прекрасно светит! Как оно приятно греет! И речной запах. Запах свежей рыбы и талого снега. И приглушённые звуки далёкого города. И шёпот воды.
Не открывая глаз, Антон Викторович нащупал травинку, сунул в рот. Это восхитительно, с закрытыми глазами сидеть вот так, чувствовать кожей лица живительное солнце, вдыхать вкуснейший речной воздух, ощущать терпкость травинки во рту и знать, что неразрешимые, казалось, проблемы, решаются сами собой.
- Соси…
Антон Викторович услышал, как что-то тяжёлое с негромким хлюпаньем скользнуло в воду. Хрустнул лёд, плеснулась вода. Через некоторое время лёд хрустнул ещё раз. И плеснулось ещё раз. Звук раздался ниже по течению.
- А я бы поверил на слово, - негромко повторил Антон Викторович, не открывая глаз. – Хоть ты и сволочь, каких поискать… В отца, наверное…
Долго расслабленно сидел с закрытыми глазами. Почти уснул. Тело, потеряв контроль полусонного сознания, шатнулось, Антон Викторович очнулся.
Посмотрел вдоль берега. Полоса нетронутого льда. Лишь напротив край обломан, будто чем тяжёлым.
Антон Викторович встал, взглянул на машину. Разбитое окровавленное стекло. Даже если кто и видел всё со стороны… Вол шёл к воде сам, упал сам, утонул сам… Антон Викторович сидел на берегу и спал. Он устал за эти бессонные дни, пригрелся на солнце и спал. А когда проснулся – Вола не было. Наверное, ушёл. Чёрт его знает, пьяный был, наверное. А может наколотый. Или нанюхавшийся. Или колёс наглотавшийся. Кто его, придурка, знает! Зачем сюда приезжали? Посмотреть дачу, хотел продать по дешёвке. Место хорошее, на берегу Волги…
=6=
Антон Викторович пешком отправился в город. Полчаса до ГЭС, полчаса через ГЭС, потом до остановки.
Давно он не гулял по городу. Жизнь в последние годы как-то сжалась в пространстве и времени: работа, подработки, дом. Изо дня в день, много лет подряд по одной схеме, по одному маршруту. По одной накатанной дороге… Точнее – по бездорожью. Помнится, при советской власти ходил в кино, на концерты, на выставки. Гулял, отдыхал в парке. Сейчас отдать тысячу рублей за билет на концерт или в театр – чрезмерная роскошь. Гулять в парке? У медсестры в поликлинике муж погулял в парке… Наскочили сзади, ударили… И денег-то было в кармане – на бутылку хорошего пива… Два месяца лежал с переломом.
Город сильно изменился. Много роскошных коттеджей. Но стены домов и заборы исписаны черной краской: "Единая Россия - воры!" У ворот богатых домов начерчено: "Мы придем за тобой!" Лозунги стирать и закрашивать бесполезно, появляются вновь. Вот мелькнула в пластиковом окне злобная морда. Пацан с улицы изобразил ружьё, направил на окно: "Бах!" Морда исчезла. На задке испачканного джипа вместо надписи "Вымой меня" написали: "Готовится к экспроприации!"
В очередной раз Бог умер. Говорят, коммунисты были безбожниками. Да, они были безбожниками. Но Бога боялись! А эти, нынешние - крестятся, да Бога не боятся!
Из автобуса вышвырнули старика - не хочет платить за проезд. Старик с размаху ударил костылём по автобусным стеклам. Выскочил водитель с монтировкой. Выскочили пассажиры: "Не трожь!" Другой старик швырнул мелочь автобусному "мытарю" в лицо - подавись!
Это сопротивление. Негромкое, "подворотное", но уже сопротивление. Старики потерял остатки веры в "доброго царя". Когда же молодёжь проснётся?!
Народ уже ненавидит не только "царя", но и место, где он сидит. Народ ненавидит Москву. Причем не просто министров или чиновников, ненавидят всех москвичей.
Как радостно пел Советский Союз: "Москва моя, ты самая любимая!" А ведь искренне пели! Теперь искренне ненавидят.
