Да пошли вы все!.. Повесть. Глава 2

едкой иронии, намекая на незавидную судьбу локатора.
- Он от неё отказывается… и увольняется, - опять ответил взвинченный руководитель и решительно придвинул к себе начатую схему.
Викентий Алексеевич немного повременил с выражением своего отношения к сногсшибательной новости, а потом спросил у виновника ссоры:
- Решился всё-таки?
- Так ты знал? – отшвырнул схему Иван Ильич. – Знал и молчал? – Теперь он насмерть обиделся на обоих, сплётших подлый заговор у него за спиной, чтобы загубить перспективное дело.
- Обсуждали как-то в общих чертах, - сознался второй заговорщик.
- Да болтали просто! – встрял в оправдание первый. – О том, как выжить с нашей нищенской зарплатой. Ни о чём конкретном, - защищал подельника.
А тот и не нуждался в защите. Прагматик до мозга костей, подчиняющийся только велениям разума, Викентий Алексеевич Брызглов был отличным математиком-практиком и даже кандидатом физико-математических наук. Но главным достоинством респектабельного мужа было не это, а жена – пресс-секретарь институтского ректората. Вхожая во все кабинеты, посвящённая в самые сокровенные тайны, она запросто могла замолвить, где надо, доброе словечко, а то и капнуть грязцой, и никто не хотел портить отношений со всемогущим ректорским оракулом, а потому – и с её мужем. Умный Викентий Алексеевич никогда, однако, не пользовался отблесками жены, отдав полную прерогативу влияния ей, и никогда не обнажал тайны подковёрной свары учёных мужей, но не отказывался от блата для добывания дефицитных приборов, материалов и деталей для своих. До сих пор тройка жила слаженно, в полном понимании и согласии: один придумывал, второй делал, третий снабжал. И вот наступил разлад.
- Что касается меня, то я не сомневался, что Павел Андреевич скоро от нас уйдёт, - продолжил злободневную тему тайный астролог-математик.
- Чем же мы ему не угодили? – пробормотал пострадавший руководитель. – Ах, да! – вспомнил. – Зарплатой!
Брызглов помолчал, ожидая дополнительных эмоциональных взрывов, но, не дождавшись, отверг финансовую причину.
- Низкая оплата, конечно, не последняя причина, но, думаю, что и не первая. В конце концов, наш уважаемый мастер на все руки вполне мог бы подрабатывать и у нас не меньше и давать в долг бедствующим товарищам вместо тебя, - он посмотрел на Ивана Ильича.
- Что же тогда? – уже вяло допытывался тот, не соображая, куда и в чью сторону гнёт ушлый прагматик.
- Хватит вам, умники, перемалывать мои и без того ноющие мослы! – взвыл виновник разлада и ушёл с чайником за водой.
- Ты не хуже меня знаешь, - обратился к половинной аудитории философ-математик, - что у каждого человека есть в жизни одно-единственное и главное предназначение, для которого он родился и живёт. – Иван Ильич отупело уставился на него, не поняв зигзага мысли. – К сожалению, редко кто догадывается какое. Иногда некоторых счастливцев осеняет в молодости, но большинство – в зрелые годы, когда жизнь порой неисправимо испорчена. – «Это он обо мне», - подумал Иван Ильич. – И тогда очень трудно изменить себя, поменять дело, которому посвятил многие годы, и найти силы для новой, можно сказать, праведной жизни. Павел Андреевич нашёл.
- Для спекуляций, - фыркнул оппонент.
- Зря ты так, - поморщился Викентий Алексеевич, не приемлющий крайних суждений и старающийся свести нешуточную размолвку к мировой. – В нём всегда просматривалась коммерческая жила, только ты, занятый делом, не замечал. С нами он просто-напросто тянул лямку вопреки себе, кстати, во многом из уважения к тебе. И, может быть, немножко завидуя. – Иван Ильич фыркнул без слов. – Нельзя безапелляционно требовать от всех любви к твоему делу, а значит и к тебе самому.
