряпицу куриным дерьмом смазывать и на ночь ей ступни обматывать. Так Ирка со мной спать отказалась. Неделю её забастовку терпел, потом плюнул. Жена она мне или не жена. Такую любовь ей засандалил, – сиськи на бок.
     -  Неправильно тебе сказали, куриное дерьмо от облысения помогает.
     Тихон лежал на лавочке, курил и посмеивался:
     -  Валер, от потливости дубовый отвар хорошо, а для волос крапива. Что это вы всё дерьмом то мажетесь?!
     -  Так. Тишь, жизнь то какая! – Нина Ивановна горестно вздохнула.
     -  Башкой в крапиву я не полезу, а на счёт ног – дубов в округе не хватит. Ладно, уж, обуюсь.
     Отдохнув, поднялись и пошли продолжать работу. Пустые бутылки демонстративно оставили на столе: мы не воры, что взяли, за то ответим и ещё возьмём.
     Под вечер, когда уже отгружали последнюю партию, на двор въехала новенькая «Нива». Первым из неё показался водитель водочного грузовика, коротко глянул в кузов и полез копаться под капотом. Затем появился Виктор Павлович, обежал машину и, услужливо открыв дверцу, помог выбраться даме.
     Коренастая, крепко сбитая, некрасивая, с усами под крупным носом, - это была хорошо известная всему городу Ирэн Ашотовна Перильянц, по кличке «Рыжуха». Владелица нескольких магазинов и торговой фирмы «Тропикана». Рыжей она не была, напротив, единственно красивой в её внешности являлась копна, иссини чёрных, вьющихся волос, а кличку она получила из-за обилия золотых украшений, которые, напоказ, гроздьями свисали с неё. Неприятный немигающий взгляд круглых тёмных глаз и привычка цокать зубом между короткими отрывистыми фразами, привели к тому, что её искренне считали ведьмой. Умеющей наводить порчу и знающий заговор на деньгу, что б та сама к ней в дом шла. С милицией и «бандюками» она была в самых тёплых отношениях. Короче, человек умел жить. Говорят, случился один «залётный», который пожелал облегчить Ашотовну на золотишко, но где он теперь и что с ним случилось, то ни кому не ведомо. Вот страсти, какие!  
     И теперь эта дама стояла и смотрела на новую среду обитания, и её реликтовых обитателей. Решая, быть им, или не быть.  
     Перголин суетился, забегая хозяйке то с левого плеча, то с правого.
     -  Ну, вот, - собственно такая территория. Очень удобно, на отшибе, подъездная дорога, коллектив небольшой, проверенный, но и его можно подкорректировать. Если желаете подробнее, я вам всё могу показать.
     -  Покажешь, покажешь. Цок!
     Неуловимым движением она ухватила Перголина пониже брючного ремня.
- Куда?
- В сараюшке кабинет, - сдавленно прошептал Перголин.
     -    Веди в сараюшку. Цок! – её пальцы разжались. – Только сам веди, хорошо? Я всё же дама.





Глава 16.