Москвичи скупили всё. Скупили на деньги, стекающиеся к ним со всей страны. Москва - сборщик податей. Москва – ростовщик. Москва - вампир. Москва прибрала к рукам всё, что ещё работает. Что не смогла - "понадкусывала": обанкротила, разорила, перепродала иностранцам. Теперь в сознании народа москвичи – паразиты на теле России. И народ вынужден вкалывать на них, потому что остальная Россия разгромлена стараниями москвичей же. Москвич теперь враг остальной России.
Газеты, телевидение сообщают: "У Ксюши Собчак украли бриллиантов на шестьсот тысяч долларов", "Филя купил новый суперджип", "В столице открыт ещё один гей-клуб", "Алла построила баню в водоохраной зоне", "Самый популярный товар в московских супермаркетах - креветки, мидии и омары". Остальной стране куриных ножек бы дешёвых… Молодожёнам холупку бы однокомнатную… Детишкам бы спортклуб бесплатный… Московские журналисты свихнулись? Но ведь пишут-то правду, пусть и не так!
"Они нас не жалеют, - думал Антон Викторович. – Ни московские, ни местные кровососы. Почему мы должны безропотно терпеть эксплуатацию, насилие, шантаж? Почему они не выбирают способов, чтобы выжать из нас соки, почему они считают вправе насиловать наших дочерей, резать наших сыновей, а потом, за свои грехи, нас же и сажать в тюрьмы? Почему правители творят что хотят, и заставляют нас делать вид, что мы не видим, чего они творят, и не понимаем просходящего? Почему они не только плюют на законы, но и ставят те законы раком, и теми рачьими законами уничтожают нас? Да плевал я в таком случае на эти законы, условности, на моральные ограничения, на заповеди! С волками жить – по волчьи выть!
Антон Викторович зашёл в магазин… В супермаркет, по-теперешнему… Тьфу! Купил бутылку хорошей водки. Неизвестно, насколько хорошую, но, по-крайней мере, в красивой бутылке и дорогую. Взял две бутылки пива.
В аптеке попросил три ампулы корглицина, лекарства "от сердца". Простенькое такое, недорогое лекарство, которым ещё наши бабушки лечились от сердечной недостаточности. В советское время оно стоило рупь за пачку. Хорошее лекарство, но если ввести в организм чуть больше, чем надо, а тем более, в вену, сердце так стимульнётся, что, сжавшись, разжаться не сможет.
Дома аккуратно проколол иглой пробку бутылки, из шприца влил в водку лошадиную дозу снотворного. Положил в нагрудный карман двадцать тысяч, шприц с корглицином, рассовал по карманам куртки водку, пиво, и пошёл к Колодяжному. Сегодня срок предоставления гарантии по выплате долга. Колодяжный сказал, что вечером ждёт его с деньгами.
- О, дорогой! – радушно распахнул дверь Колодяжный. – Заходи! Ну что, с денежками? Мы тут с Лёхой, с другом моим по бизнесу, расслабляемся.
В квартире было мусорно и грязно. Колодяжный выгнал жену года три назад, недолго жил с молодой женщиной. Но от прижимистого и нечистоплотного телом и душой Колодяжного женщина сбежала. Сын поначалу ушёл с матерью. Да, видать, мешал ей устраивать жизнь. Некоторое время мотался от матери к отцу. А когда молодая жена ушла, окончательно переселился к отцу.
В прокуренной, заставленной вдоль стен пустыми бутылками из-под водки и пива кухне, за столом вальяжно сидел мужчина лет тридцати пяти. Упитанный, с пивным брюшком, как все мелкие бизнесмены. Снисходительно глянул на Антона Викторовича сквозь сигаретный дым. Пренебрежительно кивнул на пустой табурет: садись, коль припёрся.
Антон Викторович выставил на стол водку, пиво. Сел.
Лёха оживился.
Колодяжный стоял рядом, выжидающе молчал.
Антон Викторович ручкой вилки с громким "чпоком" откупорил пиво, налил полный стакан, выпил.
Друг Колодяжного с любопытством, Колодяжный скептически, наблюдали за пришедшим.
Антон Викторович налил второй раз, но отпил немного. Из нагрудного кармана вытащил пачку денег, бросил на стол.