- Вот и договорились! – вспыхнул учёный эгоист. – Я – виноват!
Вошёл тот, кто нашёл и должен был уйти. Поставил чайник на электроплитку и разрешил:
- Травите бедного хохла дальше.
- Кого травить? – вошла Жанна Александровна. – Хочу поучаствовать.
- Шматко, - обрадовался союзнице в правом деле Иван Ильич. – Ему, видите ли, вздумалось уволиться.
- Та-ак! – Божия жена гневно посмотрела на съёжившегося за столом Павла Андреевича и улыбнулась так, как улыбаются, найдя врага. – Крысы побежали с тонущего корабля! – Одна из них дёрнулась, привстав и намереваясь грубо ответить, но постеснялась женщины и жены начальника и медленно опустилась на стул. Казалось, что это не чайник шипит, а из Шматко выходят с шумом последние душевные пары. А жена и женщина, обозлённая другими, продолжала добивать подвернувшуюся жертву: - Но травить я тебя не буду – детей жалко. Живи и мучайся совестью, если она у тебя ещё есть. – Повернулась к Ивану Ильичу и отчеканила: - Я ушла в институт!
- А Михаил Владимирович придёт сегодня? – успел бормотнуть обнаглевший помилованный.
Жанна Александровна смерила его с головы до чайника фиолетовым взглядом синих глаз.
- Он болен, - сказала так, как будто муж отбыл за наградой, и добавила едко: - Если бы знал, что ты смываешься, обязательно бы пришёл, чтобы с удовольствием подмахнуть твою отходную.
Резко повернулась ко всем спиной и ушла, резко отворив дверь и хлопнув ею, а все трое мужчин, естественно, проводили зачарованным взглядом вихляющую джинсовую задницу. Викентий Алексеевич коротко вздохнул то ли от того, что никак не удавалось притушить кадровую распрю, то ли от того, что чудное видение исчезло.
- Ещё одна бескомпромиссная душа мается, ожесточённая семейными неприятностями, - произнёс он, то ли пожалев, то ли осудив.
- Фрейд! – догадался Иван Ильич, в чей огород полетел камешек.
- Как нам нравится взваливать на плечи соседа своё скверное настроение и злорадствовать, когда он переживает наравне с нами, - тянул длинную мысль психолог-математик.
- Ницше! – попытался увернуться от второго булыжника добрый сосед.
Двойная похвала, однако, не смутила Викентия Алексеевича. Он знал себе настоящую цену и не разменивался по мелочам.
- К сожалению, создатель впопыхах, наверное, наделал много брака: кому-то отмерил с избытком таланта, но недодал элементарных понятий об общественной жизни, кому-то – наоборот, - высказал замудрую мыслю теолог-математик.
- У тебя – фифти-фифти… - польстил Иван Ильич, уклонившись от третьей глыбы.
- Надеюсь, - скромно согласился прагматик-математик.
- …ни того, ни другого, - продолжил льстец.
- Грубо! – Викентий Алексеевич явно обиделся. У затухающего конфликта вместо консенсуса мог возникнуть аппендикс. – А для таланта – пошло!
- Сам напросился, - смущённо огрызнулся пошлый талант, чувствуя себя неправым.
- Как ты не поймёшь, - чуть повысил голос «фифти-фифти», пытаясь вернуть нить примирения в свои руки. – Нигде, ни в чём и никогда не должно быть застоя. Особенно в творческих коллективах. Мы долго и дружно плыли в одной лодке, но в последнее время – разными курсами. Павел Андреевич, управляя парусами, стремился к неведомым манящим странам коммерции…
- Приплыву, - втиснулся парусный матрос, - ни одного из вас не возьму даже простыми менеджерами.
- …я, - продолжил плавание виртуальный навигатор, - потихонечку грёб вёслами к ближнему скалистому берегу политики, а ты рулишь в безбрежные океанские просторы науки.
- Так ты тоже отплываешь? – воскликнул опешивший от новой неожиданности несчастный руководитель.
- Да, - подтвердил лодочник, - но не сейчас.
