горели ровно. Кажется, он прощал.
- А если прощаешь, то дай мне силы открыть хоть одну дорогу! Или мои друзья усомнятся во мне.
Она не стала гасить свечи. Они догорали и гасли, одна за одной, и тогда комната наполнялась приятным запахом парафина. Она лежала на кровати и глядела на распятие. Сейчас ей было спокойно, хоть мысли и вертелись все время вокруг той белой поляны, над которой смыкались невидимые стены... Незнакомый шаман запечатал дорогу смертельным проклятием, и это был вызов. Но об этом лучше думать завтра. А сейчас надо спать.
Грета завернулась в кокон одеяла и стала рассказывать себе сказку про Полигон. Когда-то, давным-давно, никакого Полигона не было, а были зеленые нивы и колосящиеся поля. Проселочная дорожка петляла по холмам, а еще была чистая река с плакучими ивами. И стояла церковь. Там, где сейчас Фундамент... Грета видела похожую церквушку на одной из старинных гравюр. Небольшая, с веселыми блестящими куполами. В нее даже не обязательно было заходить, достаточно скользнуть взглядом и сказать: "Монстроборец, прости!" - и на душе становилось легче, настолько святым было то место.
А потом пришло зло.
Грета знала, что по ночам все железо Полигона выкапывается из мерзлой земли и сползается в одно место, где собирается, как конструктор, в железного тиранозавра. И идет гулять, с лязгом, грохотом и воем. Именно этот тиранозавр и сожрал белую церквушку с веселыми куполами. Сожрал, как пирожное, оставив лишь фундамент. И тут же ландшафт изменился. Проселочная дорога исказилась бороздами траков, ивы исчезли, река изменила свой цвет. Дракон взревел, отряхнулся, и во все стороны полетели пули. А потом он выпрямился, поджав передние недоразвитые лапы, и плотоядно поглядел на спящий город.
Его нельзя было убить. Он был изначально мертв. Но его можно было отогнать одним-единственным артефактом. И эта волшебная вещь была у Греты.
Это случилось пару лет назад. Они с Клайсом катались на велосипедах и случайно наткнулись на фундамент. Конечно же, они полезли смотреть, что там такое! За раскиданными ударной волной каменными блоками они обнаружили подвал. Целую неделю они потратили на то, чтобы расчистить вход. О своей тайне рассказали только Полу, и он притащил лопаты. Работа пошла гораздо быстрее. Наконец, они проникли внутрь. Пол включил фонарик, и все ахнули. Несколько толстых прямоугольных колонн поддерживали каменный свод. Бетонный пол был завален кучами мусора. А на потолке... Сначала Грета испугалась и даже вскрикнула, настолько неожиданным было то, что она увидела. Клайс тут же оказался рядом, прижал ее голову к своей груди и вскинул руку, думая, что рушится потолок, а Пол направил вверх свой фонарик. И они восхищенно уставились на фреску. На потолке был нарисован Монстроборец. И у него было ЛИЦО!!!
Сначала они это не поняли. Просто что-то было не так. А потом Пол сказал: "У него же лицо!", и Грета содрогнулась от ужаса и восторга. Конечно же, была клятва, и они кололи себе пальцы, чтобы расписаться кровью, что нигде, никогда, ни при каких обстоятельствах... "Иначе нас сожгут", - добавил Пол. - "За то, что мы видели.".
"Детей не сжигают", - возразила Грета. Пол только посмотрел, не стал ничего говорить, но от его взгляда ей стало не по себе.
"За это могут и сжечь", - сумрачно проговорил Клайс. И он был совершенно прав.
"Как же нам теперь быть?" - спросила Грета, не отрывая взгляда от ЛИЦА.
"Очень просто", - улыбнулся Пол. - "Мы замажем ему лицо. Здесь будет наш штаб."
Замажем лицо! Но это же... Кощунство!
"Не мы же рисовали", - буркнул Клайс, принимая сторону Греты. - "Какая разница!"
"Мы видели", - пожал плечами Пол. - "Мы уже должны бежать в Святую Палату с доносом. Разве не так?"