- Здесь двадцать тысяч. Это проценты за отсрочку на два дня. Через два дня я решу проблему, - сказал Антон Викторович, не глядя на Колодяжного.
- Хорошие проценты за два дня, - позавидовал Лёха. – Слушай, а я тебе ничем не могу помочь за такие проценты?
Он рассмеялся и дружески хлопнул Антона Викторовича по спине. Свой человек!
Колодяжный сел, сгрёб деньги, спрятал в карман.
- Но два дня – крайний срок! Дольше я ждать не буду.
- Я же сказал, через два дня решу проблему, - убедил Антон Викторович.
- Нет, Максимыч, если человек даёт такие проценты… - Лёха завистливо вздохнул. - А ты, мне кажется, не обговаривал их? Думаю, это деловой человек, если без уговора даёт такие проценты. Давай-ка, обмоем это дело, чтобы не сорвалось!
Он взял бутылку, принесённую Антоном Викторовичем, оглядел этикетку. Одобрительно качнул головой. Достал из шкафчика ещё два стакана. С треском отвинтил пробку, разлил на троих, один стакан подвинул Антону Викторовичу.
- Нет, мужики, я водку не пью, - отказался Антон Викторович. – Я по пиву.
- Пиво без водки – деньги на ветер! – пошутил Лёха и настойчиво придвинул стакан. – Про "уважаешь-не уважаешь" сам знаешь, не маленький.
- Это водка без пива – деньги на ветер, - поправил Лёху Антон Викторович.
Он взял стакан, отлил половину в пиво, остальное разлил хозяевам.
- Извините, водку не пью.
Поднял стакан с "ершом", приглашая выпить.
Компромисс хозяев удовлетворил. Чокнулись, выпили. Антон Викторович отпил два глотка, поставил стакан.
Хозяева оживлённо рассказывали друг другу об успехах в бизнесе, хвастали, кто кого и как кинул. Жаловались на налоговую, на хозяев рынка, где торговали.
Антон Викторович оглядел "поле боя". Одна пустая бутылка из-под водки, вторая початая, ополовиненный двухлитровый баллон с пивом. Хозяева в подпитии, после "снотворной" водки их быстро "поведёт".
Через пару минут Антон Викторович почувствовал, что начал успокаиваться – проблемы отошли на задний план, сознание расслабилось безразличием. Пересилив себя, он решил ускорить "процесс" – разлил остатки снотворной водки в стаканы хозяев, поднял свой, предлагая выпить. Хозяева не возражали.
- Кофейку у тебя, случайно, нет? – спросил Антон Викторович у Колодяжного, чувствуя, что его сильно тянет ко сну.
Колодяжный указал на шкафчик.
Антон Викторович скипятил в заляпанном электрочайнике воды, развёл крепчайшего кофе, выпил.
Бизнесмены едва ворочали языками.
- Ну, давайте на посошок, да я пойду, - предложил Антон Викторович.
Колодяжный неверной рукой разлил из своей недопитой бутылки на троих, сунул стакан в руку Антону Викторовичу. Чокнулись, выпили. Антон Викторович даже не пригубил.
Через минуту торгаши беспробудно спали, уронив головы на замусоренный стол.
Антон Викторович толкнул одного, другого – мёртво. Вытащил из кармана Колодяжного деньги, двести рублей сунул обратно. "Да, приходил – чтобы вернуть долг двести рублей. Двадцать тысяч? Что вы, ребята, откуда у нищего врача такие деньги? Пивом угостил… Да, кофе выпил и ушёл…"
Нет, "дружан", ты меня не пожалел. И я тебя не пожалею.
Колодяжный свалился с табурета, громко стукнувшись о пол головой. Он лежал, разметав руки и раскрыв рот.
Антон Викторович вытащил шприц, снял с иглы колпачок. Подумал. Взял со стола нож, вставил ручку между зубов, чтобы рот не закрывался. Зафиксировал голову коленями, вколол лекарство Колодяжному под язык. Укол под язык так же эффективен, как в вену. Колодяжный слегка покорёжился.
Сел на табурет. Задумался.
Грязным полотенцем протёр нож, через полотенце взял его за лезвие, вложил в руку Колодяжному. Обмял ладонь
