Да пошли вы все!.. Повесть. Глава 2

устремился в сторону дикой прогулочной аллеи. Но там было пусто. Иван Ильич посмотрел на часы, но на руке тоже было пусто. Он и без часов догадался, что пришли слишком рано, намного раньше договорных семи.
Для него это в порядке вещей. Если для других, даже для большинства, привычней опаздывать или, мягко говоря, задерживаться, то для него – наоборот: приходить рано. Когда в прежней счастливой супружеской жизни они с Элеонорой собирались куда-нибудь в гости или, редко, в театр, он всегда, нервничая, торопил, а она, неторопливо собираясь, терпеливо внушала ему, что это от неуверенности в себе, и надо избавляться от этого качества непоноценности. Лучше всего думать, что без него не начнут, раньше его не придут, а если и подождут, то не утомятся, и вообще, полезно немного помедлить, давая понять, что не он нуждается в чём-то и в ком-то, а нужен сам. Сама Элеонора никогда не опаздывала, задерживаясь ровно на десять минут. Даже – в театр.
Сейчас Иван Ильич не был уверен ни в себе, ни в экипировке, ни в том, что сумеет показать, что собачье свидание ему вовсе не нужно, и явился он сюда так рано всего лишь ради Дарьки. Собственно говоря, так оно и было, ведь в течение сумбурного дня он ни разу не вспомнил о Юлиной тётке. «Вот же мымра!» - подумал раздражённо. – «Не может прийти пораньше!» Приходилось маячить в лесных дебрях в одиночестве. Но долго прохлаждаться в лесной тиши не удалось, поскольку главный гуляка, низко опустив следоискатель, торопливо побежал зигзагами по тропе вперёд, всё уменьшая амплитуды синусоиды и ускоряя волновой бег. Надо было бежать следом в отнюдь не спортивной форме.
Через пару обильных струй пота за поворотом показалась спина женщины. Узкие плечи, отчётливая ямка между лопатками, ясно выраженная литературно-осиная талия, узкий зад и крепкие прямые ноги явно принадлежали девушке. Светлое платье плотно облегало фигуру. Распущенные волосы свободно падали на плечи. Под ногами у неё путалась Юлька, то и дело отбегая на край аллеи. Дарька стремительно налетел на подругу, повалил, она вывернулась, вскочила, снова была повалена, и вот они уже устроили радостные собачьи салочки. А девица, намеренно не обращая на них внимания, продолжала широко и мерно шагать, как солдат, хотя наверняка слышала приближающиеся сзади неровные шаги. «Такая», - подумал Иван Ильич, - точно не умеет спешить и поджидать, уверенная в том, что спешить к ней и поджидать её должны другие».
- Постойте! – закричал запыхавшийся кроссмен. – Сегодня вы с Юлькой?
Она, наконец-то, остановилась, полуобернулась и… Вера Васильевна ответила с лёгкой усмешкой:
- Как видите.
Он, опешив и растерявшись, увидел, что это совсем не мымра и не жердь, и уж точно не стиральная доска. На него лукаво глядели смеющиеся серые глаза, слегка и умело удлинённые чёрной тушью, приветливо улыбались слегка и умело подкрашенные губы и симпатично торчала высокая грудь, не имея ничего общего со вчерашней тореадорской фигурой.
- Простите, - промямлил он, - не узнал.
Она засмеялась.
- Я пришла пораньше, а то встреча в точно назначенное время очень смахивала бы на любовное свидание. Как вы думаете?
Он никак не думал и, конечно, не допёр до такой казуистической мысли и поэтому согласился:
- Я… тоже…
Она опять рассмеялась, будто играя с ним в поддавки. А он никак не мог прийти в равновесие. Язык не слушался, как будто его тоже одели в джинсы, а по задней промежности потёк пот, и Иван Ильич испугался, что он просочится наружу. Элеонора говорила, что обильное потоотделение – тоже признак неуверенности в себе, и сейчас он полностью был с ней согласен.
