Между Сциллой и Харибдой. Часть 2. Гл. 3.

                                   Глава третья.

      Откровенно говоря, не по душе было Шмаэлю это поручение  Великого Герцога  Асмадея. Но такова уж была участь всех Полупадших. Приходилось все время изворачиваться, чтобы удержаться на плаву и не потерять место, а, возможно, и нечто большее. Нет, жизни его, конечно, ни что не грозило. Кто может лишить жизни Бессмертного. Правда, поговаривали, что Создатель да, вроде как, и Темный Ангел,  но этот, правда, только в своей ипостаси, обладали такой властью. Но на памяти Шмаэля, а память у него, надо сказать, была отменной, что зачастую даже мешало его и так нелегкому существованию, так вот, на памяти его, такого не происходило, ни разу. Но впасть в немилость, а это автоматом неминуемо лишало провинившегося всех постов, привилегий и даже неприкосновенности, а зачастую грозило длительной, не на одну вечность ссылкой в какое-нибудь захолустье, или, чего уж хуже, и вовсе в Хаос. Ну, в общем, впасть в немилость, это вам – пожалуйста. Это сколько угодно.
     
      А к кому отнести Полупадших?  К Верхним?  К Нижним?  То-то и оно. Вот и приходилось Шмаэлю опасаться неожиданностей с обеих сторон. А тут еще внутренние разборки с завистниками. Того и жди какой-нибудь гадости от своих. Уж больно тепленькое место - эмиссар по особым поручениям. И желающих на него среди Полупадших было, хоть отбавляй.
Так что, когда после просмотра ролика о Зойкиной непутевой жизни Великий Герцог Асмадей,  по горло загруженный выпитым коньяком, уже после отбытия Архистратига в свою резиденцию, поманил его пальцем, Шмаэль понял, ничего хорошего ждать не стоит.

     Так и случилось.
     - Ты, вот что, Голуба моя, - Трехголовый дыхнул на него крепким коньячным запахом. – Ты мне эту барышню доставь для приватного разговора. Не возражай, не возражай, уважаемый.- Остановил Герцог, пытавшегося,  что-то произнести Шмаэля, коротким жестом руки. – Знаю я, что ты мне скажешь. Мол, как же так. Мол, Архистратига надо ввести в курс дела. Без его резолюции и так далее… - Так, вот. Архистратигу не до барышень будет. Ему с этим балбесом, как его?  -

     - Со Стрючковым. – Напомнил Шмаэль.
     - Во-во. Со Стрючковым разгрести нужно. Фемида, если я не ошибаюсь, за последнюю тысячу лет такой вердикт вынесла на обсуждение впервые. Раньше все понятненько было: грешил, воровал, возжелал жену чужую, я уж про убийства и не говорю, короче, забыл про заповеди  – наш человек. А теперь, вона, как. Вроде, все тоже самое, однако,  вовсе и не тоже. Ведь видно и понятно -  ну, грешит, дальше некуда.  Так давай его сюда, на цугундер. А он раз и на детский дом малую толику отделил. Вроде, как благое дело. Детишки это святое. Или, без микроскопа видно, на нем клейма ставить негде. А он раз, и храм на горе отгрохал. Вот тебе и весь хрен, до копейки. –

     - Какой, какой хрен? – Не понял Шмаэль.
     - Какой, какой, да вот такой. До копейки. - Трехголовый изобразил неприличный жест рукою. - На Земле так сейчас многие говорят. Но я не про это. А про что же это я? – Великий Герцог с досадой почесал за ухом.-  Ну, вот мысль мою загубил.

     -  Хрен на горе отгрохал. И весь храм до копейки. -  Посмеиваясь, напомнил последнюю мысль Великого Герцога Шмаэль.
     - Ну, да, и весь храм, тьфу ты, хрен а не храм. Но все равно -  до копейки. Да и остальное все в том же духе. Научились людишки за последние тридцать лет и с Богом ладить, и с Чертом. Одновременно.  Вот, отсюда и путаница. Но раньше как-то выкручивались. Все-таки, что-то явно перевешивало. Грехи ли, благостность. А тут видишь, какой хитрец этот твой, Сморчков. -

     - Стрючков. – Поправил Великого, но весьма пьяного Герцога, Шмаэль.
     - Да, какая разница, Стрючков, Сморчков, Сверчков. Все они одним миром мазаны. Так и норовят грешки свои благими делами прикрыть. И, чем больше грешков, тем надежнее стараются их прикрыть. Научились, засранцы эдакие. – Великого Герцога изрядно качнуло. Шмаэль попытался поддержать его под локоток:
     - Я сам. – Великий Герцог вырвал руку. – Вот я и говорю. Научились, засранцы эдакие. – Чему научились эти засранцы, великий Герцог так и не договорил. Переключился на другую тему:
     - Завтра на Президиуме долго разбирать этого Сучкова  будут. – Шмаэль не стал поправлять Трехголового. Понял – бесполезно. Великий Герцог продолжил неожиданно абсолютно трезвым голосом, вроде и не пил ни грамма:

     - Вот пока они там будут дискутировать по этому поводу, ты мне барышню  и подгони ненадолго. Никто и не заметит. Сюда, к себе и подгони.  А заметят, ничего страшного, Не до того будет. Да и ты не лыком шит. Найдешь, что сказать. А уж, за мной не пропадет. Ты меня знаешь. -
     - То-то и оно, что знаю. – Обреченно пробормотал Шмаэль.
     - Что? - Не расслышал Великий Герцог, или вид сделал, что не расслышал.
     - Я говорю, знаю. За вами не пропадет. -
     - Вот, вот. – Довольно улыбнулся Асмадей,  одновременно обеими руками залез в карманы камзола, вынул обе головы, а надо сказать, что во время просмотра Зойкиной истории, Архистратиг заставил Великого Герцога убрать лишние. Уж больно рьяно реагировали бычья с бараньей на все происходящее на экране. Так вот достал Герцог обе головы, прицепил их на место. Галантно поклонился Шмаэлю и направился к лифту. Шмаэль услышал, как баранья проблеяла в нетерпенье:
     - Ну, расскажи же, расскажи. Чем вся эта история с девчонкой закончилась? Нам из кармана ничего не видно было.
     - И на слышно. – Промычала бычья голова.
     … Вот такие вот делишки навалились на нашего Шмаэля. Ну, «куда было бедному крестьянину податься». И впрягся  эмиссар в это дело «по самое не хочу».