Контры Перголина. Штрейкбрехеры с помойки

    Так и пошло. Почти каждый день на коптильню стали приходить машины, что-то забирали, что-то выгружали. Груз был разный: спиртное, обувь, сигареты, однажды какие то подозрительного вида мешки.
     -  Виктор Павлович, - останавливала Нина Ивановна слонявшегося по двору Перголина, - рыбка пропадает.
- Ну и чёрт с ней.
- Клиент уйдёт!
     -    Нина Ивановна, если так грузооборот пойдёт, эта рыбка за месяц на год вперёд окупится.
     Мрачный Тихон объяснял умученным товарищам:
     -  Перевалочный пункт. Сюда фурами, отсюда машинами, мелкими партиями, по области, в Подмосковье, а то и в саму Москву. В Рязань уж точно. Весь товар левак. Гниль и подделка. Хорошо если не отрава.
     -  Грех то, какой, - Нина Ивановна качала головой.
     -  Сама посуди, Ивановна. Взять на хранение партию «палёнки» или сигарет левых. Подыскать клиента, обеспечить доставку. Ну и погрузка разгрузка, само собой. Бабки то, какие! Для нашей фирмы немалые. Вот Пердолин, сука, и подсуетился. «Рыжуха» баба не дура, свои каналы подключила. От чужих глаз в сторонке, площадь позволяет. Только дело это подсудное. Были бы «менты» нормальные, давно бы нас повязали. А то ведь в доле с «бандюками», груз сюда да отсюда сопровождают.
     -  А Андрюша то наш, в курсе чего тут делается. А то нагадим, а ему разгребать. Когда вернётся.
     -  Ну, это если вернётся.
     -  Что, думаешь так плохо?
     -  Да чего уж хорошего? Видно покоцали его крепко, прижали. Не мог он этого гада не просчитать, мужик то тёртый. Но именно поэтому, может и вернётся, своё возвращать. Вообще, надо бы поинтересоваться у Пердолина, не отзвонился ли шеф. Считай, почти неделя как уехал. Схожу, разведаю.
    Тихон вернулся, разводя руками.
    -  Звонил шеф.
    -  Да? Ну, значит, не скрылся. И как он там?
    -  Дуркует Андрюха. Действительно в Турции. Добрался он до своих руин. Увидел в раскопе, какие то черепки, полез, естественно бухой, упал, сломал ногу. Теперь сидит в гостиничном номере, с видом на минарет. Нашел, какую-то блядину, из наших, она за ним  ухаживает. А он квасит.
    Помолчали. Валера достал пачку «Кэмел», закурил.
    -  А сигареты то ничего. Я даже знаю, где их делают. Тут, недалеко от Михайлова, на бывшем мясокомбинате.
    -  Заткнись, а?!
    -  Я чего, я ничего.

    На самом деле Валера чувствовал себя неважно. Он понимал: ещё неделя такой «пахоты» и он сдохнет. Хоть самого вешай в коптильне вниз головой. Надо бы уходить, а куда? Опять кабели выкапывать?
- Я, Тишь, вот что думаю…
- Ну?
- Погрузчик то еле дышит?
- Ну?
- Викалыч запчасти так и не купил?
- Ну?
- А что если он вообще сломается, падла металлическая?
     -    В смысле немножко саботажа не помешает? А что, тут есть что обдумать. Можно попробовать!
     На следующее утро труженики коптильни стояли посреди двора и махали руками. Перголин стоял перед ними и тоже махал. На них. Тихон совал ему под нос какую то тусклую железку.
- Я тебе докладывал?
- Ты мне не тычь!
- Вы мне обещал запчасти?!
- Не тычь, не тычь!
     Ивановна махала учётной тетрадью.
     -     Это же тонны, Виктор Палыч. Голова болит! В глазах рябит от этих крестиков. Ты мне куркулятор обещал? Обещал! Гони!
    Валерий Петрович норовил подсунуть Викалычу какой-то скомканный волосатый предмет.
     -    Что вы! – испуганно отмахивался Викалыч. – Уберите тряпку!
     -    Это не тряпка! Не тряпка это, глянь! Это собачий пояс! Первое средство для спины. А спины у меня уже нету! Есть скрипучий шкаф.
- Какой шкаф?! Иди ты на хрен!
     -    Каждый крест, в этой сраной тетрадочке, это крест на моей спине. А руки?! Их только две. Вот одна! Вот другая!
     -    Руки от лица! Отставить базар! Через пол часа придёт фура.
     -    Плевать! Я тебе не Кинг Конг, машинами кидаться!
     Викалыч вдруг умолк. Закусив губу, исподлобья, хмуро уставился на продолжавший клокотать коллектив. Лишь машинально отводил в сторону, упорно