- Вы так спешили прийти пораньше, - долбала Вера Васильевна вконец растерявшегося кавалера, пришедшего значительно раньше назначенного срока, чтобы не подумала, что на свидание, - что даже не успели переодеться в домашнее?
- В общем… да… - подтвердил Иван Ильич, начиная злиться и на себя, и на неё.
- Пришлось даже удрать с работы? – тюкала она в одну точку, словно проверяя на устойчивость его психику.
- Нет… почему же… - нехотя возразил он. – У нас, в общем, довольно свободное расписание.
- Где это вам так подфартило устроиться, если не секрет? – поинтересовалась, не убирая приклеенной улыбки.
- Не секрет, - успокоил он её. – Я работаю в секретном конструкторском бюро Института Электроники.
- Да-а! – совсем расплылась в радостной улыбке Вера Васильевна, радуясь за него.
Восстановив статус-квошные отношения, она снова двинулась спокойным размеренным мужским шагом, предоставляя ему возможность или тесниться рядом, не соприкасаясь, или плестись следом в качестве свиты. Он предпочёл идти дуга в дугу.
- Я рада, что собаки рады, - уточнила она нейтральную позицию.
- Я – тоже, - согласился Иван Ильич, согласный и провалиться на месте, и позорно повернуть назад, и вообще не приходить сегодня сюда, но… ради собак…
- А я ничего не соображаю ни в радиотехнике, ни в компьютерах, мне доступна только клавиатура мобильников, - созналась в отсталом тупоумии гордячка. – Мой телевизор уже год работает только тогда, когда его хорошенько стукнешь.
Это её признание вернуло спецу самообладание, и он авторитетно посоветовал:
- Вызовите мастера по ремонту, они сейчас в очередь стоят к клиентам.
- Приходил паренёк, - хмыкнула она, - поковырял отвёрткой и сказал, что надо заменить какой-то там блок. Как он ушёл, я сразу и забыла, какой.
- Ну, а муж что? – спросил без всякой подоплёки и интереса Иван Ильич, затаив дыхание.
Улыбка сошла с её лица, оно затвердело, заморщинилось, превратившись из девичьего в женское.
- Не держу лишней мебели, - отрезала как гильотиной, - особенно громоздкой.
«Понятно, почему ты такая скованная, - понял понятливый спутник, – «держишься, словно натянутая струна».
- Зачем? – с глухим раздражением спросила она. – В качестве приложения к дивану? Или заставкой к телевизору?
- Ну как зачем? – попытался он ослабить струну и несколько реабилитировать того, кто её натянул. – Семья, всё же.
- Для меня семья – семь Я! – безапелляционно отчеканила Элеонора Васильевна. Нет, Иван Ильич не ошибся – он слышал Элеонору-2. – А сейчас нет и двух. – Голос её чуть не сорвался. – Родственники, конечно, есть. Взрослый сын… Но это уже не семья. Да нам с Джулией не скучно. – Выражение лица и наигранно весёлый голос выдавали, однако, другое.
Семейный человек непроизвольно вздохнул.
- Нам с Сударем – тоже. У меня аналогичная ситуация.
Она с любопытством посмотрела на него сбоку.
- Сочувствую… или поздравляю. Как хотите.
Он пока никак не хотел – его пружина давно ослабла и покрылась ржавчиной отвращения к своей бывшей семье и к семье вообще. Прошлись немного молча, думая каждый о своём. Её думы он, естественно, не знал, а сам думал о том, что хорошо идти с приличной женщиной рядом, не пересекаясь ни в чём. Собаки им не мешали, увлечённые своими собачьими играми и обнюхиванием старых собачьих следов. Иван Ильич порадовался за них и тому, что пришли пораньше, и нет новых русских со звероподобными собачарами, и не надо Дарьке их отгонять от Юльки. Как говорится: нет худа без добра. Чтобы как-то прервать затянувшееся молчание, он великодушно предложил, надеясь на вежливый отказ:
- Кстати, - а почему «кстати» не понял сам, - я мог бы, наверное, починить ваш телевизор, чтобы вам было не так уж скучно, - хотя очень сомневался, что петросянцы способны развеять даже малую скуку. – Назначайте время, и я приду… как можно раньше.
