Да пошла ты… - вскипел неприличный отец и отключил мобильник, который ещё несколько раз включал гаишную сирену, а потом успокоился.
А Иван Ильич долго ещё не мог успокоиться, переживая тянущий, вяжущий шлейф прошлого супружеского терпения. Хорошенько попереживать помешал, однако, звонок в дверь. «Чёрт!» - выругался он. – «Одно к одному!» - и отпер дверь. За ней стояла смущённая Марья Ивановна и, конечно, с тарелкой, на которой лепились друг к другу большие пельмени.
- Здравствуйте, - улыбаясь, поздоровалась навязчивая соседка с улыбчивыми кроткими глазами. – Вот, - протянула тарелку, - попробуйте вареников с капустой.
Ивана Ильича даже передёрнуло, и он, еле сдерживаясь, ещё под впечатлением приятного телефонного разговора, сердито выговорил повышенным тоном:
- Марья Ивановна! Ну, зачем вы? Ну, не люблю я ни капусты, ни теста. И вообще: перестаньте меня пичкать! Что я – немощный какой? – как будто отругал.
Она неловко убрала тарелку к груди, густо покраснела и вот-вот готова была расплакаться.
- Ой, а я старалась, - еле выговорила дрожащими губами.
Он не хотел ни слышать ненужных поучений, ни принять ненужных забот.
- Да не пропадут, - лихо успокоил ни за что, ни про что обиженную соседку, - ребята смолотят – им, молодым, много надо. Спасибо, и больше ничего не приносите. Лучше расскажите, как работа, что с мужем.
Она низко наклонила голову и тихо сказала:
- Работа как работа. О муже ничего не слышно, - повернулась и ушла к себе, не взглянув на грубияна.
«Вот и хорошо», - проводил он её глазами с неприятным осадком на душе. – «Давно пора было прекратить это материнское опекунство».
Вместо законного диванного балдения пришлось вытряхиваться из квартиры и проветривать загаженные мозги. Дарька, естественно, не возражал. С передышками, в темпе брежневских пятилеток, дотелепали на трёх до улицы за кварталом. Там малыш вместо того, чтобы повернуть направо, к далёкой лесной аллее, повернул налево, в сторону ближней свалки. И даже ускорил инвалидный ход, иногда по забывчивости касаясь асфальта больной лапой, а Иван Ильич на двух здоровых еле успевал за ним. Хорошо, что свалка была недалеко, а то пришлось бы в задышке хвататься за левый бок.
Среди мусорных куч движение замедлилось и началось тщательное обследование почтово-мочевых распечатанных бандеролей и ознакомление с оставленной корреспонденцией. Дарька делал это так обстоятельно, что хозяин затомился в бездельи и стал присматривать какой-нибудь внушительный курганчик, чтобы увековечить его своей внушительной фигурой, но не решился увековечивать и без того высокие кучи мусора. Наблюдая за Дарькиными изысканиями, он, интеллигент начитанный, вспомнил, что преступникам свойственно возвращаться на место преступления, но, чтобы туда возвращалась жертва, этого не помнил.
- Дарька, - увещевал он жертву, - бесполезно, ничего не вычитаешь, сослали без права переписки.
Глаза малыша стали тусклыми и грустными. Он был согласен на новую трёпку, лишь бы быть в стае. Вдруг он спохватился, наверное, уловил свежий след и побежал на четырёх в лес, а Иван Ильич на двух – следом. Тревога, однако, слава Курочкину, оказалась ложной. Попусту побегали-походили-понюхали-полизали среди кустов и редких деревьев, пока пёс окончательно не выдохся. Хозяин взял его на руки и понёс домой, успокаивая:
- Не расстраивайся, ещё не раз достанется с твоим характером.
Удручённый бесполезной прогулкой Дарька отказался от ужина и, лёжа в уединении на подстилке у стола, безучастно слушал чтение вслух занимательной книжки о правильном уходе за сородичами, для которых, как и для хозяев, самым правильным было бы оставить их в покое и не лезть в собачью жизнь с вредными человеческими привычками-командами. Иван Ильич никак не мог осилить первого параграфа о правильном кормлении, когда натуральный пёс не желал есть ни правильно, ни неправильно. Пришлось и самому за компанию ограничиться чаем. Дарька к тому времени опрокинулся набок. Можно и хозяину опрокинуться. Перед тем, как заснуть, успел удовлетворённо подумать: хорошо всё же быть одному, когда никому не обязан, и тебе никто не должен.
(Продолжение следует)