- Убил! Утопил! Распял! – взвыл Иван Ильич, не желающий никаких ротаций. – Ты же один раз уже сел на мель! – напомнил скрытому отщепенцу.
Викентий Алексеевич никогда не скрывал своей приверженности к высокой политике и того, что решил посвятить всего себя всецело хлопотному и бескорыстному служению народу вообще и обездоленным массам конкретно. До сих пор это полит-хобби никак не отражалось на работе группы. Даже неудачная баллотировка проскочила, будто её и не было, и Иван Ильич только подшучивал над незадачливым кандидатом в народники, не представляя, какой подводный камень образовался вдруг в его океане.
- То был первый блин комом, - привычно оправдывался прожжёный политик, - дилетантский опыт самонадеянного самовыдвиженца, предложившего районной толпе, спаянной местечковыми мусорными интересами и кухонно-уличными знакомствами, ум, образованность, культурность, деловые качества и реальный план преобразования района в лучший. Зачем им депутат, отличающийся по менталитету, да ещё и незнакомый? Естественно, что они выбрали своего – забулдыгу, лодыря, болтуна и пьяницу, и теперь не знают, как от него избавиться. А я, поумнев, нацелился на городской уровень. Там многочисленных избирателей уже не волнует подноготная кандидата, и чем выше избирательный уровень – тем меньше спрос на биографию его. Важнее становятся солидная внешность, приятный голос, хорошо подвешенный язык, щедрость в обещаниях благ и обтекаемая программа, одобренная местным отделением правящей партии. Всё это, как вы знаете, у меня есть. Есть и авторитет среди партийцев, составляющих костяк административного аппарата города. Осталось убедить в моей лояльности местных олигархов, которые наряду с администрацией города определяют победу кандидатов на свободных выборах, заставляя выборщиков отработанными способами кнута и пряника следовать их указаниям, а не то… и работу потерять можно. А выбранным никогда не надо забывать, что в парламентах они представляют не народ, а власть. Кто платит, тот и музыку заказывает. На этот раз я убеждён, что догребу до берега.
- То, что ты говоришь, противно до тошноты! – поморщился активный избиратель, давно забывший, как выглядит избирательная урна и чем она отличается от мусорной по форме и содержанию.
- Противно? – жёстко переспросил потенциальный слуга народа. – А что не противно?
Поскольку никто из двух слушателей с богатым жизненным опытом, впрочем, как и сам кандидат, этого не знал, то пришлось Викентию Алексеевичу кратко перечислить то, что противно:
- Противно видеть, как рождается человек, как он растёт, опорожняясь в штаны, как учится врать и манкировать учёбой. Противно, когда выросшие оболтусы курят, надуваются пивом и клянчат у родителей деньги. – «Моя, вроде бы не курит и пива не пьёт», - обрадовался Иван Ильич. – Противно видеть открытый секс. Ещё гаже наблюдать, как люди жрут, отращивая дирижабли и загаживая всё вокруг. Противно, когда из жадности они забазаривают квартиру, предают друзей и знакомых ради выгоды. Омерзительно плебейство из страха потерять работу и ради большей оплаты и высокой должности. Противно воровство и пьянство, притворство ради того, чтобы выглядеть как все, чванство, грубость и безнаказанное взяточничество чиновников. Противно видеть умирающих, противно…
- Хватит! – взмолился Иван Ильич. – А то уже дышать нечем! Неужели для тебя нет ничего хорошего и приятного?
- Есть! – обрадовал пессимист-математик. – Садись перед телевизором – он ведь у нас окно в мир – и смотри: там всё приятное и хорошее. – «Особенно петросянщина!» - вспомнил Иван Ильич любимую передачу.
- Зачем же ты лезешь в эту грязь? – спросил, недоумевая.
- Ради власти, - не раздумывая, ответил Викентий Алексеевич, и лицо его ожесточённо напряглось, а взгляд устремился куда-то вдаль, за пределы комнаты, города, всего видимого, и Иван Ильич понял, что тот не врёт,