Они оба освобождённо рассмеялись, и она перестала быть Элеонорой.
- Я подумаю, - не отказалась Вера Васильевна от лестного предложения.
А Иван Ильич сразу же испугался, представив, что потом придётся сидеть у неё за столом, пить благодарственное вино и о чём-то говорить. А совсем потом… Нет, нет, она не похожа на скоропадающие сорта скучающих дам.
- Давайте, - прервала она его опасения, - прекратим неинтересные экскурсы в личную жизнь и сосредоточимся на общественных и общесоциологических вопросах жизни нашей, барахтающейся по колено в грязи, страны. – Она сменила не только тему прогулочной беседы, но и движение, развернувшись на 180°. – Вчера вы разбередили… - вчера он, помнится, в основном молчал, - …мою гражданскую совесть печальными размышлениями о демографической катастрофе в родном государстве.
«Э-э», - мысленно скептически усмехнулся он, - «похоже, я разбередил не совесть, а кое-что другое. Напрасно закидываете удочку, дорогая, у меня хватит совести, чтобы не поддаться на демографическую авантюру. Мы с вами, милая моя Вера Васильевна, птицы разного полёта: вы – Соколова, а я – Петушков».
- И я, поразмыслив, - продолжала хищная птица, - поняла, что в демографической политике у нас неправильно расставлены акценты.
- То есть? – спросил Иван Ильич, чтобы поддержать разговор на неинтересную для него тему.
Она на ходу чуть повернулась к нему и, улыбаясь, ошарашила гнилым плодом долгих размышлений:
- Надо так называемый материнский капитал заменить отцовским.
Он никак не выразил своего отношения к рокировке, ожидая продолжения. И ещё подумал, что ему бы после трат последних дней какой-никакой капитальчик не помешал.
- Представляете, сколько сирот обретут утерянное отцовство? – радовалась она социальной находке. – Сколько алиментщиков сумеет расплатиться с долгами? Капитал вернётся к детям, а должники получат возможность жить спокойно, не прячась, и с новой энергетикой взяться за воспроизводство рода человеческого, рождая бум демографии. Тем более что капитал будет увеличиваться не в соответствии с инфляцией, а в соответствии с количеством продукции. Как вам моя идея?
- Блеск! – по-современному похвалил он демографию и почему-то не к месту и не ко времени вспомнил о предателях, а потому и идея, и её автор не вызвали должного воодушевления. – Но мне по возрасту не светит ни материнский, ни отцовский капитал.
Она по-женски точно уловила в его голосе апатию и, слегка обидевшись, убрала улыбку и ускорила ход. А он подумал: «Умная баба, но дура!». Доверительного разговора не получалось.
- Да, - согласилась после очередной короткой паузы умная дура, - идея, конечно, не блеск. Есть и более насущные проблемы, над решением которых в одинаковой мере бьётся и всё общество, и каждый член его, а не какая-то одна угнетённая половина.
- Что вы имеете в виду? – сухо спросил он без всякого интереса к её фантазиям-загибонам. «Говорила бы о чём-нибудь насущном, если уж так хочется поболтать, посплетничала бы как любая нормальная женщина, а то выпендривается ни для ради чего, только чтобы показать свою заумь. Личные темы, видите ли, её не устраивают! Ну и помолчала бы!»
Раздражение против всего и всех всё больше и больше охватывало Ивана Ильича. Захотелось домой на успокоительный диван. Да и собаки, устав от игр, трусили следом, не приставая друг к другу в отличие от хозяев.
- Да хотя бы ЖКХ, - попыталась она реанимировать занимательность затухающей беседы. – Эти пресловутые долги населения и предприятий сантехникам. Как от них избавиться?
- Проще пареной репы! – рассердился хмурый спутник, раздосадованный глупыми рассуждениями на безнадёжные темы. – Достаточно использовать предновогодний шопинговый опыт.
- Снизить тарифы в конце года? – догадалась баба-не-дура.
- Задрав их