Что тут было возразить?
"И кто... это сделает?" - спросила Грета дрогнувшим голосом. Замазать Монстроборцу лицо казалось ей преступлением. А оставить - преступлением в квадрате.
"Я," - просто ответил Пол. - "Я беру это на себя."
И Клайс поглядел на него, как на героя.
А потом она нашла это распятие.
Прошло несколько дней, лицо Бога все еще не было закрашено, они с Полом и Клайсом возились, разбирая кучи хлама. Они не спешили. Ведь среди обугленных деревяшек (а ведь это наверняка - обгоревшие иконы, с такими же ЛИЦАМИ!), среди искореженных железяк и осколков витражных стекол попадались почти целые вещи. Так, Пол отыскал несколько книг, Клайс наткнулся на россыпь автоматных гильз и изрешеченную пулями, как он сказал, сутану священника, а Грета полезла с фонариком в нишу, и в куче осколков разглядела распятие.
Это было символично. Распятие словно говорило ей: "Давай же! Возьми меня, если сможешь! Заплати своей кровью, если не боишься!". Оно было большое и металлическое. И, кажется, с лицом. От азарта у Греты задрожали руки. Она задержала дыхание. "Только бы не отобрали!" - мелькнула мысль. Быстро оглянувшись, Грета увидела, что друзья поглощены раскопками не меньше ее. И храбро полезла в нишу.
Нельзя было кричать. Она поняла это сразу. Если хочешь добыть волшебную вещь - терпи.
Осколки изрезали руки, но она упрямо лезла вперед. Только бы дотянуться... Кровь текла по пальцам, распятие несколько раз выскальзывало и падало еще дальше. И Грета, глотая слезы, зарывалась вслед за ним все глубже и глубже.
"Грета! Ты что?" (Это, кажется, Клайс.) Не разобрать, чей голос, так колотится сердце. Ну где же ты... А, вот, блеснуло... Ох, какой осколок! Только бы они не стали тащить меня... Потому что это смерть...
"Грета! Ты же изрежешься!"
"Осторожно! Не тронь ее!"
"Грета!"
А вот и распятие. Зажать его покрепче в кулак, чтоб не выскользнуло - и назад... А как назад, если кругом - острые осколки? Но друзья уже разбирают завал, если лежать и не шевелиться...
"Грета! Ты жива?"
Главное - не шевелиться. Ох, и больно же!..
Она слизнула с железа собственную кровь, посветила фонариком на распятие. Да, точно такое же лицо, как и на фреске... Ты прости, Монстроборец, но мне придется стереть твое лицо. Иначе меня сожгут. Теперь нельзя, чтобы ты смотрел на мир своими глазами. Слишком страшным стал этот мир... Или он стал таким потому, что у тебя исчезло лицо? Прости меня, ладно?..
Кто-то тряс ее, переворачивал, осторожно ощупывал тело. Она открыла глаза. Клайс и Пол, бледные от страха, склонились над ней.
- Ну ты и дура! Зачем?..
Грета раскрыла ладонь. И показала распятие.
Они странно поглядели на нее. Но ничего не сказали. И только Пол, перевязывая раны своей рубашкой, заметил:
- Надеюсь, оно того стоит...
Оно того стоило. Оно было огромным и удобно ложилось в ладонь. Как кастет. Им можно было неплохо приложить. А потом Грета догадалась повесить его на цепь с крупными звеньями и стала брать с собой в школу. И это был выход, потому что с ножами и кастетами в школу не пускали, отбирая при входе, а распятие - это распятие. Не придерешься. И что действительно было волшебным, так это то, с какой скоростью зажили все порезы. Даже следов почти не осталось. А раны были глубокими, Клайс нес ее всю дорогу на руках...
Дракон в ее фантазиях боялся этого распятия. Он смешно сжимался в уродливый шар, теряя форму, и начинал отползать, оставляя запчасти. А еще Грета брала распятие с собой в свои странные сны. И первый раз изменила ветер, сначала во сне, крикнув незнакомые слова, вдруг вспыхнувшие плазмой по ту сторону век, а потом - наяву. И видела, как грозовые тучи, ползущие на город, словно наткнулись на невидимый барьер, растерянно замерли, а потом покатились назад. А она стояла на краю обрыва, вскинув руку с намотанной цепью, сжимая нижний край креста, и повторяла слова из своего сна... И чувствовала сумасшедшую силу. И сумасшедшую радость. Бог послал ей артефакт. Бог отметил ее своей милостью. Она любила Бога больше всего на свете. Может быть, даже больше, чем Клайса.
Может быть...
Когда на канделябре в углу погасла последняя свечка, Грета уже спала. Неслышно отворив дверь, в келью прокрался Клайс. Постоял над Гретой, слушая ее ровное дыхание. Потом поцеловал кончики пальцев и осторожно коснулся ими ее бледного лба.
Глава 2. ВОСКРЕСЕНЬЕ
1
Утром начался снегопад. Воскресный колокольный звон плыл над Окраиной в снежном сумрачном вихре, рождаясь из завываний ветра, то накатывая, то отступая прочь, но не замолкая ни на минуту. Грета видела эти колокола в зыбком полусне, и они были черными и огромными, они славили похоронным гудением милосердие Бога, говоря от Его Имени с теми, кто был готов услышать.
Еще она видела лазурное небо, и красные облака начинали складываться в слова, но потом загудела сирена пластмассового завода, небо поменяло свой цвет, и Грета окончательно проснулась. Ей было холодно. Ветер наполнял ее келью, ломился в окно, по полу тянуло сквозняком. Вставать совершенно не хотелось. Светящиеся цифры электронного будильника давали понять, что еще слишком рано.
Она закуталась поплотнее в одеяло и лежала, вслушиваясь в гудящую тишину. Впереди было воскресенье, огромный, долгий день, и воскресная школа, и праздник на Площади Милосердия, но, главное - Грету ждала встреча с Мареком, предводителем Бродяг. А это стоило обсудить с Клайсом.
Грета неохотно свесила ноги и нашарила тапки. Потом, стараясь не шуметь, прокралась в комнату брата. Она двигалась очень тихо, но Клайс открыл глаза, стоило ей переступить порог его комнаты.
- Ты чего вскочила? - шепнул он, усаживаясь в кровати. Она, в своем одеяле, залезла к нему в постель. Завертела головой. В комнате Клайса было довольно светло, в основном за счет стерео-плаката и неоновых планет под потолком. Даже распятие в углу светилось по контуру зеленоватым светом.
- В это время в больнице начинались процедуры, - ответила Грета шепотом. - Мне делали уколы.
- В задницу? - хихикнул Клайс. - Иди сюда...
- Вот еще!
- Они не скоро проснутся...
Он обнял ее за плечи.
- Классно, что мы теперь вместе...
- На улице снова зима, - вздохнула Грета. Положила голову ему на грудь. - Холодно...
- И куча снега, - прибавил Клайс. - Хоть жопой ешь! Надо будет построить крепость.
Грета вытащила из одеяльного кокона правую руку и показала ему гипс.
- Издеваешься?
- Зато теперь ты сможешь командовать постройкой. На законном основании, а не как в прошлый раз...
Они прыснули.
- Тссс... - Грета прислушалась. Родители спали. - Я вдруг подумала... Клайс, если бы они умерли, ты стал бы плакать? - она кивнула в сторону родительской комнаты.
- А ты?
- Я первая спросила!
- Ну... Э... - он вздохнул. - Если бы это случилось скоро, нас бы забрали в интернат.
- Вот говно...
- Все в порядке. Просто ты отвыкла.
- Знаешь, там, в больнице, было точно так же. Так же холодно...
Он обнял ее второй рукой.
- Вот бы однажды пришли люди из административного ведомства, - фантазировала Грета, - и сказали бы: Грета, Клайс, вас подменили в роддоме. Ваши настоящие родители любят вас и хотят, чтобы вы вернулись...
- Да, - подхватил Клайс. - Ваши настоящие родители - это министр пропаганды и его жена... И особняк тысяч за десять синих, и мотоциклы, и даже
